Чингис встал в стременах. Тылы войска Джелал ад-Дина бурлили желающими добраться до монгольского хана. Тараща на него безумные глаза, воины неистово проталкивались сквозь ряды соратников. Левый край клина Чингиса теснили яростные удары врагов. Группы из трех или четырех пеших воинов одновременно били лошадей щитами, заставляя тех отступать, натыкаясь на своих же. Все больше и больше врагов вливалось в монгольский клин, подбираясь к Чингису.
В последний момент он успел бросить короткий взгляд на Угэдэя, но там натиск противника был гораздо слабее.
У ходя от напористой атаки мусульман, Чингис стремительно отвел лошадь назад. Чингис подавал ей команды, вдавливая колени в бока животного, и лошадь послушно следовала его приказам, танцуя на месте, чтобы освободить достаточно места для размашистых ударов хозяина. Чингис с маху снес голову одному из врагов, дерзнувшему подойти слишком близко, но за ним появился другой и полоснул клинком по передней ноге кобылицы. Лошадь отпрянула назад, но веса тяжелой заточенной сабли было достаточно, чтобы разрубить кость. Громкое ржание – и Чингис вылетел из седла, правая рука неловко уткнулась в землю, приняв на себя всю тяжесть тела. Чингис почувствовал тупую боль в предплечье, но попытался подняться на ноги, не подозревая, что плечевой сустав вышел из чашечки. Хану казалось, что враги окружили его со всех сторон, и он почти растерялся.
Клин Чингиса перестроился без лишних команд, когда монголы бросились спасать своего хана. Всадники прорывались вперед, чтобы сбить атаку врага. Между тем один из монгольских воинов спешился и, подняв хана с земли, попытался закинуть его на седло своей лошади. Усилия воина увенчались успехом, и хан снова сидел в седле, хотя его спаситель погиб, сраженный ударом в спину. Хан потерял меч, рука беспомощно висела, и каждая попытка шевельнуть ею причиняла острую боль. Вынув левой рукой кинжал из сапога, Чингис повернул лошадь назад. Его воины с криком врывались в образующуюся за ним пустоту. Собрав в кулак последние силы, они наскакивали на врага, но долгий поход через горы измотал многих из них, всадникам не хватало напора, и многие погибали, как только сбавляли скорость.
Взбешенный из-за повреждения руки, Чингис продвигался назад сквозь ряды своей армии. На мгновение он пожалел, что Кокэчу нет здесь, чтобы вправить ему сустав, но в войске хана имелись и другие знатоки боевых ранений. Заметив одного из своих командиров минганов, Чингис громко позвал его, перекрикивая рокот битвы.
Командир едва не лишился головы, когда обернулся к хану. Ответив молниеносным ударом по ногам нападавшего, командир мингана резко развернул коня и направился к хану, стараясь ехать быстрее, но плотные ряды войска тормозили движение.
– Что прикажешь, повелитель? – спросил он, задыхаясь.
– Вставь мне руку в плечо, – ответил Чингис.
Плечо теперь болело невыносимо. Чингис мирно сидел в седле, а мимо проносились другие всадники, с любопытством засматриваясь на хана. Чингис спокойно убрал кинжал обратно в сапог, затем, крепко взявшись за луку седла левой рукой, перекинул ногу через лошадь и спрыгнул на землю. Командир мингана наконец отдышался и принял серьезный вид.
– Надо лечь лицом к земле, повелитель, – сказал он, убирая меч в ножны.
Чингис, крякнув, лег на землю. Его лицо осталось невозмутимым, когда командир тысячи взял хана за поврежденную руку и ощупал сустав.
– Живее! – гаркнул Чингис.
Командир мингана уперся сапогом в подмышку Чингиса и резко дернул за руку, одновременно выворачивая ее. Новый приступ тупой боли – и на мгновение у Чингиса побелело в глазах, но потом боль исчезла. Командир помог хану подняться, и Чингис тут же проверил, все ли в порядке с рукой.
– Пока можно наносить только рубящие удары вниз от себя, но нельзя поднимать руку высоко и замахиваться, повелитель, это ясно?
Чингис не слушал его. В руке еще ощущалась слабость, но хан сжал кулак и улыбнулся. Рука могла держать меч.
К тому времени Хачиун и Хасар разделались с конницей Джелал ад-Дина, позволив нескольким десяткам уцелевших всадников унести ноги. Покончив на правом фланге, полководцы обратили мечи и стрелы против центра. Воины Джелал ад-Дина оказались в тисках, но упорно продолжали сражение, очевидно стремясь унести с собой как можно больше своих врагов. Обе враждующие стороны выбивались из сил, и атака монголов уже не была такой стремительной, как в начале битвы. Чингис понял, что к вечеру его войско может понести большие потери. Размяв руку, хан посмотрел вперед, где сражались Угэдэй и Джебе. Их тумены, загоняя врагов все ближе к реке, почти не пострадали. На бескрайней равнине Чингис, вероятно, продолжил бы бой, зная, что неприятель вот-вот побежит. Однако сейчас путь к отступлению преграждала река. Чингис покачал головой и поднял висевший на груди рог.
