хватало.
За федералами мрачно наблюдал Клайв. Он бродил по саду, от одной ямы к другой, останавливался перед разворошенными газонами и, готова поклясться, пересчитывал сломанные ветки. Федералы пытались от него избавиться, но не вышло.
Клайв всегда отличался упрямством.
– Не желаешь проведать?
– А очень надо?
Не буду лгать, что я вообще о нем не думала. Думала. Более того, этот наглый засранец, который решил, вернувшись в город, все тут перевернуть, не выходил у меня из головы.
Но он в доме не появлялся.
А я… быть может, в других обстоятельствах и нашла бы подходящий предлог наведаться. Но сейчас… тот усатый тип, что главный среди федералов, разговаривал со мной раздраженно. А в глазах его вообще читалось, что он с радостью посадил бы меня, найдись повод. И ладно бы, но… тип был начальником Томаса. А к чему человеку с начальством отношения портить?
– Мне казалось, он тебе симпатичен.
Скорее просто знаком.
И вообще, я, может, пока не подозреваемая, но взгляды того, усатого, не оставляют сомнений: он уверен в моей причастности и к этому Чучельнику, которому вздумалось осчастливить меня головой Билли, и к пожару.
И к затмению лунному, из-за которого драконы стали беспокойными.
– Ясно… вроде он неплохим парнем стал.
– Ага.
Бессмысленный разговор. Почти такой же бессмысленный, как попытка найти что-то в саду. И собак не пожалели, хотя здесь легавые отказывались работать, то и дело ложились на землю, скулили, трясли голыми хвостами. А одна вовсе с поводка сорвалась.
Ловили ее долго. Едва статую не опрокинули.
Круассан закончился.
– Поджог устроил кто-то из своих, – Ник заглянул на дно чашки. В халате поверх домашнего костюма он выглядел расслабленным, но я не верила. Я чуяла, что Ник нервничает.
Из-за федералов? Драконов? Затмения? Или из-за миссис Фильчер, которая нашла себе нового слушателя. Лука куда-то запропастился вместе со своей красавицей, а вот усатый, тот слушал бредни с явным наслаждением. Вот только не хватало их, чтобы задержать Ника.
А он хотел. Очень хотел.
– Я много думал об этом. Только об этом и думал. Неприятно, знаешь ли… так вот, защита стоит, но не столько запирает территорию, сколько предупреждает о гостях. Да, обойти можно, если знать некоторые тонкости. И он явно их знал.
Ник качнулся, и кресло-качалка заскрипело.
– И я готов был бы списать все на это знание. Но ты утверждаешь, что мастерской пользовались. И я тебе верю.
Только проверить мои слова не выйдет.
А от ментального сканирования я отказалась. Хрена им, а не ковыряние в моей голове. Усатый, помнится, пытался давить, но влезли адвокаты Ника, которые в целом держались незаметно, лишь самим фактом своего присутствия заставляя федералов быть вежливыми. В общем, любви ко мне у усатого не прибавилось.
– Одно дело – просто взломать. И совсем другое – ломать всякий раз, когда нужно заглянуть туда. Это по меньшей мере неудобно. Вот и получается… в доме были ты и я. Зои. Ее матушка. Сиделки. Ма Спок.
– А Клайв?
Он, отступив за кусты пузыреплодника, следил за усатым. И за собаками. И за нами с Ником тоже, причем явно с неодобрением. Это у него от матушки, та меня вовсе пропащей считала, потому что нелюдь, а Господь душу только людям дал, да.
– Он давно не живет здесь. Еще отец им дом поставил. Клайв приходит. И уходит.
– То есть… или ты, или я?
Ник развел руками:
– Будь у меня больше информации…
И замолчал, позволяя самой додумать. Вот уж и вправду выбор невелик. Он, я или миссис Фильчер, в затуманенном ненавистью рассудке которой вполне мог бы возникнуть безумный план.
– Ты хочешь, чтобы я порасспрашивала?
Ник покачал головой и пояснил:
– Вряд ли тебе что-то расскажут. Но просто… Томас и вправду неплохой парень. Я не хочу, чтобы ты в итоге осталась одна. Как показывает опыт, мы плохо переносим одиночество.
Полозья кресла-качалки царапнули пол, и тот заскрипел. На скрип этот собаки отозвались слаженным воем, Клайв поднял руки к губам, а я подумала, что нынешний день ничем не лучше предыдущего.
И того, который был до него.
И вообще все мои дни, если разобраться, копии друг друга. А домой и вправду стоит заглянуть, главное, не соваться в подвал, чтобы потом не пришлось лгать. Лжец из меня так себе.
– Это мисс Фильчер, – сказала я.
Губы Клайва шевелились. Молится? Хорошо бы… хоть кто-то к Господу обращается.
– Вряд ли. Слишком… изощренно. И опасно. Защиту я давно не возобновлял, и дом мог бы вспыхнуть.
– Тогда кто?
– Не знаю. Не думаешь, что это мог быть я?
– Ты со мной был, – мне не нравился этот разговор и настроение Ника, в котором чудилась какая-то суицидальная готовность уступить настойчивым уговорам федералов и сознаться во всем.
– И что? Мне уже сказали, что применили артефакт отсроченного действия.
– А они у тебя есть?
Ник кивнул. И перевернул чашку над блюдцем. Несколько секунд пялился в комочки остывшей кофейной гущи, пытаясь по ним прочесть свою судьбу, затем пожал плечами:
– Зажигалки для каминов. Срабатывают к оговоренному времени. Вроде как избавляют от необходимости возиться с розжигом. И да, на кухне у меня таких пара дюжин. Что? Дом большой. И согреть его непросто. Как ни странно, камины – самый дешевый вариант.
– Ага, – только и нашлась я, что сказать. Впрочем, я зацепилась за мысль. – А зажигалки эти надолго отсрочить можно?
– Надолго. Поэтому и доказать, что это был я, они не могут. Зажигалки лежат на кухне. А на кухне в тот день побывало много народу. Оллгрим вот заходил.
– Зачем?
– Приносит мне кое-что… И твой приятель Гевин. Деккер забрал новые линзы, я выписывал для него. И еще бакалейщик. Молочник. Была пара пациентов. Уж не знаю, заглядывали они на кухню или нет, потому что ма Спок в город выезжала.
То есть фактически взять треклятую зажигалку мог кто угодно? Но… вряд ли бакалейщик рискнул бы работать в чужой мастерской.
– Доказать, что мастерскую использовали, теперь невозможно, – пояснил Ник, возвращая блюдце с предсказанием на стол. – Есть твои слова. И Томаса, но он не до конца уверен, как я понял. У него вообще что-то там с памятью разладилось.
– Свихнулся?
Вот только свихнувшегося федерала мне для полного счастья и не хватало.
– Да вроде нет. Ментальное воздействие – такая штука… память сама по себе такая штука… обманчивая. Иногда кажется, что ты помнишь четко, что было именно так, как ты помнишь, а потом, позже, факты говорят, что помнишь ты совсем неправильно.
Усатый выбрался из сада. И
