Однако мы забежали наперёд, поскольку такие события в Горынях нечасты, и везде бы были нечасты, поэтому были и другие воспоминания.
Уверовав в силу Внука, Брежнев не отпускал того ни на шаг.
– Председатель пусть занимается своими делами. А ты побудь с гостем. Сам приглашал, – говорил гость и в оставшиеся дни обследовал все Горыни. Хотя ему не всё показали. Экспериментальное производство, в котором кузнечили и творили все горыничи, кто хотел, Брежневу не показали. Горыни ему очень понравились. Внук показал Секретарю, как дикие звери организованно приходят на водопой. И дали ему бинокль налюбоваться кабанами на лёжке возле воды. Показали, как звери повадились оправляться в скрытые в кустиках контейнеры. Как контейнеры сами, автоматически, переправляются через речку и на этом берегу сбрасывают вторпродукт в другие контейнеры, после чего аккуратно отправляются по воде на старое место. Брежнев был заворожён тем, как звери, подчиняясь тревожной трели, организованно покидают место отдыха на водопое. А когда вошли в лес, и Брежнев увидел, как спокойно разгуливают всякие звери, он едва не лишился чувств. Кругло говоря, увидев зверей, генсек сам озверел. За полчаса он увидел лисицу, медведя, горностая, барсука и рысь. Внук знал, да и кто не знал в Советском Союзе, что Генеральный секретарь страстный охотник. Его буквально трясло, и он требовал ружьё. Внук смеялся и объяснял, что ружей в Горынях нет, есть только луки. Луки произвели на Брежнева удручающее впечатление. Тогда Внук привёл его в парковый тир и показал, как надо стрелять.
Цели, величиной с пятаки, Внук сшибал как орехи палкой и Брежнев вновь загорелся. По крайней мере, полдня он не выходил из тира. А потом, едва научившись держать лук в руках и поражать цели со шляпу (разумеется, с трёх шагов), он потребовал вести́ его на охоту. Желание гостя – забота хозяина. Организовали охоту. Организовали – это значит, что никого из многих помощников Брежнев не видел. Технологии, они и есть технологии, будь они тоньше волоса, но мало ли что в голове у зверя, когда не совсем ясно, что в голове у самого человека. Подстраховка не мешала самому Внуку. За другие обязанности отвечали лесник и егерь этой стороны леса. Поскольку звери привыкли к человеку-горыничу и разгуливали с соблюдением мер лишь звериной безопасности, то Брежнев с расстояния пяти аршинов мог расстрелять многих особей. Но егерь, дав царю убить кабана и лося, запретил охоту, как убиение зверей. Брежнев был поражён. Какой-то егерь указывает Внуку и даже ему, Генеральному секретарю! Не известно, понял ли он, что здесь не Завидово. В этом лесу царствуют лесник Лесников и егерь Ельцов. Однолинейный егерь Ельцов, не усвоивший сложных наук, не знающий о любимом горыничами Египте, о нанотехнологиях и прочих тонких вещичках, в отличие от сидевших в лабораториях многолинейных сосельников, будучи хозяином леса, знал в лесу всё. И строго исполнял порядок, установленный Горыниным Малаем Мироновичем. Человек действительно может прожить без высшей математики и без физики. Но даже самый дикий и забитый человек откликается на голос поэзии. Значит, без поэзии нет жизни. Егерь не был диким, не был забитым. Потому что, повторим, был хозяином леса. И лес для него был смыслом жизни, ибо в лесу он слышал поэзию жизни. В то же время Внук для егеря Ельцова, в его понимании, был выше Генерального секретаря ЦК КПСС. Когда надо, то Внук прикажет ему начать охоту для нужд Горыней. А Внук приказывал егерю всегда после доклада егеря о том, что часть зверей, и каких, следует разрядить. И тогда начиналась охота. Охота в Горынях опрокидывает традиционные представления о дворянской охоте или об охоте современных российских убийц-охотников. Она производится скрытно и в абсолютной тишине, без загонов, без ярких оградительных лент, без прицелов ночного видения, без лающих собак и без вонючих снегоходов, специально назначенными охотниками, вооружёнными древними луками. Охотники всякий раз меняются, чтобы не обидно было неизбранным, то есть охотятся по очереди. Труд охотников оплачивается отдельно. Мясо сдаётся в магазины, где оно продаётся по заниженным ценам. Доход от мяса поступает в казну селения. Всё как в дохристианские времена…
