Мальчик, который связал себя обещанием с Черневогом, должен стать частью его окружения, его дома, его жизни вместе с Ивешкой, вместе с Петром, вечной жизни, чтобы управлять городами и княжествами, если этого захочется ему…
Или он может умереть, но прежде увидит, как умрет Петр…
— Если Петр там, — тяжело дыша сказал Ууламетс, — то Черневог наверняка не убил его, по крайней мере он не сделает этого до тех пор, пока он не выведет из равновесия тебя. Деревья! Помни о деревьях, малый!
Он не стоил ровным счетом ничего и на самый худой конец мог послужить лишь заложником, а точнее оружием в руках Черневога, точкой раскола между Ууламетсом и Сашей, которые собирались прийти сюда…
Возможно, что Черневог хотел, чтобы он знал об этом, или этого хотел Гвиур. Или, наконец, он оказался столь проницательным, что и сам узнал кое-что, без объяснений всяких колдунов: он теперь был не вполне уверен в том, откуда приходили к нему посещавшие его мысли. Так он размышлял, сидя на том самом месте, куда Гвиур затащил его: в самом грязном месте двора, почти рядом с засохшим деревом… Тут он вспомнил, как прямо здесь Черневог немедленно отобрал у него тот мешочек с солью, который еще Саша дал ему в самом начале их путешествия.
Боже мой, и он не разу не вспомнил об этом. Может быть, в этом и была своего рода удача, которой обрадовался бы любой колдун, но Петр позволил Черневогу забрать ее и выбросить в грязь…
Со смехом. О Боже!
— Покарауль его, — сказал Черневог водяному, и добавил, обращаясь к Петру: — Они все еще идут. Старик обманывает твоего молодого друга, точно так же, он обманывал меня или свою дочь, в конечном счете продолжая удерживать его около себя, пока тот не потеряет рассудок, уверяю тебя. Но ты должен вернуть его.
К тебе, подумал Петр, и отвернулся к мягкому холодному стволу дерева, ожидая почувствовать боль, которая должна была последовать за его отказом.
— Разве ты не обязан ему ничем, чтобы сделать это? — спросил Черневог.
Только не сопротивляйся, продолжал убеждать его Черневог в который уже раз, заверяя его в том, что даст ему все, что только пожелает Петр…
И только Ивешка продолжала держаться. Боже мой, подумать только, она пыталась делать это там, где кровь и плоть готовы были вот-вот отступить, а Черневог, который убил бы его без всякой жалости, все еще продолжал держать его живым…
— Ивешка одумается, — сказал Черневог. — Я полагаю, что тебе это понятно. А разве ты не должен сделать то же самое? Ведь ты должен спасти своего молодого друга, у которого есть такие задатки. Ты можешь достаточно получить в этой жизни, и ты можешь сделать так много добра. От тебя же не требуется ничего.
Петр не удержался и в конце концов заплакал. Черневог же, тем временем, вернулся в дом, оставив Петра изможденного переполнявшими его сомнениями об Ууламетсе и о самом Черневоге. Он свесил голову и попытался собраться с мыслями, не обращая внимания на легкий шорох змеиных колец, то и дело скользящих по дереву и случайно задевавших его ноги. Гвиур прошептал ему с леденящим свистом и шипеньем:
— Теперь, я вижу, ты уже не такой бойкий? И не такой ловкий, в конце-то концов. Как ты разочаровал ты своих друзей, да еще и женщину…
Никого он не разочаровывал, подумал Петр, припоминая Дмитрия, припоминая заявление чуть ли каждого родителя в Воджводе… Каждый из них ожидал, что он окажется неудачником.
— Они приближаются, — продолжал Гвиур, и слегка подтолкнул его своей головой, пристраивая челюсть около его щеки. — Взгляни, взгляни, прямо на вершине холма.
Саша и Ууламетс. Он смог различить их прямо со своего места, сквозь ветки, под серым в коротких отблесках небом. Он видел, как они оба направлялись прямо к дому, то ли по своей воле, то ли по чужой.
— Теперь ты узнаешь, — сказал Гвиур, наваливаясь нижней челюстью Петру на плечо, и тот почувствовал, как в лицо ему пахнуло речной гнилью.
— Боже мой! — Петр едва не свалился под тяжестью змеи. — Пошел прочь от меня! Саша, черт побери, спасайся, ради Бога!
— Петр? — Слабый сашин голос тем не менее долетел до него на таком расстоянии, и показался ему слабым и испуганным. Он видел, как мальчик бросился со всех ног.
К нему.
Я приношу одни несчастья, подумал Петр, проклиная самого себя…
В поединке между колдунами каждый игрок, кроме него самого, мог мешать кости…
Сын игрока понимал все хитрости игры, когда видел ее.
