Возможно, Хрущев и Тито как раз шли есть мороженое. Тито тогда вспомнил, что когда он жил в Москве перед войной, то часто заходил в кафе на улице Горького, где всегда было очень вкусное мороженое. Теперь они отправились туда с Хрущевым — почти без охраны. Окружающие не обращали на них внимания, им и в голову не могло прийти, что советский руководитель свободно разгуливает по улицам в компании недавнего «кровавого палача» и «предателя» Тито.
В кафе Тито сразу сел за стол и попросил официанта принести мороженое. Тем временем начальник его охраны Жежель осматривал помещение. Вдруг он с изумлением увидел за одним из столиков двух видных представителей югославской эмиграции — генерала Попиводу и бывшего югославского посла в Румынии Голубовича. Он тут же бросился к ним, однако Попивода и Голубович выскочили на улицу через раскрытое окно первого этажа[512].
Хрущев возмутился и тут же начал ругать своих людей — КГБ обещал на время визита взять югославских эмигрантов под особый контроль, Тито старался его успокоить. Но мороженое они все-таки попробовали. Правда, выяснилось, что ни у Тито, ни у Хрущева не оказалось при себе денег, и им пришлось занимать их у сопровождающих. Обратно в резиденцию Тито вернулся уже на автомобиле[513].
Накануне визита представители югославской госбезопасности вместе с сотрудниками КГБ осматривали объекты, которые Тито необходимо было посетить. Он должен был возложить венок к Мавзолею на Красной площади. Сложность ситуации для югославов заключалась, однако, в том, что вместе с Лениным в Мавзолее тогда находился и Сталин, и называлось сооружение «Мавзолей Ленина — Сталина».
Один из сотрудников югославской службы безопасности направил перед визитом Тито такую телеграмму в Белград: «Эта старая падаль все еще находится в Мавзолее, и ежедневно тысячи людей проходят возле него. Его посмертная маска полна мрачного цинизма. Мы это видели. Страшно и ужасно выглядит. Мы выскочили оттуда как из пушки. Надеемся, что вы не будете смотреть. Достаточно того, что в наши обязанности входило увидеть это чудо».
Тито так и поступил. 4 июня он возложил венок к Мавзолею — к той его стене, к которой ближе всего находился саркофаг с телом Ленина. Надпись на венке гласила «Владимиру Ильичу Ленину — Иосип Броз Тито». Заходить внутрь Мавзолея он не стал. «Там лежал и этот гад Сталин, — записал в дневнике генерал Жежель. — Никто из нас не захотел его видеть. Нам это было противно. Жаль, что он находится в одной гробнице с Лениным»[514].
Вечером 5 июня Тито дал в своей резиденции ужин в честь советских руководителей, на котором произнес длинный тост на русском языке. Он сказал, что югославские коммунисты всегда верили в КПСС и не сомневались, что конфликт будет ликвидирован. Посыпались и ответные тосты. Говорили Хрущев, Булганин, Микоян, Ворошилов, даже Молотов[515]. Ворошилов, обняв Тито, заплакал. «Какой я дурак! — всхлипывал он. — Какие глупости я говорил по приказу Сталина! Мне за них сейчас стыдно… Простите, пожалуйста…»[516]
Тито еще два дня осматривал Москву, побывал на первой в мире АЭС в Обнинске, а вечером 6 июня отправился в Ленинград. Вернувшись из Ленинграда, он провел несколько раундов переговоров с Хрущевым и Булганиным, посетил Академию Генерального штаба, а вечером — Большой театр, где смотрел балет «Лебединое озеро». После спектакля Тито и Йованка поднялись на сцену, чтобы поблагодарить артистов. Аплодировали все: Тито — артистам, а они — ему.
Югославская делегация побывала также в Сталинграде, Краснодаре, Новороссийске, Сочи. В одном поезде с Тито ехали Хрущев и Микоян. Было очень жарко, температура в поезде зашкаливала за 30 градусов, однако Тито и советские руководители не обращали на это внимания. Они долго сидели в одном купе и, как дипломатично отметил все тот же Жежель, «были в хорошем настроении в соответствии с русскими обычаями»[517]. Говорят, что в одном из маленьких городов, через которые проезжали Тито и Хрущев, среди приветственных лозунгов был и такой: «Да здравствует дорогой товарищ Тито и его клика!»
В Сталинграде югославского президента вышли встречать 400 тысяч человек. Везде была жуткая давка, особенно на Мамаевом кургане. «Все кордоны смяты, — вспоминал корреспондент ТАСС Владимир Еременко. — Я рвусь со своим красным тассовским удостоверением через толпу. Благо местные комитетчики меня знают, шепчут что-то московским, и те дают дорогу. Пробиваясь, вижу „затёртую“ в толпе супругу Тито. Йованка растерянно озирается, молит о помощи. Кричу комитетчикам, указываю глазами: „Выручайте!“ И сам рвусь к ней. „Ведь затопчут! И международный скандал…“ Наконец, вняли моим крикам. Комитетчики устроили коридор в толпе. Через него мы с Йованкой настигли первых лиц уже на вершине кургана»[518].
После Сталинграда состоялись поездки по колхозам и совхозам Краснодарского края, посещение Новороссийска, катание на яхте по Черному морю, поездка в Сочи. Гостеприимные хозяева показали югославам дачу Сталина под Сочи. Во время экскурсии вдруг заиграла музыка — кто-то поставил пластинку на проигрыватель. Вскоре и русские, и югославы, не исключая Тито, пустились в пляс. Зрелище танцующего Тито на даче умершего Сталина имело поистине символический характер[519].
«Замирение» с Югославией превратило Тито в один из персонажей советского фольклора. В популярной частушке тех лет пелось:
Дорогой товарищ Тито,Ты теперь нам друг и брат,Нам сказал Хрущев Никита,Что ты ни в чем не виноват.
А среди интеллигенции ходили слухи, будто бы Тито поставил перед Хрущевым условие: выдать ему писателей и художников, которые рисовали на него карикатуры и писали на него эпиграммы. Называли имена Бориса Ефимова, Сергея Михалкова, Кукрыниксов, Ореста Мальцева и других.
Накануне приезда Тито в Москву советских деятелей литературы и искусства накрыла вторая волна запретов связанных с Югославией. Теперь запрещали те произведения, в которых хоть как-то упоминалось о «кровавом палаче» и «изменнике» Тито. Среди запрещенных были книги популярного тогда писателя Николая Шпанова, отмеченные Сталинскими премиями, стихи и басни Сергея Михалкова, статьи и памфлеты Константина Симонова, рисунки Кукрыниксов и Бориса Ефимова или, например, сборник стихов некоего поэта Льва Галкина. В нем было и стихотворение с такими строчками:
Будь ты проклят, Тито,Кончишь, как Бенито!
(то есть как расстрелянный, а потом и повешенный партизанами Муссолини). Одной из первых была изъята из библиотек «Югославская трагедия» Ореста Мальцева.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
