житель развивающегося мира потребляет на четверть больше калорий, чем тогда. В Мексике, Индии и Китае, на Филиппинах урожаи главных сельскохозяйственных культур — в первую очередь риса, пшеницы и кукурузы — выросли больше чем в пять раз, хотя площадь пахотных полей приросла только в полтора раза. Исследователи из Рокфеллеровского института посчитали недавно, что площадь пахотных земель в мире прошла свой максимум и в дальнейшем будет только падать; человечеству даже не потребуются новые поля. Фермеры XXI века снимают с одного гектара в три раза больше еды, чем их дедушки 50 лет назад.
У Зеленой революции не было начала и конца, но был, конечно, герой. Старший ребенок в многодетной семье норвежских иммигрантов, фермер из Айовы по имени Норман Борлауг. За свою жизнь он собственными глазами наблюдал (кого этим удивишь в приемной стране Костюшко и Лафайета) несколько революций — от автомобиля до фейсбука, но одну сотворил своими руками.
Когда Борлауг был маленьким мальчиком, на его ферму провели телефонную связь. Глобализация еще не достигла Айовы, и поэтому небольшая норвежская колония, в которой он рос, общалась только между собой, так же как и соседние сообщества, приехавшие из Богемии и Германии. Телефонная компания не соединяла соседние деревни между собой — за полной ненадобностью, никому не приходило в голову звонить во внешний мир. Автомобильных дорог в окрестностях его дома не было. Электричество появилось в конце 1920-х годов. Тянуть провода на удаленные хутора было невыгодно, поэтому первым источником энергии для насосов, светильников и радиоточек стал трактор, купленный за год до начала Великой депрессии. Сейчас это трудно себе представить, но главная выгода от трактора состояла вовсе не в том, что он эффективно вспахивал землю. Он выполнял другую важную функцию — позволял сэкономить землю, необходимую для прокорма лошадей и мулов, которых на 100 американцев тогда приходилось 40 штук. Голодным ртом меньше. Другие прелести прогресса — экспериментальные гибридные сорта кукурузы и нитратные удобрения — Борлауг увидел в старшей школе, в которую его, первым в семье, отправили учиться. Под самый кризис урожайность на полях его отца выросла вдвое — с 25 до 50 бушелей с акра, и магическое действие белого порошка на самочувствие кукурузы он запомнил на всю жизнь.
Отучившись по спортивной стипендии в университете, Борлауг поработал в компании DuPont и уехал в Мексику поднимать сельское хозяйство. На деньги Фонда Рокфеллера он организовал небольшую лабораторию неподалеку от Мехико и занялся поиском сортов, подходящих для местных условий. Надо было использовать больше удобрений, но мексиканская пшеница не могла принять достаточное количество нитратов: тонкие стебли ломались под гнетом распухших колосьев. В результате нескольких лет экспериментов ему удалось вывести полукарликовые гибридные сорта пшеницы, которые благодаря коренастому сложению могли выдержать вес тяжелых семян. За 15 лет небольшая его лаборатория повысила урожайность местной пшеницы в семь раз, а вскоре страна впервые за долгое время стала экспортировать зерно.
Революция не исчерпывалась, конечно, одной селекцией. Чтобы высокоурожайные сорта принесли плоды, требовалась интенсивная ирригация, пестициды и удобрения, которые с легкостью усваивала созданная Борлаугом пшеница. Поэтому сельскохозяйственное чудо не затронуло Африку (в засушливых районах новые методы не работали). Но по остальному миру новая технология разошлась стремительно. В середине 1960-х на Филиппинах, на те же частные рокфеллеровские деньги, открылся Институт риса, быстро применивший успехи отработанной технологии к самой важной в питательном отношении сельскохозяйственной культуре. Сам Борлауг провел эти годы в переговорах с руководителями Индии и Пакистана. Результатом его борьбы стало применение гибридных сортов и непрерывный рост урожайности в Южной Азии все последующие 40 лет. Через несколько лет он получил Нобелевскую премию мира, а еще чуть позже Зеленая революция привела к тому, что самые беспросветные страны навсегда забыли о голоде.
Достижения сельского хозяйства не гарантируют, конечно, что человечество не вымрет от недостатка еды — никакой прогресс не был бы способен угнаться за геометрическим ростом населения. Но сельскохозяйственная революция вместе с новыми технологиями планирования семьи довольно быстро привела к еще одному неожиданному результату: рост населения тоже замедлился. Полвека назад у женщины в Азии и Латинской Америке было шесть детей, сегодня — двое. Большая часть населения Земли уже сейчас живет в странах с плодовитостью ниже порога воспроизводства — на каждую мать не приходится и одной полноценной дочери. Вполне вероятно, что уже не наступит момент, недавно казавшийся неизбежным, когда на Земле будет одновременно находиться 10 млрд человек. Оказалось, что после того, как дети перестают умирать от голода, люди начинают заводить меньше детей.
Вся человеческая цивилизация есть в некотором смысле продукт аграрной революции, случившейся в неолите. Несколько тысяч лет назад у людей впервые появился излишек пищи, позволивший им заниматься искусством, создавать письменность и иерархические сообщества, вести войны и строить города. Этот процесс, как и в ХХ веке, шел по всему миру — от Месопотамии до Мексики и от Эфиопии до Новой Гвинеи — и растянулся во времени почти на 10 тыс. лет. Но куда бы ни приходило сельское хозяйство, эффект был всегда один и тот же. Археологи, раскапывающие древние захоронения, раз за разом наблюдают одну и ту же картину: вслед за кукурузой или чечевицей, пшеницей или пшеном в человеческое общежитие приходят дети. Сельское хозяйство, освободив матерей от необходимости таскать свое потомство оврагами и дав какое-то подобие чувства сытости, позволило когда-то каждой женщине рожать по двое лишних детей, посчитал французский демограф Жан-Пьер Боке-Аппель. Эти дети через много тысяч лет, когда с развитием медицины перестали умирать в младенчестве, и обеспечили стремительный рост населения Земли.
Мальтузианский страх — дитя сельского хозяйства, первая аграрная революция привела к тому, что человеческая популяция, впервые за сотни тысяч лет, существенно выросла. Вторая революция может привести к тому, что человечество перестанет расти. Люди, кто бы сомневался, и вправду идут путем зерна.
№ 38, 10 ноября 2017
Школа страдания. Как послевоенные художники вернули в искусство человека
(Анна Толстова, 2019)
Имя
Термин «Лондонская школа» появился на свет в 1976 году — его отцом был художник Р. Б. Китай (1932–2007), американец, к тому времени уже около 20 лет живший в Британии. В статье к каталогу выставки «Человеческая глина», которую Китай сделал в августе 1976-го в галерее Хейворд, художник-куратор провозглашал, что Лондонская школа приходит на смену окончательно выдохшимся Парижской и Нью-Йоркской.
Говоря о Лондонской школе, Китай имел в виду не столько рождение очередного артистического Вавилона, какими были Париж первой половины и Нью-Йорк середины XX века, сколько определенную программу, выраженную в названии выставки. Девиз «человеческая глина», взятый из стихотворения Уистена Хью Одена, обозначал отказ от «дегуманизирующей» абстракции, будь то геометрические упражнения оп-арта, техническая воспроизводимость минимализма или отвлеченные умствования концептуалистов, и поворот к такому фигуративному искусству, какое, избегая китчевой иллюстративности
