Когда он проснулся, в палату заглянула медсестра и пожелала ему доброго утра. Она говорила тихо, чтобы не будить спящего Сюн Вэня.
— Уже утро? А почему в палате нет окон? — Ло Цзи оглянулся вокруг.
— Любую часть стены можно сделать окном. Но доктор считает, что вам еще рано смотреть наружу. Это слишком необычно, вы разволнуетесь, и ваш отдых нарушится.
— Знаете, что действительно мешает моему отдыху? С момента пробуждения прошло уже порядочно времени, а я так и не знаю, как выглядит мир снаружи. — Ло Цзи показал на Сюн Вэня и пояснил: — Я не такой, как он.
Медсестра рассмеялась:
— Хорошо. Моя смена заканчивается. Могу показать вам окрестности, хотите? А когда вернетесь, позавтракаете.
Ло Цзи в нетерпении последовал за медсестрой в служебное помещение и внимательно осмотрелся. О предназначении половины предметов обстановки он догадывался, но понять, для чего используется другая половина, так и не мог. Ничего, похожего на компьютер, в комнате не было; но этого следовало ожидать, если экран компьютера можно вызвать на любой стене. Внимание проснувшегося привлекли три разноцветных зонтика, стоящих возле двери. Его удивил их размер. У них нет складных зонтиков?
Медсестра вышла из раздевалки. За исключением движущихся изображений на ткани, перемены в женской моде не выходили за пределы ожидаемого. По сравнению с родным веком Ло Цзи самым значительным отличием была бросающаяся в глаза асимметрия. Он с удовольствием подумал, что даже по прошествии ста восьмидесяти пяти лет видит прекрасное в женской одежде. Медсестра подхватила один из зонтиков — должно быть, тяжелый, поскольку она повесила его на плечо.
— Идет дождь?
Она отрицательно покачала головой:
— Вы думаете, что это… зонтик? — спросила она, с неуверенностью в последнем слове.
— Если это не зонтик, то что? — Ло Цзи указал на ее ношу, ожидая услышать какое-нибудь странное название.
Но она ответила очень просто:
— Это мой велосипед.
Они вышли в коридор, и Ло Цзи спросил:
— Ваш дом далеко отсюда?
— Если вы спрашиваете, далеко ли отсюда я живу, то недалеко. Десять-двадцать минут на велосипеде, — ответила она. Затем, остановившись и глядя своими прекрасными глазами прямо на него, она произнесла потрясшие Ло Цзи слова:
— Частных домов больше нет ни у кого. Замужество, семья — все это исчезло после Великого раскола. Это самая первая перемена в образе жизни, к которой вам придется привыкнуть.
— К этой перемене я привыкнуть не смогу.
— Ну, я не знаю. В курсе истории нам говорили, что институт семьи начал разрушаться уже в ваше время. Слишком многие не желали обязанностей и ответственности. Хотели быть свободными от забот. — Она второй раз упомянула курс истории.
«И я был таким однажды, но потом…» — подумал Ло Цзи. С момента пробуждения он постоянно помнил о Чжуан Янь и дочери. Они были неизменным фоном его сознания, их лица все время стояли перед его мысленным взором. Ло Цзи так никто и не узнал, и с его положением оставалось слишком много неопределенности, чтобы напрямую спросить о семье; а этого ему мучительно хотелось.
Они довольно долго шагали по коридору. Затем вышли через автоматические двери, и у Ло Цзи загорелись глаза: он увидел перед собой узкую, длинную платформу, уходящую вдаль, и ощутил порывы ветра. Он понял, что стоит снаружи.
— До чего же небо синее! — первым делом крикнул он новому миру.
— В самом деле? Но ему далеко до голубого неба вашего времени.
«Нет, здесь оно голубее. Намного голубее!» — подумал Ло Цзи. Он наслаждался объятиями бесконечной синевы; его душа ликовала. А затем пришло сомнение: не рай ли это? За всю свою жизнь он видел такое чистое небо лишь во время пятилетнего затворничества в Саду Эдема. Но на этом небосводе было меньше облаков — лишь пара бледных пятен на западе, как будто кто-то случайно коснулся его пальцем и оставил отпечаток. Недавно взошедшее солнце сияло в прозрачном воздухе, словно бриллиант, покрытый росой.
Ло Цзи посмотрел вниз, и у него закружилась голова. Глядя с такой высоты, он не сразу сообразил, что видит город. Сперва ему показалось, что он смотрит на исполинский лес, где тонкие стволы взмывают к небу, а от них простираются в стороны ветви самой разной длины. Городские постройки были листьями на этих ветвях. Структура города казалась неупорядоченной, на разных деревьях было разное количество листьев. Центр гибернации и пробуждения находился на одном из больших деревьев. Палата Ло Цзи располагалась в листе, подвешенном к платформе, на которой он сейчас стоял.
Обернувшись, он заметил, что ствол дерева, на ветви которого он находился, уходит так высоко, что исчезает из виду. Ветвь располагалась в средней части ствола или чуть выше. Над ней и под ней тянулись другие ветви, с которых также свисали листья зданий. Приглядевшись, Ло Цзи понял, что ветви пересекаются и образуют сложную систему мостиков, один из концов которых обрывается в воздухе.
— Как называется этот город?
— Пекин.
Он обернулся к медсестре; под утренними солнцем она выглядела еще привлекательнее. Затем снова посмотрел на город, который она назвала Пекином, и спросил:
— А где центр?
— Вон там. Мы сейчас на внешней стороне Четвертого западного кольца, на дереве 179, ветви 23, листе 18. Отсюда можно видеть почти весь город.
Ло Цзи присмотрелся к указанному девушкой месту:
— Но как же это может быть? Почему ничего не осталось?
— Осталось? Что вы имеете в виду? В ваше время здесь ничего не было!
— Ничего? А дворец императора? Парк Цзиншань? Тяньаньмэнь? Китайский центр мировой торговли? Не прошло даже двух сотен лет. Не могли же их все снести!
— Все они по-прежнему на своих местах.
— Но где?
— На поверхности.
При виде ошарашенного лица спутника она так и покатилась со смеху, даже ухватилась за перила, чтобы не упасть:
— Ха-ха-ха, я забыла! Извините! Я так часто об этом забываю! Так вот, мы под землей, на глубине в тысячу метров. Если мне когда-нибудь доведется попасть в ваше время, вы тоже забудьте мне сказать, что мы на поверхности, и я тогда перепугаюсь так же, как вы сейчас… Ха-ха-ха!
— Но… это… — он простер руки.
— Небо искусственное. Солнце тоже, — стараясь не улыбаться, пояснила девушка. — Ну, не то чтобы совсем искусственные… Изображение неба передается в реальном времени с камеры на высоте десять километров, а потом проецируется на свод. Так что, наверное, небо можно считать настоящим.
— Зачем надо было строить город под землей? К тому же так глубоко… тысяча метров…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