— Он сейчас в доме! — закричал Петр, и в тот же момент, быстрее, чем он смог отбежать в сторону, кольца водяного плотно обвились вокруг него. — Черневог в доме: хватайте его!
Саша словно застыл, глядя на дом, а Петр чувствовал, как начинают трещать его ребра, а швы на одежде уже лопнули, когда он пытался отделаться от змеи.
Неожиданно, что-то небольшое, крылатое и черное появилось в узком пространстве между лицом Петра и головой Гвиура, устремив свой клюв в глаза водяного.
Яркая вспышка света, от которой стыла кровь и останавливалось сердце, разорвала двор, а за ней последовали раскаты грома.
Саша, растянувшись в грязи, старался добраться до Ууламетса, в то время как горящие остатки бани летели вокруг них.
А в это время он думал, что Ууламетс хочет, чтобы молния ударила мимо Черневога. Вспышки прорывались над их головами, от чего даже поднимались их волосы, а по коже бегали мурашки.
Ууламетс хотел, чтобы молнии обратились к дому, но Саша в последний момент уклонился от этого, проявляя несогласие и идя на компромисс во всем, что касалось имущества Черневога…
Он даже припомнил голоса своих родителей, раздававшиеся из горевшего дома…
— Саша! — Это кричал Петр, в то самое время, когда молнии вновь целились в них, и старик во второй раз пожелал, чтобы они ударили в дом…
Теперь Саша был вместе с ним, объединяя свое желание с желанием старика, неожиданно проникнувшись опасностью, которая угрожала Петру.
Небо раскололось над ними, будто раскололся мир, прорезанный яркой вспышкой. Восточная часть дома, поднимавшаяся вверх словно башня, стала ослепительно белой, а потом в воздух взлетели тучи горящих деревянных обломков.
Огонь охватил обломки башни и прилегающую часть крыши, и, подгоняемый ветром, что входило в намерения Ууламетса, рвался внутрь дома.
— Молнии всегда предпочитают все самое высокое, — пробормотал Ууламетс, а Саша в это время страстно хотел, чтобы завывающий ветер и искры от начинавшегося пожара ринулись в сторону водяного, он желал, тем самым, чтобы Петр был свободен. И он и старик должны были сконцентрировать свое внимание, чтобы очередные молнии летели в направлении Черневога как можно чаще.
Молнии же летели попеременно, то на них, ударяя в грязь, покрывавшую двор, то опять в сторону дома. Саша обхватил себя руками, чтобы хоть как-то защититься от сыплющихся с неба ударов, и при очередной вспышке упал на спину. А когда он встал на колени, а потом поднялся на ноги, он уже ничего не смог разглядеть: ни дерева, ни Петра. Перед его глазами стоял лишь рвущийся на части под ослепительными вспышками окружающий мир, а все звуки в его ушах были поглощены оглушительным ревом. Он стоял ослепший, оглушенный и беспомощный, не понимая что происходит.
— Петр! — закричал он тогда, и Ууламетс, проклиная его за глупость, указал ему на дом, в котором где-то был все еще живой Черневог, и, следовательно, еще не покончивший с ними…
Тем временем, Гвиур корчился от боли, нанося во все стороны удары упругими кольцами, а Петр старался встать из грязи, чувствуя боль в каждой части тела. Он пытался, стоя на коленях, убраться как можно дальше от мерзкого существа, помогая себе одной рукой, в то время как вторая без движений болталась где-то под ним: скорее всего, была сломана, как считал он сам. Он старался лишь двигаться как можно скорее, почти ослепший и оглохший от боли и раскатов грома.
Внезапно здоровой рукой он нащупал что-то твердое, втоптанное в жидкую грязь. Это был промокший тряпичный ком, перевязанный тонкой веревкой: и он узнал, что подложило ему под руку вовремя посланное удачное желание колдуна, в тот самый момент, когда водяной, шипя как раскаленный кусок железа, нанося во все стороны тяжелые удары, вслепую ринулся к нему.
Петр сжал промокший мешочек в руке, перевернулся и сел, поджидая, когда змей приблизится к нему. Он ухватил веревку зубами и торопливо ослабил ее.
Мешочек был развязан, когда Гвиур все еще приближался к Петру, и наконец его холодное дыханье ударило его в лицо.
Тогда он с силой бросил соль, целясь прямо в водяного.
Гвиур завизжал, попятился назад, и Саша уже понял, что случилось, и Ууламетс сам видел это. Он протянул руку, обнял его и пожелал, чтобы и слух и зрение вновь вернулись к нему…
— Малый! — сказал старик в тот момент, когда свет, слепивший глаза, приобрел красный оттенок, а потом стал черным, превращаясь в мглистую дымку. — Он собирается выходить, малый. Сам Черневог собирается выходить, так что забудь о водяном, и будь внимателен!
