Мешкать, действительно, нельзя.
Я подобрал подол и залез рукой под широкие шаровары.
– Никак! – складки одежды мешали, да эти чертовы железяки.
– Блин, – сказал ангел и стал помогать мне вылавливать болтающийся между ног кожаный мешок. Чуть с головой не залез.
Дверь вновь распахивается.
На пороге – Повелительница.
Глаза горят гневом.
Видит нашу, не вполне объяснимую позу.
Глаза распахиваются от изумления.
В это время Мустафе, наконец-то, удается схватить драгоценный груз за веревку и он, еще не видя Повелительницы, радостно вопит:
– Готово. Она у меня в руках.
Зал надрывает животики, актеры смущенно краснеют, занавес опускается.
– Что это за… , – я принципиально не стану передавать то, что сообщила нам Повелительница. Единственное – сообщила она достаточно много.
Ангел наконец-то вылез, увидел горящие огнем глаза и заскочив вперед меня принялся старательно отвешивать поклоны, пряча за спиной мешок с пеплом. Повелительница еще раз окинула взглядом пустоту площадки и, омерзительно окинув взглядом, повторила приказ.
– Следуйте за мной. Иначе…
Что последует вслед за этим, нетрудно догадаться. Самое лучшее в ситуации, когда женщина, а тем более облаченная властью, сердиться противопоставить ей анти аргументы. Мы сделали почти так. Мы попросту ломанулись за ней следом. Мустафа впереди, услужливо распахивая перед повелительницей двери. Я позади, стараясь зубами распутать стянувшую горловину мешка веревку. Хранитель, когда уходил из поля зрения Любавы, делал мне свирепые глазки и тыкал указательным пальцем на наружную сторону запястья.
Я и сам знал, что сейчас настолько подходящее время для проведения террористического акта к коронованной особе, что просто дальше некуда. Но веревка затянулась слишком сильно и не поддавалась. Или это просто мои пальцы играли неуместную шутку.
Когда, наконец, мешочек оказался раскрытым и рука потянулась, чтобы достать пепел, Повелительница стремительно ворвалась в большую комнату, или небольшой зал, как удобнее, и остановила нас у входа строгим окриком.
– Стоять здесь. Двери никому не открывать. Все что увидите, забыть. Если я прикажу, выполнять немедленно.
Она б еще все мои гражданские права зачитала. Но все равно интересно.
– Ну что же ты! – Мустафу трясло от азарта, словно пингвина в ожидании холодной зимы.
– Да подожди ты! – отмахнулся я, – Ты только посмотри, что твориться.
Рассказал бы кто, не поверил.
Прежде всего, наверно, стоит описать необычный вид помещения на страже которого мы находились.
Не требовалось особой фантазии и ума, чтобы не догадаться, что именно здесь создаются все великие творения, посвященные колдовству и магии. Огромные полки по всем стенам, сплошь заставленные скляночками, баночками. Столы с раскрытыми книгами и заправленными приборами. Связки трав, сушеные лягушки, змеи и прочая живность. Естественно, не обошлось без черепов. Заканчивало картину скудное освещение, создающее в зале не то чтоб полумрак, но мрачный полусвет, полутень.
Но самое замечательное, самое неожиданное находилось сейчас перед повелительницей.
Огромный, прикрепленный металлическими скобами к полу, стул. А на нем… Честное слово, я чуть было не разрыдался от радости. Кто еще такой, мною горячо «любимый» и «обожаемый» мог попасться Любаве?
Клава. Клавка. Клавдюшечка.
Шею бедной бабы к изголовью стула прижимала тоненькая цепочка, не дававшая ей не то что подняться, шелохнуться. Мой пытливый разум также определил, что данная мера предосторожности не является последней. Клавка находилась под сильным колдовством. Под гипнозом. Платье порвано, щека в крови, руки сплошь в царапинах.
А Повелительница в это время низко склонилась к Клавдии, всмотрелась в настоящий момент спокойное лицо, потом произнесла несколько слов, помахала перед бедной Клавкиной рожей руками. Та встрепенулась, черты лица мгновенно исказились ненавистью, глаза открылись, источая волны безумной злобы, рот распахнулся и… :
– Ах ты, стерва… Проклятущая ведьма… Колдуняшка недоученная.., – и все в этом роде, все в таком разрезе.
Повелительница стояла над ней, скрестив на груди руки и молча наблюдая за беснующейся женщиной. Скоро ей надоело принимать на себя поток словесной грязи и она, даже у меня застыла кровь в жилах, не говоря уже о Клавке, тихо произнесла.
– Если ты не заткнешься, я превращу тебя в жабу и высушу на спиртовке. Как и этих, – она взмахнула рукой, задела засушенных лягушек и только сейчас я разглядел, что у всех трупиков были маленькие, съежившиеся человеческие головы.
– Что тебе нужно от меня? – хриплым от страха, а может от волнения голосом выдохнула Клавка.
– Так-то лучше, голубушка, – почти миролюбиво сказала Любава, – Мне ты нужна, чтобы внести ясность в некоторые вопросы. И будет лучше, если все что я услышу, окажется правдой. В противном случае, мои девочки, – она через плечо махнула рукой и мы послушно заняли места у кресла, – Поговорят с тобой так, как их этому учили. И позволь заметить, до этого они меня не разу не разочаровывали.
За последние полминуты нам повезло дважды. Мы оказались кровожадными фуриями, способными на все, к тому же, занявшими чудесные места в первых рядах партера. Даже Мустафа забыл, зачем мы здесь, и с неподдельным интересом наблюдал за разворачивающимися действиями. А обо мне и говорить-то не приходилось.
– Ладно, черт с тобой, спрашивай, – согласилась на поставленные условия Клавка и тут же получила хороший удар по щеке. Я даже зажмурился. Клавкина голова дернулась в сторону, натянутая цепочка врезалась в шею, оставив глубокий красный след на сальной коже.
– Не надо так со мной, – почти вежливо попросила Повелительница, – И не заставляй меня применять силу.
– Сволочь, – прошептала Клавка, и я даже зауважал ее. Прям как партизанка на допросе.
– Займитесь ей, – повелительница опустилась на краешек стоящего рядом стула.
Я поначалу и не понял, что говорит-то она нам. Только после того, как быстрый словно молния, взгляд стрельнул по моей шее, я уразумел что от нас требовалось.
Собственно сейчас было как раз время расправиться с Сердцем Тьмы, но что-то подсказывало мне – не торопись и играй спектакль дальше. Я даже знаю, что это подсказывало – мужская любопытность. Наихудшая вещь на свете.
Мустафа оказался в данном случае проворнее. Он имел слишком длинную память, чтобы разом забыть Клавкины подвиги. Четко ставя ногу в строевом шаге, насмотрелся фильмов, чудовище, он остановился перед стулом, отвел руку строго на девяносто градусов и вмазал Клавке такую затрещину, что от силы удара инстинктивно дернулась и моя голова. Даже Повелительница, невозмутимо ведшая себя все это время, вздрогнула и слегка поморщилась.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