Зверь не должен думать, что его убил человек. Он, конечно, догадывается, что больше убить его некому, но и у людей много догадливых, однако ничего от этого не меняется. Догадливые звери, как и догадливые люди, продолжают спокойно ходить и жить среди убийц, боясь лишь грома и молнии, в то время как на них уже идёт тихая профессиональная охота. Но это где-то в остальной части России, но не в Горынях. В Горынях на людей ни скрытно, ни шумно охоту не ведут. Поэтому, или не поэтому, егерь, отказав Брежневу, не смог не позволить, в виде исключения, убить барсука Внуку на дальности двести метров. Это егерь определил расстояние, ибо он все расстояния в лесу знал назубок. Барсука на опушке не было видно, но егерь уверил, что зверёк сидит у норы, он это знает, потому что барсук всегда в это время сидит возле норы. Егерь дал координаты. Внук выстрелил, егерь побежал и приволок черно-бурого хищника средней величины, с белой полоской вдоль носа и еле видной «снежинкой» на шее. Беленькую снежинку пронзила стрела и из неё сочилась кровь. Для Брежнева это была мистика. Он, отличный стрелок, из винтовки не смог бы убить невидимого зверя на дальности двести метров. А тут! Его еле уговорили покинуть лес. Завершая охоту, следовало бы сказать в оправдание генсека. Безжалостно уничтожая зверей на охоте, он меньше других правителей уничтожил людей. При нём пострадало с десяток диссидентов и всё. Да и то, их не убили, а депортировали в ими любимый Запад. Не говоря, конечно, об уголовниках. К людям он относился как политрук-политработник. Последним местом в Горынях, где Брежнев задыхался от зависти, был конный заводик на 300 лошадиных голов. Он ещё утром задавал вопросы, осматривая хозяйство родичей – Брежневых. Там, через двор, стояли тракторы, комбайны, «зилки́», электрокосилки, конные грабли, другая техника и гужевой инвентарь, то есть телеги и сани, и телеги и сани с грядушками. «А где лошади»? – спрашивал он. Теперь он увидел, где лошади. Продавать коней не выгодно, государство стрижёт купоны, а хозяйству достаются копейки. Лошади служат рабсилой на хозработах, чтобы не трамбовать тяжёлой техникой пашню. И ребятишкам надо потешиться. Соревнуются на лошадях по-всякому. Брежнев сказал, что лошадей хоть на ВДНХ. С ним не согласились те, кого он хвалил.
– Вот раньше, – вздыхали конюхи, – Горыни разводили дивные породы и торговали лучших в краю лошадей. Весь прибыток шёл в казну поселения. – Брежнева вздохи конюхов нисколько не тронули. Ему невдомёк, что все работники конезавода с дипломами кандидатов и докторов наук. От лошадей он едва оторвался. Вообще в нём чувствовался большой хозяин. Осмотрел он и злаковые культуры. Его восхитила современная поливочная система полей, неприметная глазу. Сотни фонтанчиков отрывались от земли фейерверками брызг, орошая поля и не мешая машинам. Затем удивлялся злакам. Такого налива он тоже не видел. Человек, написавший (пусть и с помощью литератора) книгу «Целина», разбирался не только в целинных землях, но и в специфике злаковых культур. Ему робели сказать, но всё же сказали, что с гектара снимают по сто с лишним центнеров пшеницы. Это в зоне-то горного земледелия! Брежнев загорелся наградить одного из тружеников орденом Ленина и золотой звездой Героя Соцтруда. Внук одобрил идею, и тут же сварганили представление о награждении председателя Совета селения. Заверили бумагу подписью Генерального секретаря, поставили «онучинскую» печать, и отправили депешей в Президиум Верховного Совета СССР. Пока гостил Брежнев, Указ был опубликован в газете «Известия». Так тоже делаются великие дела, когда поднимается дух великих начальников. Значит, надо уметь поднимать этот дух у этих начальников. Или у других людей, которые киснут от скуки и лени. К отъезду гостя новоиспечённый Герой Соцтруда был «обмыт» всем селением. Запасы сурицы подходили к концу… Теперь в Горынях было два Героя и оба живых. Председатель достоин награды. Ещё увидим его свершения.
Постоянно шли беседы. Разговоры. Брежнев не согласился с Внуком насчёт богов. Золото следовало бы сдать, – считал и Брежнев.
– Если бы я не знал, что написано в «Особой папке» – есть у нас такая папка с важными фактами, – говорил Брежнев, – я бы тоже стал вашим врагом. Ты думаешь, я не знал о Горынях? Ещё как знал. О золоте ваших богов тоже знаю. Теперь довелось их увидеть. Там есть запись Сталина, что это золото русских богов – резерв. Я на тебя обратил внимание, когда мне доложил председатель мандатной комиссии, что на съезд проник какой-то герой – беспартийный авнтюрист. Мы сочли ошибку ваших местных партчиновников приятной мелочью. Ну, а потом ты помнишь. Ты думаешь, что я не знаю, что твои Горыни нигде не числятся? Прекрасно знаю. Знаю, что ты хотел бы попросить меня исправить недоразумение. Так ведь? Я так и хотел. Но тут на днях я узнал, что моих прадедов отселили из Горыней по скудоумию. Оказалось, что и у меня такой же состав мозга. Теперь я в раздумье. Ты думаешь, мне охота тащить на себе память людей, что у меня с мозжечком что-то там было. Меня успокоила Руся Брежнева. Все отселенцы, как оказалось из её рассказа, стали большими людьми. Ты бы эту вредную теорию заглушил. Тень от неё… Ну, вот теперь, если забуду исполнить твою просьбу, то только по этой причине. Бумеранг тебе по лбу. Отселяй по другим, лучше по добровольным, критериям. Тогда будет лучше. Понял меня?
