— Ну! Теперь опять на поиски… За шпагой! весело вымолвилъ Шепелевъ и началъ снова шарить приговаривая:- Платье… Перчатки!.. Шкатулка!.. Должно быть чулокъ… Опять башмакъ!.. A это… Это ужь и не знаю. Мы этого не носимъ!
Она тихо смѣялась изъ своего угла.
— Хорошо… Смѣйся! Встанешь, какъ я опять на Медвѣдицу попаду ногами да вторую звѣзду раздавлю…
— Не смѣешь по небеснымъ свѣтиламъ ходить!
— Слава тебѣ, Господи! воскликнулъ юноша. — У окна очутилась.
— Нашелъ? Ну-съ… Извольте теперь идти вонъ, дерзкій мальчишка, клявшійся мнѣ въ любви къ другой.
— Пожалуйте ключъ, госпожа тюремщица.
— Извольте, господинъ узникъ. Идите ко мнѣ. Ключъ здѣсь, подъ подушкой.
Шепелевъ ощупью подошелъ.
— Купи его! шепнула она. — За десять поцѣлуевъ…
— Это дешево… За сто согласенъ. О! милая! Счастіе мое! Во вѣки бы… не разстался! прошепталъ онъ, обнимая ее и всю покрывая поцѣлуями…
— Такъ до завтра… Будешь вечеромъ у меня? Въ десять… вымолвилъ онъ наконецъ.
— Да. Да. Да. Глупый младенецъ! Уходи… прошептала она.
Онъ двинулся къ двери, но она снова позвала его.
— Еще одинъ… Послѣдній… На счастіе…
И на нѣсколько мгновеній въ комнатѣ наступила мертвая тишина. Только поцѣлуй беззвучно жилъ… и длился!
XXXVII
Шепелевъ отомкнулъ звонкій замокъ, пріотворилъ слегка дверь и глянулъ. Кто-то шелъ мимо. Онъ подождалъ, потомъ выглянулъ снова. Прохожая горница и корридоръ были пусты, только издали доносился гулъ голосовъ и шумъ толпы. Онъ быстро вышелъ и еще быстрѣе направился къ залѣ.
Идя чрезъ гостинную бодрыми шагами, онъ вдругъ почувствовалъ, будто слегка шатается, въ глазахъ какъ-то потемнѣло и зарябило.
— Отвыкъ даже отъ свѣта! шутливо прошепталъ онъ.
Противъ него оказалось зеркало. Онъ взглянулъ на себя и улыбнулся. Онъ самъ себя не узналъ: на столько было блѣдно, но оживленно лицо его и на столько сверкали глаза;
«Да! Счастіе тоже, что и хворость!.. Но Господи! Думалось ли мнѣ, что сегодня… Вдругъ! Среди маскарада. И какъ она заранѣе все обдумала. Да, дерзко, а какъ просто!.. Она говоритъ: безопасно, потому что если кто и увидитъ, то глазамъ не повѣритъ! Вотъ ужь дьявольскій разсчетъ! Но никто не видалъ… Да! счастливѣе меня теперь въ столицѣ никого нѣтъ! Господи! Авось я съ ума не сошелъ. Авось, все это было! Было! Не сонъ же это? — нѣтъ, сонъ! Ей-Богу сонъ!» — восторженно воскликнулъ онъ.
Шепелевъ двинулся было отъ зеркала, но сильный громъ колесъ на улицѣ заставилъ его выглянуть въ окно и онъ увидѣлъ среди плошекъ быстро, вскачь, удаляющуюся карету.
«Разъѣздъ! Должно быть, ужь поздно», подумалъ онъ.
И онъ двинулся въ пріемную. Она была полна гостей, толпившихся въ ней и на лѣстницѣ. Онъ озирался смущенно и потуплялъ глаза каждый разъ, когда кто-нибудь случайно взглядывалъ на него. Во всякомъ взглядѣ ему казался допросъ. Онъ чувствовалъ, что на лицѣ его написано нѣчто, что можетъ сейчасъ всякій прочесть, узнать и ахнуть!
