Видя, что выяснение может затянуться невесть на сколько времени, я подал Ослябе знак и вудмены подхватили обоих несговорчивых старцев и мигом зашвырнули их в купальню. Из бассейна бабахнула такая струя брызг и пара, что народ невольно попятился назад, а кое‑кто начал даже креститься. Тут из клубов пара чертом выкатился молодой, обнаженный, мускулистый красавец с длинными каштановыми кудрями и лицом просто невероятной красоты и быстро спросил меня:
‑ Куда теперь входить, милорд?
Объяснив юному Антиною, что теперь он должен сойти на траву и пройти по ней до ангельского портика, где на верхней ступени высечено слово "Любовь", я усмехнулся, а толпа тихонько ахнула, но когда вслед за Антиноем выскочил юный Пан и, взбрыкнув копытцами помчался добавлять себе любви, микенцы взревели. Лишь то, что они хотели досмотреть представление до конца, удержало их от того, чтобы немедленно ринуться в купальню. Когда же Пан и Антиной прошли через все четыре портика, жителям Микен и их гостям предстали два могучих, молодых атлета. В наступившей тишине я объявил им, что теперь в заплыве могут принять все желающие и что магическая купальня "Храм любви" лечит все мыслимые и немыслимые хвори, как у взрослых, так и у детей не хуже, чем бывшее четвертое управление Минздрава СССР.
Поспешно отскочив в сторону, чтобы нас ненароком не затоптала толпа, ринувшаяся в купальню, я обнял за талию Лауру и прошел по краю храма к центру бассейна, где прямо из воды били высоко вверх струи фонтанов. От первого входа в бассейн, вода поднималась высоким горбом и бурно клокотала, преображая плоть небожителей и сдирая с них все отвратительные приметы старости. Дряблую кожу, седые космы, изуродованные артритом и подагрой суставы. Поскольку людской напор был весьма велик, то никому в этом клокочущем водном холме, не удавалось задержаться надолго и от него уже поплыли вглубь храмового бассейна прекрасные, молодые и полные сил и энергии создания.
Огромный молодой, черноволосый кентавр, подхватив на руки свою юную, золотоволосую подругу, молотя воду копытами плыл к струям фонтана и истошно вопил. Его обгоняли стремительные наяды, которые плыли, волнообразно изгибая свои сильные тела. Лаура запрыгала и захлопала в ладоши:
‑ Милорд, наяды Микен снова могут плавать! Они действительно стали молодыми! Как это прекрасно, сэр Михалыч!
К нам подошел Уриэль со своей вечной сигаретой в зубах. Ангел не торопился воспользоваться магической купальней, как это сделали наши друзья вудмены, которые теперь затеяли в воде веселую возню с хохочущими наядами и дриадами. Крикнув им, чтобы они прошли через остальные портики, я тоже закурил, укрывая сигарету от брызг воды. Сатиры, кентавры, прекрасные небожительницы видя, что выйти из бассейна тем путем, через который они вошли, совершенно не представляется возможным, стали выбираться на каменные ступени и бегом добираясь до массивных колон, спрыгивать на траву, чтобы посуху добраться до ангельского портика, за которым уже также бушевала магическая волна, насыщая тела жаждущих любовной страстью и удивительными желаниями.
Молодая и прекрасная нимфа, которая вошла в магическую купальню вместе с годовалым младенцем‑сатиром, крепеньким красавчиком с круглыми щечками, который орал громко и басовито, подбрасывала его вверх и заливалась счастливым, звонким смехом. Подле нее в воде крутился юный сатир с соломенными кудряшками волос, по лицу которого обильно текли слезы. Лаура шепнула мне, что в Микенах до этого дня рождалось все меньше здоровых детей и, видимо, это была одна из несчастных матерей, которая даже и не надеялась увидеть свое чадо живым и здоровым. Сатир выбросил из воды свое молодое, сильное тело, взял на руки младенца и помог выбраться из бассейна его счастливой мамаше. Втроем они побежали ко второму портику.
Тем временем уже на всех четырех концах крестообразной магической купели бушевали водяные валы и чем больше в купель набивалось народу, тем больше энергии она выделяла. Это тоже было частью моего замысла, согласно которого все болячки и хвори являлись для магической купальни тем топливом, которое ей требовалось для процесса омолаживания. Перепрыгнув с каменных плит на спину Мальчика, я подхватил на руки Лауру и пустил магического коня медленным шагом.
Проезжая по тропкам‑улицам Микен, мы всюду видели счастливые лица и слышали веселый смех. Любовь взяла этот лесной городишко в плен и теперь под каждым кустом не смотря на то, что время было полуденное, можно было найти милующуюся парочку. Моя магическая купальня резко испортила нравы богобоязненных сатиров и они, как и их четвероногие собратья, уже не стеснялись заниматься любовью среди белого дня и к тому же на виду у всех. Да, уж, хотел бы я сейчас посмотреть на того мужика, который смог бы сопротивляться моей любовной магии.
Сатиры были так восхищены тем, что они вновь вернулись в пору своего детства, когда бегали среди лесов Пелопоннеса за быстроногими гречанками, что на радостях открыли кладовые и теперь угощали своих гостей, кентавров, с искренним радушием и щедростью. Коньяк буквально лился рекой. Может быть и из‑за этого сатиры не были так ревнивы в этот день к своим подругам, когда они, прихватив с собой амфору, садились верхом на кентавров, чтобы уехать с ним совсем недалеко. Пока мы выезжали из Микен, то успели насмотреться всякого и потому Лаура хотя и не проходила через магическую купель, изрядно начиненную всяческими афродизиаками, стала все сильнее и требовательнее ласкать меня, хотя я всего лишь хотел посмотреть на останки тиранозавра.
Чтобы мне все‑таки удалось попасть к тому месту, где мы завалили эту грозную и свирепую зверюгу, нам пришлось часа на три остановиться возле небольшого холмика, макушка которого была свободна от зарослей папоротников и вся поросла толстым слоем мягкого мха. Пожалуй, еще никогда моя юная охотница не была столь смела в своих желаниях и столь очаровательно бесстыдна. После этой остановки Лаура уже не захотела одевать на себя ничего, кроме красных туфелек‑лодочек на таких неудобных для леса каблучках.
Когда мы, наконец, добрались до останков тиранозавра, там уже было не на что смотреть, кроме громадной груды костей, перфорированных клювами. Вороны‑гаруда склевали все подчистую, даже хрящи, соединяющие кости и высосали через дыры костный мозг. Мох кругом был весь истоптан копытами сатиров и потому мне ничего не оставалось делать, как повернуть обратно. Лауре не хотелось возвращаться в Микены и потому мы так и остались на ночь в лесу, вернувшись на тот холмик, который себе облюбовали раньше.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