Он дал два длинных гудка. Сигнал подхватили горнисты других туменов, и монголы услышали приказ. Они потянулись назад, продолжая еще убивать, когда мусульмане пытались атаковать их со спины. Те, кто по-прежнему сидел в седле, оторвались от противника раньше, но тем, кто лишился в бою коня, пришлось защищать каждый свой шаг от напиравших сзади мусульман. С наступлением сумерек кровавая резня наконец завершилась, и между обеими армиями проступила полоса чистой земли.
Чингис огляделся в поисках гонцов, но поблизости не было ни одного. За гонцами послали. Хану показалось, что минула вечность, пока тех нашли. Чингис велел поднять знамя, служившее сигналом сбора для всех военачальников. Затем хан приказал разбить лагерь всего в полумиле от реки, и его люди пошли за ним. В бою их лица утратили холодную бледность, став после битвы красными и живыми. Кто-то из воинов громко смеялся. Другие ехали хмурыми. В тот день они заглянули в глаза собственной смерти.
Позади на земле осталась кривая линия трупов, среди которых мусульман было намного больше, чем монголов. Армия принца понесла жестокие потери, однако ее воины еще выкрикивали язвительные насмешки вялыми голосами запыхавшихся, усталых людей. Монголы спешились всего в каких-нибудь восьми сотнях шагов от них. Не обращая на мусульман внимания, воины хана привели лошадей, груженных запасами пищи и воды, и начали готовиться к ночлегу.
Джелал ад-Дин был еще жив, хотя доспехи на нем истрепались и зияли дырами во многих местах. Дыша тяжело, словно загнанный пес под жарким солнцем, он смотрел в спины монголов. В бледных лучах заходящего солнца всадники медленно удалялись, не оборачиваясь назад. Принц был рад передышке, хотя знал, что на рассвете они вернутся и кровавая бойня начнется снова.
– Завтра я умру, – тихо прошептал он.
Никто не слышал его. Воины вокруг принца передавали друг другу бурдюки с речной водой и с жадностью утоляли жажду. Джелал ад-Дин чувствовал на себе их взгляды, когда стоял и смотрел на равнины. И быть может, он еще надеялся найти какой-нибудь выход, чтобы спасти их всех.
Пешаварский раджа шел к нему, пробираясь сквозь ряды воинов. По пути князь останавливался, хлопал их по плечу и говорил какие-нибудь пламенные слова для поднятия духа. Однако все чаще слышались стенания и крики тех, кто получил серьезные раны, и после грохота битвы какофония стонов казалась на удивление громкой. Многие из раненых не доживут до утра. У Джелал ад-Дина осталось немного опиума, но его было достаточно, чтобы притупить чувства и заглушить боль, по крайней мере, до наступления смерти. Это все, что принц мог сделать для них, и в эти минуты его сердце разрывалось от ненависти к монгольскому хану.
Джелал ад-Дин повернулся к радже. Оба знали, что их часы сочтены, и оба боялись взглянуть друг другу в глаза.
– Думаю, отец приказал сжечь наши лодки, – тихо сказал Наваз. – Старый дурак, помешанный на древностях и индийских богах. Он не понимает, почему я пошел за тобой.
Продолжая смотреть на вражеский лагерь, до которого, казалось, можно было достать рукой, Джелал ад-Дин кивнул. Воины хана окружили мусульман широким полукольцом. В ту ночь выскользнуть из окружения было бы невозможно.
– Прости за то, что привел тебя сюда, – ответил принц. – Я так надеялся, мой друг! Но теперь…
Он поперхнулся и сплюнул на землю, а Наваз вздрогнул, услышав в его голосе скорбь.
– Ты ведь в детстве умел плавать, Джелал ад-Дин. Ты мог бы переплыть реку?
– И бросить моих людей здесь? Я не сделаю этого. А ты, кажется, камнем пошел на дно, и мне пришлось тебя тащить на себе.
Наваз улыбнулся, припомнив давнюю историю из детства. Разглядывая монголов сквозь серые сумерки, князь вздохнул.
– Мы показали, что их можно разбить, Джелал ад-Дин. Ты по-прежнему талисман для твоих воинов. Если переправишься через реку, они с радостью отдадут жизнь за тебя. Все не может закончиться здесь. Забирай братьев и живи. – Видя поджатые губы принца, князь, чтобы опередить его возражения, заговорил быстрее: – Джелал ад-Дин, пожалуйста, поручи завтра командование армией мне. Если я буду знать, что тебе удалось бежать, то буду сражаться без сожалений. Я обещал, что лодки будут. Ты мой друг. Не дай мне умереть, не искупив своей вины. Для меня это непосильная ноша.
