class="p1">Таргитай вытер кровь с разбитой губы, прошептал:
– Понятно.
– Ни черта ты не понял, – бросил Олег презрительно. – Ты просто запомни!
– Запомню, – пообещал Таргитай. – Я все запомню.
Олег повернулся спиной и пошел к выходу, уже начиная разбегаться для прыжка в воздух. На исхудавшей спине лопатки ходили, как лезвия широких топоров, едва не прорывая кожу. Он весь был перевит тугими жилами, под кожей не осталось уже и капли простого мяса.
Внезапно Олег остановился, круто развернулся. Лицо его было в тени, но глаза блеснули красным, как у огромной летучей мыши:
– Таргитай!
– Я здесь! – крикнул Таргитай из конюшни.
Он высунулся, пальцы его бережно ощупывали разбитый рот, быстро напухающие губы.
– И еще одно, – предупредил Олег люто. – Если еще хоть раз заиграешь… или запоешь… я просто убью тебя.
– Олег!
– Убью, – повторил Олег с неожиданной яростью. – Просто убью. Без предупреждений.
Он повернулся, пал на каменные плиты, Таргитай снова не увидел момент превращения – темно, но из бесформенной массы взметнулась та самая страшная птица с красным гребнем, теперь совсем темным.
У Таргитая сердце оборвалось, в груди стало холодно и одиноко. Он сглотнул кровь, во рту все еще солоно, а губа лопнула, в глазах затуманилось, затем по щекам побежало горячее, попало на губы, защипало, снова соленое, и он понял, что горькие слезы смешиваются с кровью из разбитого рта.
Почти не понимая, что делает, да и зачем понимать дураку, он потащился в конюшню, где добрые кони, ни один не лягнул, даже не обругал…
Прошло еще два дня. Кормили все хуже, иной раз забывали бросить даже сухарик. Он терпел, иногда плакал втихомолку. Кони его жалели, а он, привязавшись к ним, всегда подсыпал свежий овес, менял воду, чистил и скреб, расчесывал гривы и хвосты.
Иногда коней разбирали всех, а когда возвращали, от коней пахло потом и кровью. На седлах и попонах он тоже находил пятна крови, но женщины, судя по их песням, возвращались с этих грабежей все целые, а кровь явно была чужая.
На сердце стало так тяжко, что руки в который раз пошарили за пазухой в поисках дудочки, но нащупали только ровные валики мускулов живота, что тоже стали мельче, исхудал.
Он бы стерпел, если бы не настырное пение, что доносилось то из дворца, то со стены, то вовсе чуть ли не из леса. Но опустилось солнце, на темнеющем небе начали появляться звезды, словно выныривая из синевы, а сладкий напев не прерывался… ему же так хотелось есть, хоть обгорелую корочку хлеба, что спать не мог, хотя кони всхрапывали успокаивающе, чесались и сопели уютно…
Напев начал рождаться сам по себе, он только мычал сперва и раскачивался, потом стали появляться слова, как эти звезды на небе, а потом слов стало много, хоть и меньше, чем звезд, мелочь не нужна. Таргитай оставил самые яркие, они вспыхивали и жгли ему душу, заставляли сердце биться чаще, а голодный желудок притих, устыдился, ведь на свете есть вещи важнее, чем набивать брюхо…
Он встал, спина распрямилась, а голос сам зазвучал громче и сильнее.
В ночи был шорох, быстрое движение воздуха, затем в двух шагах мелькнуло темное, оттуда разогнулся человек. Мрак был худ, ребра торчали, как прутья на остове корзины. Впадины ключиц запали, выглядели провалами.
– Великое… Не… бо, – прорычал он, слова с трудом шли из горла, что почти стало волчьим. – Ты как… поешь… как поешь!
Таргитай покачал головой, ему хотелось броситься Мраку на шею, выплакаться, но обида, странная гордость, нечто еще, чего не понимал, но что иногда просыпалось, властно держали на месте. Он пел, хотя знал, что поет не он, Таргитай, а то, что живет в нем, и оно тоже – Таргитай, но когда он, этот простой Таргитай, просто живет, когда живет просто, того особого Таргитая не достать…
Закрыв на короткий миг все звездное небо, мелькнула хищная крылатая тень. Мрак успел лишь повернуть голову, когда крылатый зверь ударился о камни, со стоном поднялся. У него ребра торчали еще сильнее, чем у Мрака. Глаза ввалились вовнутрь черепа, не видать, а голос проскрипел, словно шел из старого сухого дерева:
– Ты все-таки запел…
Таргитай кивнул с гордостью, вскинул голову выше – ну и убивай, а песня шла из него, как неудержимо идет великая река к водопаду, где срывается в бездну широкой грохочущей стеной.
– Ты все-таки запел… – проговорил Олег снова.
Мрак потянул носом, завертелся на месте, будто пытался поймать собственный хвост. Олег медленно шагнул к Таргитаю. Его раскачивало, словно уже разучился ходить, руки растопырил, но воздух прогибался, не давая опоры коротким пальцам, где на этот раз не оказалось перепонок.
От конюшни мелькнула тень. Мрак стоял, уже одетый – в чужие тряпки, но с перевязью за спиной, откуда торчала рукоять секиры. Зло швырнул под ноги Олегу грязное тряпье:
– Одевайся.
– Оде… одеваться? – переспросил Олег тупо.
Мрак гаркнул:
– До тебя еще не дошло?
– Что…
– Дурак, – сказал Мрак с горечью. – И я дурак. Мы же были в путах! Они нас околдовали!
Олег проговорил медленно:
– Я не ощутил колдовства. Его просто не было.
Таргитай оборвал песнь на возмущенном вопле:
– Как не было? Вы ж от меня отказались!.. Как вы могли? Ты сам, Олег, говорил, что я сокровище, какое еще поискать надо!..
Мрак потянул из-за плеча секиру. Жилистые руки с такой силой обхватили рукоять, что устрашенный Таргитай своими глазами увидел, как из-под пальцев закапал сок. По-волчьи грубое лицо перекосила злая гримаса:
– Черт бы их побрал!.. Меня одурачили!.. Меня!.. Бабы!
Олег тряхнул головой:
– Неужто… и меня?
Мрак рыкнул:
– А ты что за прынц?
– Не принц… но… я волхв… меня одурачить трудно.
– Ученого дурака дурачить проще, – прорычал Мрак. Его трясло, зубы лязгали, и лицо то начинало превращаться в волчью харю, то нехотя возвращалось в человечью. – Мы уходим аль как?
Олег проговорил медленно:
– Уходим. Конечно же, уходим… Через дворец?
– А как же еще? – прохрипел Мрак. Он захлебнулся слюной, закашлялся, добрый Таргитай стукнул по спине. Душа радостно ходила на ушах, он еще ничего не понял, но Олег совсем не убил, а Мрак уже предлагает здесь все бросить и уходить…
– Идем, – ответил Олег сумрачно. – Иначе стыдно будет смотреть в глаза даже козам.
Таргитай раскрыл было рот для вопроса, при чем тут козы, наконец-то можно поговорить, но оба одновременно метнулись к дверям дворца. Оттуда все еще неслись тихие нежные звуки, над крышами блистали яркие звезды, а россыпь звездной пыли протянулась от края неба до
