я и с усилием оторвал голову от подушки. — А, похуй вообще…
Склоняюсь и вытаскиваю из-под кровати кипу военных аптечек. Извлекаю из первой прозрачный шприц-тюбик, после чего делаю себе внутримышечную инъекцию прямо в бедро. Мгновенно действовать оно не будет, потому что промедолу нужно время, чтобы всосаться, но я уверен, что скоро головная боль должна ослабнуть, а затем полностью пройти. А потом опиоидный анальгетик перестанет действовать, после чего всё вернётся на круги своя — мучительная боль, слабость, отчаянье. И захочется вмазать в себя ещё один шприц-тюбик. Очень скользкая дорожка, скажу я вам.
Полежав минут пять, я понял, что мучительная головная отступает, давая место нарастающему чувству эйфории, наступившему во многом благодаря самому факту отступления боли.
— Пусть накрывают поесть, — приказал я Сухому. — И вели всем собираться, у меня есть силы продолжать путь.
— Уже готово, господин, — ответил тот. — И лагерь почти собран.
Я вышел из палатки и увидел готовый к выдвижению караван. Сколько я дремал?
Смотрю на часы — уже шестнадцать ноль-ноль, то есть мы напрасно потратили большую часть светового дня?
— Почему не разбудили? — спросил я.
— Не хотели тревожить, господин, ваше самочувствие… — начал оправдываться Сухой.
—… не причина, чтобы сбиваться с графика, — прервал я его. — Надо пройти хоть сколько-нибудь, пока не наступит ночь.
С котами как-то не было особой возможности связаться. Нет, не только возможности, но и желания. Потому что у меня настроение было, буквально до этого момента, таким, что если бы они сказали: Всё, миру пиздец, мы ничего не смогли сделать, Лёха!" Я бы ответил: А и хуй с ним, с этим миром! Пусть горит дотла!
Сейчас тоже нет возможности связи, потому что мы скоро поедем и доску, с ритуальными идеограммами симпатической магии, просто нет времени устанавливать.
За небольшим столиком, где тётя Галатея расставила тарелки с моей трапезой, меня ожидал стратиг Комнин.
Он был хмур, так как не отошёл после жестокого наказания, лишившего его семи очков характеристик, то есть он стал слабее, что любого опечалит.
На обед сегодня дикая куропатка, застигнутая и убитая в окрестном кустарнике, дикий лук, несколько запечённых картофелин, из нашего запаса, а также вино. Пить алкоголь, даже слабый, при приёме обезболов — это плохой ход, обещающий усиление головной боли в будущем, поэтому я подвинул кружку с вином к стратигу.
— Налей мне воду, — сказал я тёте Галатее.
В кои-то веки сумел нормально есть, без отвращения к еде — чудотворное действие тримеперидина.
Удивительно, что промедол вообще находится в этой аптечке. Не знаю, куда ввязался Кирич, но за такое его могут надолго засадить — даже если бы там был демерол, свободного обращения таких веществ в рамках закона нет.
А вообще-то… Аптечка-то АИ-4, а значит, там промедола вообще быть не должно, а должен быть кеторолак, достаточно сильный обезбол. Это значит, что Кирич где-то ещё достал промедол в шприцах-тюбиках, после чего заменил кеторолак в каждой аптечке.
Единственное место, где он мог бы безопасно достать такое — аптека Петра Горенко, который в теме.
Есть ещё медицинские сумки, до отказа набитые различными наименованиями препаратов и медицинских инструментов, но я так и не нашёл там чего-то более подходящего для устранения болевого синдрома.
Пробовал несколько препаратов с суматриптаном, специально разработанным против мигреней, но они оказали эффекта меньше, чем имбирь, ромашка, лавандовое масло и прочая хрень, которую используют против мигреней народные целители. То есть это не мигрень, но я всё ещё не могу понять, что это!
Неизвестность доканывала, поэтому сегодня я решился бить по площадям. Если я не могу устранить источник болевых ощущений, значит я нарушу цепочку передачи болевых импульсов в собственной центральной нервной системе. Пусть на два-три часа, но нарушу.
— Тебе уже стало лучше? — поинтересовался стратиг.
— Нет, это временно, от лекарства, — отвлёкся я ненадолго от еды. — Потом всё снова станет плохо.
— Ясно, — вздохнул Комнин. — Ты не раздумывал о моём предложении?
— Анна? — уточнил я.
— Да, — кивнул стратиг.
— Что это мне даст? — задал я вопрос.
— Родство с великим домом, права на Трапезунд, — пожал плечами Алексей. — Мои уважение и абсолютная преданность. Вместе мы могли бы достичь такого…
— Трапезунд — это фема в Римской империи? — спросил я, имея в виду родной мир Комнина и Византийскую империю.
— Да, — ответил тот. — Если вдруг как-то окажемся там…
— Уверен, что со временем ты попросишь найти способ переправить тебя туда, — скривил я губы.
— Я могу стать императором! — выпалил стратиг. — Юстиниан слишком устарел и не видит, что ведёт империю к гибели! В тот раз у меня почти получилось, но больше я не позволю себе промедления! Меня поддержит большая часть влиятельных домов!
— Знаешь, если бы не всё, что происходит с вашим миром, если бы не магия, — прикрыл я глаза. — К сегодняшнему дню вашей империи бы уже не было. С востока пришли бы новые завоеватели, после чего начали бы отнимать у вашей державы провинцию за провинцией, пока не настал бы их звёздный час — захват Константинополя. Они назвали бы его Истанбулом, хотя долгое время город бы называли и Константинополем.
— Откуда ты всё это знаешь? — тихо спросил Комнин.
— В моём мире всё произошло именно так, — ответил я. — И ты, в моём мире, побывал на троне императора, ближе к закату империи. Твоё правление отличалось от предыдущих императоров тем, что была бы отвоёвана большая часть Малой Азии, а также возвращены Балканы. При твоём потомке, Мануиле I Комнине, в южную Италию вторглись бы норманны, основав там своё королевство, а затем твоя династия бы прервалась, продержавшись у власти сто один год. Но даже в лучшие годы ты не делал таких же успехов, каких добивался Юстиниан в свои лучшие времена. Анна, кстати, написала бы «Алексиаду», в которой описала бы твои достижения, опустив негативные моменты.
— Какие негативные моменты? — заинтересовался стратиг.
— Да это и неважно сейчас, — махнул я рукой. — Чудо, что ты вообще родился в своём мире. Потому что Юстиниан должен был умереть в шестом веке, за полтысячи лет до тебя. И ты сейчас должен был быть мёртв, потому что люди не должны жить по четыреста лет. Так что нет никакого смысла обсуждать несбывшееся будущее. И, если подумать, Юстиниан неплохо справился, раз ваша империя до сих пор существует, а в мире относительно спокойно.
— Ты неправ, но я не буду с тобой об этом спорить, — произнёс Алексей Комнин. — Я не привык спрашивать