Онъ сталъ близъ дверей лѣстницы, но, оглядѣвшись, вдругъ пошатнулся, какъ пораженный громомъ, и схватясь за сердце, едва не вскрикнулъ. У окна, на стульяхъ, сидѣлъ старикъ графъ Скабронскій, а около него…. Кармелитка. Она что-то тихо разсказывала ему и смѣялась. Онъ тоже громко смѣялся, покачиваясь на стулѣ.
— Не можетъ быть…. Другая! Другая! шепталъ Шепелевъ почти громко, застывъ отъ ужаса и отчаянія.
Онъ двинулся ближе къ нимъ и его почти безумный сверкающій взоръ приковался къ кармелиткѣ. Она вдругъ увидѣла Шепелева, будто вздрогнула и перестала смѣяться и говорить.
«Подойду!» рѣшилъ онъ и сдѣлалъ чрезъ силу еще два шага.
Кармелитка, глядѣвшая пристально на него, быстро встала, взяла руку Скабронскаго и видимо сильно потянула его за собой, увлекая въ толпу.
— Ахъ ты вьюнъ! Смотри, пожалуй! подъ ручку!! захохоталъ старикъ.
Но Шепелевъ этого не слыхалъ. Онъ двинулся въ окну и ухватился за что-то рукой, чтобы не упасть отъ той бури, которая забушевала у него на душѣ.
— Мальчишка! Дуракъ! Дуракъ! шепталъ онъ. — Вообразилъ, повѣрилъ!.. Но голосъ…. Голосъ ея!.. Да! Ея голосъ. Я съ ума схожу!..
Долго ли пробылъ юноша въ состояніи оцѣпенѣнія, застывъ отъ отчаянія, — онъ самъ не зналъ. Онъ безсознательно видѣлъ только, что всюду поднялась какая-то сумятица. Всѣ будто встревожены. Гольцъ стоитъ окруженный разными сановниками. Откуда онъ пришелъ? Съ лѣстницы, кажется. Около него Панинъ, фельдмаршалъ Трубецкой, Бретейль и цѣлая кучка важныхъ, ему незнакомыхъ, сановниковъ. Вотъ и въ залѣ тоже стихло…. Музыка играетъ, но никто не танцуетъ. Вся молодежь — двигаются, сходятся вмѣстѣ, шепчутся…. и всѣ будто оробѣли.
— Арестованъ! слышитъ Шепелевъ нѣсколько разъ.
Съ лѣстницы появился гетманъ блѣдный, встревоженный и прямо подошелъ къ Гольцу… Шепелевъ сталъ было прислушиваться въ взволнованному голосу гетмана, который клялся, божился и умолялъ посланника. Горе, отчаяніе слышалось въ его голосѣ…. Но едва сталъ юноша понимать, что дѣло идетъ объ комъ-то арестованномъ, какъ вниманіе его было снова отвлечено…. Графъ Скабронскій прошелъ въ гостиную съ кармелиткой и повелъ ее туда…. Туда, гдѣ онъ былъ!.. Гдѣ думалъ, что нашелъ свое счастіе, а былъ глупо и грубо обманутъ какой-то развратной женщиной, кидающейся въ объятія перваго встрѣчнаго. И онъ ощутилъ вдругъ на сердцѣ странное чувство. Сердце будто упрекало его, что онъ осквернилъ то, что жило въ немъ и еще недавно было чисто и свято для него, а теперь попрано и осквернено.
— Да, нѣтъ, нѣтъ! Я же съ ума сошелъ! шепталъ онъ. — Два голоса не могутъ такъ быть схожи!..
Скабронскій вернулся одинъ и присоединился къ кучкѣ, слушавшей горячую рѣчь гетмана. Шепелевъ тоже глядѣлъ на всѣхъ и тоже будто внимательно слушалъ, а самъ прислушивался къ тому, что шептало ему страдающее отъ боли и упрекающее сердце.
