Ряд авторов связывали смерть Цвигуна, напротив, с его собственными расследованиями крупных дел о коррупции, нити которых вели и к членам, семьи Брежнева. Суслов был разгневан и, вызвав Цвигуна к себе, приказал ему прекратить расследование. Однако Цвигун уже не мог остановить набравшую ход машину следствия, за которым наблюдал и Андропов. Еще в 1990 году в небольшом пресс-бюллетене «Дом кино» был опубликован очерк Ильи Лукина об обстоятельствах этой драмы. «Для Цвигуна, — писал Лукин, — положение сложилось катастрофическое. Материалы следственного дела лежали у него в сейфе. Но в аппарате КГБ он оказался в полном одиночестве. К нему в кабинет никто более не заходил, он перестал принимать участие в обычных делах Комитета. Приезжал на Лубянку, запирался и ничего не делал. Вскоре наступила депрессия. В один из январских вечеров 1982 года он, как обычно, поехал на дачу. Вез его телохранитель. Цвигун попросил того показать свой пистолет, подержал его на ладони, словно взвешивая, и сказал, что пистолет очень удобный и легкий. Не уставной. Неожиданно он положил его в карман. Телохранитель удивился, но ничего не сказал. На даче валил снег, и охранник разгребал его широкой деревянной лопатой. Цвигун пошел по дорожке, спросил у охранника, куда она ведет.
— А никуда, — ответил тот, — к забору. Я тут расчистил немного, а у забора сугроб.
— Вот и хорошо, что никуда, — ответил Цвигун и пошел к забору.
Около сугроба он и застрелился»[228].
Еще в конце 1980-х годов в одном из управлений Министерства здравоохранения я познакомился со следующим документом:
«Усово, дача 43. Скорая помощь. 19 января 1982 г. 16.55. Пациент лежит лицом вниз, около головы обледенелая лужа крови. Больной перевернут на спину, зрачки широкие, реакции на свет нет, пульсации нет, самостоятельное дыхание отсутствует. В области правого виска огнестрельная рана с гематомой, кровотечения из раны нет. Выраженный цианоз лица.
Реанимация, непрямой массаж сердца, интубация. В 17.00 приехала реанимационная бригада. Мероприятия 20 минут не дали эффекта, прекращены. Констатирована смерть.
В 16.15 пациент, гуляя по территории дачи с шофером, выстрелил в висок из пистолета "Макаров". Подписи пяти врачей».
21 января во всех центральных газетах появился необычный некролог. Хотя Цвигун был членом ЦК, под его некрологом не было фамилий Брежнева, Кириленко и Суслова. Стояли подписи Андропова, Горбачева, Устинова и Черненко, а также членов коллегии КГБ; фамилии большинства из них мы узнали тогда впервые.
Смерть Цвигуна существенно и быстро изменила положение Андропова в системе КГБ, позволив взять на себя непосредственное руководство теми следственными делами, которые вел Цвигун, и изучить важные документы, которые тот предпочитал хранить в личном сейфе.
Смерть «главного идеолога»
Всего через несколько дней после смерти С. Цвигуна умер еще один человек, чья судьба и карьера были тесно связаны с судьбой и карьерой Ю. Андропова. Речь идет о Михаиле Суслове, которого почти официально называли главным идеологом, а неофициально — «серым кардиналом» партии. М. Суслов мало походил на других кремлевских вождей. Он старался держаться в тени, не привлекать внимание, о нем мало говорили и писали как в нашей стране, так и за границей. Он не любил шумных застолий или охотничьих забав. Автомобиль Суслова никогда не превышал скорости в 60 километров в час; иногда он останавливал машину недалеко от кремлевских ворот и шел в кабинет пешком. У Суслова не было роскошных загородных особняков, и многие из обитателей Кремля посмеивались над его аскетизмом. Одевался он скорее старомодно, чем элегантно, казалось, что он по 10 лет носит одно и то же длиннополое пальто и 2–3 темных костюма. До конца жизни он сохранил привычку носить калоши. Суслов никогда не кричал на подчиненных, не употреблял грубой ругани. Он был учтив и корректен со всеми и здоровался за руку не только с приглашенными к нему писателями или учеными, но и с самыми незначительными служащими партийного аппарата. Из подготовленных для него текстов речей и статей он вычеркивал все наиболее яркие слова и сравнения.
Даже на высших ступенях партийной иерархии Суслов оставался аппаратчиком, а не публичным политиком. Он никогда не занимал государственных постов, если не считать незаметной должности председателя Комиссии по иностранным делам в одной из палат Верховного Совета. Суслов не стремился к наградам, он не любил резких поворотов и перемен. По своему характеру он являлся исполнителем, а не лидером. Но в этом был и главный секрет его кремлевского долголетия. В течение 40 лет Суслов был членом ЦК КПСС; 35 лет — секретарем ЦК и около 30 лет — членом всесильного Политбюро. В последние 15 лет жизни именно Суслов являлся вторым человеком в партийном руководстве. Марксизм-ленинизм был государственной идеологией Советского Союза, главной опорой и оправданием власти КПСС. Эту идеологию обслуживало множество организаций и учреждений, и на вершине этой огромной пирамиды многие годы стоял Суслов. Как член Политбюро и секретарь ЦК он контролировал в партии работу отделов агитации и пропаганды, науки и учебных заведений, культуры и информации, отдел молодежных и общественных организаций, два международных отдела, Политуправление Советской Армии и выездной отдел. Под его руководством и контролем работали министерства культуры и образования, Государственные комитеты по делам издательств, кинематографии, Гостелерадио. Газеты и журналы, вся другая печать и цензура (Главлит), ТАСС, связи КПСС с другими коммунистическими партиями, отношения с социалистическими странами — все это входило в сферу деятельности Суслова. Много внимания он уделял «партийному руководству» работой Союза писателей. Под его контролем находились и другие творческие союзы: художников и архитекторов, композиторов и журналистов, работников кино и театра, а также Союз обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами. Система партийного просвещения, общество «Знание», подготовка школьных и вузовских учебников по гуманитарным наукам, работа научных институтов по общественным дисциплинам, научные общества и ассоциации, отношения Советского государства с различными религиями и церковными организациями — вот далеко не полный перечень дел, которыми ведал и в которых обладал правом решающего голоса Михаил Суслов. Он получал регулярные доклады от КГБ и Прокуратуры СССР и участвовал в решении проблем, которые объединялись не слишком ясным понятием — «идеологическая диверсия».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