И вдругъ онъ двинулся и, теперь еще болѣе блѣдный, съ дикой, полубезумной рѣшимостью въ глазахъ, почти побѣжалъ черезъ гостиную….
— Нескромность! Дерзость! Богъ вѣсть, что выйдетъ! Можетъ быть, сестра ея…. шепталъ онъ на ходу…. Ахъ, все равно! Все равно! Мнѣ хоть умирать! Мнѣ надо знать!!
Онъ былъ уже у двери уборной и, задыхаясь, взялся за ручку…. Дверь была заперта….
— Кто тамъ? раздался тревожный голосъ, но онъ узналъ его сразу…. Это голосъ обѣихъ…. Голосъ «Ночи» и голосъ «Кармелитки».
— Мнѣ надо…. началъ Шепелевъ, но губы его дрожали, языкъ не повиновался, голосъ рвался на части.
— Кто тутъ? повторила она, приблизясь къ самой двери.
— Я…. Шепелевъ…. чрезъ силу громче выговорилъ онъ.
Замокъ щелкнулъ, дверь отворилась и на порогѣ въ полусумракѣ явилась кармелитка Маргарита, безъ маски на лицѣ. Шепелевъ схватилъ себя за голову и отступилъ….
— Что вамъ угодно? холодно, строго, почти гнѣвно вымолвила Маргарита:
— Ахъ, графиня…. Я не знаю!.. съ страданіемъ въ голосѣ прошепталъ онъ.
— Вы не знаете?! воскликнула она, выдвигаясь еще немного изъ дверей. — Такъ я знаю!.. Вы хотите преслѣдовать и срамить женщину за одинъ неосторожный поступокъ! прошептала она. — За одинъ шуточный поцѣлуй!.. Что ты говоришь? обернулась она вдругъ назадъ въ комнату за растворенную дверь. — кто это? а это тотъ дежурный, который по твоей милости офицеръ и который неизвѣстно по какому праву считаетъ возможнымъ лѣзть въ нашу уборную.
Въ отвѣтъ на это сдержанный смѣхъ послышался въ углу горницы.
— Ну-съ, я прощаю васъ. Я сама виновата! Но это ужь въ послѣдній разъ! нѣсколько мягче вымолвила Маргарита.
Дверь снова затворилась, снова щелкнулъ звонко замокъ.
Шепелевъ, едва двигаясь, тихо двинулся отъ дверей. Онъ уже ни о чемъ и думать не могъ. Мысли рвались, путались. То отчаяніе овладѣвало имъ, то вдругъ сердце, встрепенувшись радостно, говорило ему, будто вскрикивалъ въ немъ самомъ другой человѣкъ: неправда! это она!.. она! Сердце знаетъ, видитъ и чуетъ лучше разума, лучше глазъ и ушей.
Вернувшись въ залу, Шепелевъ замѣтилъ опустѣвшія комнаты. Гостей оставалось не болѣе полсотни человѣкъ, и то все больше иностранцы. Русскіе вельможи и сановники всѣ сразу разъѣхались, будто ихъ разогнала гроза.
На устахъ у всѣхъ теперь было имя Теплова.
Гольцъ тихо говорилъ по-нѣмецки въ углу съ датскимъ посланникомъ Гакстгаузеномъ, и Шепелевъ, стоявшій недалеко отъ нихъ, разслушалъ фразу:
— A главное, онъ наперсникъ и другъ обоихъ графовъ. Да, русской партіи конецъ. Ихъ всѣхъ теперь развезутъ по захолустьямъ ихъ пространнаго отечества!
Графъ Скабронскій разговаривалъ съ Фленсбургомъ и адьютантъ изрѣдка взглядывалъ на Шепелева. Казалось, онъ одинъ прочелъ что-то на лицѣ юноши и, разъ взглянувъ на него, теперь постоянно снова переводилъ глаза на его блѣдное лицо… и снова читалъ!..
Шепелевъ невольно отвернулся и подумалъ:
