«Четвёртый тип (гимназий) надо было бы создать для учащихся, удаляемых из обыкновенных гимназий за дурное поведение. Обязывая всё молодое поколение пройти курс среднего образования, было бы нерационально освободить от него за дурное поведение. Для старших классов это могло бы явиться соблазном и поощрением к дурному поведению. (Ей-богу, так и напечатано на стр. 229!!) Учреждение особых гимназий для удалённых за дурное поведение явилось бы логическим дополнением всей системы».
Они назывались бы «исправительные гимназии» (230).
Не правда ли, как бесподобна эта «просветительная утопия» в русском вкусе с исправительными гимназиями для тех злодеев, которые, пожалуй, «соблазнились» бы перспективой «освободиться»… от просвещения!?
VI
Читатели не забыли, быть может, один проект руководства промышленностью, справедливо охарактеризованный как возрождение меркантилизма[377], как проект «буржуазно-бюрократически-социалистической организации отечественной промышленности»[378] (стр. 238). Для характеристики «плана» г-на Южакова приходится употребить ещё более сложный термин. Приходится назвать этот план крепостнически-бюрократически-буржуазно-социалистическим экспериментом. Довольно-таки неуклюжий 4-этажный термин, а что прикажете делать? И план-то ведь неуклюжий. Зато этот термин точно передаёт все характерные черты «утопии» г-на Южакова. Начнём разбор с 4-го этажа. «Один из основных признаков научного понятия социализма – планомерное регулирование общественного производства», – справедливо говорит цитированный сейчас автор[379]. В «утопии» есть этот признак, ибо хозяйство десятков миллионов рабочих организуется наперёд по одному общему плану. Буржуазный характер утопии не подлежит сомнению: во-1-х, средняя школа по «плану» г-на Южакова остаётся классовой школой. И это после всех тех пышных фраз, которые извергал г. Южаков «против» классовой школы в своей первой статье!! Для состоятельных – одна школа, для несостоятельных – другая; есть деньги – плати за учение, а нет – так работай. Мало того: для состоятельных оставлен, как мы видели, «нынешний тип». В нынешних средних школах, напр., м-ва народного просвещения, плата за учение покрывает лишь 28,7% всей суммы расходов, 40,0% – даёт казна; 21,8% – пособия от лиц, учреждений и обществ; 3,1% – проценты с капитала и 6,4% – прочие источники («Производительные силы», отд. XIX, с. 35). След., г. Южаков ещё усилил против нынешнего классовый характер средней школы: по его «плану» состоятельные люди будут оплачивать лишь 28,7% стоимости своего учения, а несостоятельные – всю стоимость своего учения да ещё отработки в придачу! Недурно для «народнической» утопии? Во-2-х, в плане предположен наём гимназией зимних рабочих – особенно из безземельных крестьян. В-3-х, оставлена противоположность между городом и деревней – это основание общественного разделения труда. Раз г. Южаков вводит планомерную организацию общественного труда, раз он пишет «утопию» о соединении обучения с производительным трудом, – сохранение этой противоположности есть абсурд, показывающий, что наш автор понятия не имеет о том предмете, который берётся рассматривать. Не только «учителя» теперешних учеников писали против этого абсурда, но и старые утописты, и даже наш русский великий утопист[380]. Г-ну Южакову до этого дела нет! В-4-х, – и это самое глубокое основание, чтобы назвать «утопию» буржуазной, – в ней оставлено рядом с попыткой планомерной организации общественного производства и товарное производство. Гимназии производят продукты на рынок. Следовательно, общественным производством будут управлять законы рынка, которым должны будут подчиняться и «гимназии»! Г-ну Южакову до этого дела нет! И с чего вы взяли – скажет он, пожалуй, – что управлять производством будут какие-то законы рынка? Пустяки всё это! Управлять производством будут не законы рынка, а распоряжения гг. директоров земледельческих гимназий. Voilà tout[381]. – О чисто бюрократическом устройстве утопических гимназий г-на Южакова мы уже говорили. «Просветительная Утопия», позволительно надеяться, сослужит полезную службу для читающей русской публики, показывая ей, насколько глубок «демократизм» современных народников. – Крепостнической чертой в «плане» г-на Южакова являются отработки несостоятельных за учение. Если бы проект подобного рода писал последовательный буржуа, то у него ни 1-го, ни 2-го этажа не было бы, и проект был бы неизмеримо выше и неизмеримо полезнее подобной народнической утопии. Отработки – хозяйственная сущность крепостного строя. В капиталистическом строе несостоятельный человек должен продать свою рабочую силу, чтобы купить средства к жизни. В крепостном строе несостоятельный должен отработать те средства к жизни, которые он получил от помещика. Отработки необходимо требуют принуждения к работе, неполноправности отработчика, того, что автор «Капитала» назвал «außerökonomischer Zwang»[382] (III, 2, 324)[383]. Поэтому и в России, поскольку сохранились и сохраняются отработки – необходимым дополнением их является гражданская неполноправность крестьянина, прикрепление к земле, телесные наказания, право отдачи в работу. Г-н Южаков этой связи между отработками и неполноправностью не понимает, но чутьё «практичного» человека подсказало ему, что при отработках гимназистов не мешает ввести исправительные гимназии для тех, кто дерзнул бы уклониться от просвещения; что великовозрастные «гимназисты»-рабочие должны остаться на положении мальчишек-учеников.
И спрашивается, зачем понадобились нашему утописту три первых этажа его творения? Оставил бы один четвёртый этаж, – тогда никто не мог бы возразить ни единого слова, ибо человек сам же прямо и наперёд сказал, что пишет «утопию»! Но вот тут-то его Kleinbürger'ская природа и выдала. С одной стороны, и «утопия» – хорошая вещь, а с другой стороны, и преподавательские гонорары для госпожи интеллигенции – тоже недурная вещь. С одной стороны – «без всяких затрат для народа», а с другой стороны – нет, ты, братец мой, процентики-то да погашение целиком уплати, да вот ещё отработай три годика. С одной стороны – напыщенные декламации об опасности и вреде классового дробления, а с другой стороны – чисто классовая «утопия». В этих вечных колебаниях между старым и новым, в этих курьёзных претензиях перепрыгнуть через собственную голову, т. е. стать выше всяких классов, и состоит сущность всякого Kleinbürger'ского миросозерцания.
* * *
Знакомы ли вы, читатель, с произведением г-на Сергея Шарапова: «Русский сельский хозяин. Несколько мыслей об устройстве хозяйства в России на новых началах» (Бесплатное приложение к журналу «Север»[384] за 1894 г.), СПБ., 1894 г.? Сотрудникам «Р. Богатства» вообще и г-ну Южакову в частности мы бы очень рекомендовали познакомиться с ним. Первая глава его озаглавлена: «Нравственные условия русского хозяйства». Автор разжёвывает здесь очень близко стоящие к «народничеству» идеи о коренном отличии России от Запада, о преобладании на Западе голого коммерческого расчёта, об отсутствии всяких нравственных вопросов для тамошних хозяев и рабочих. Наоборот, в России благодаря наделению крестьян землёю в 1861 г. «для их существования определилась совсем иная цель, чем на Западе» (8). «У нашего крестьянина, получившего землю, явилась самостоятельная цель бытия». Ну, одним словом, было санкционировано народное производство, – как выразился гораздо рельефнее г. Николай -он. Помещик у нас, продолжает развивать свою мысль г. Шарапов, заинтересован в благосостоянии крестьянина, ибо этот же крестьянин своим инвентарём обрабатывает помещичьи земли. «В его (помещика) расчёты, кроме соображений частной выгодности предприятия, входит и элемент нравственный, вернее психологический» (12. Курсив автора). И г. Шарапов с пафосом (который не уступил бы пафосу г-на Южакова) говорит о невозможности у нас капитализма. У нас возможен и нужен вместо капитализма «союз барина и мужика» (заглавие II главы книги г. Шарапова). «Хозяйство должно быть построено на тесной солидарности барина и мужика» (25): барин должен насаждать культуру, а мужик… ну, мужик, конечно, должен работать! И вот он, г. Сергей Шарапов, «после долгих и мучительных ошибок», осуществил наконец в своём имении «упомянутое единение барина и мужика» (26). Он ввёл рациональный севооборот и пр. и пр., а с крестьянами заключил такой договор: крестьяне получают от помещика луга, выгон и пашню плюс семена на столько-то десятин и т. п. Обязуются же крестьяне сделать все работы по хозяйству помещика (вывезти навоз, рассыпать фосфорит, вспахать, посеять, убрать, свезти в «мой амбар», обмолотить и пр. и пр. столько-то десятин каждого хлеба) и затем ещё уплатить сначала 600 р., затем 800, 850, 1100, наконец 1200 рублей (т. е. прибавка ежегодно). Платёж этих денег рассрочен… применительно к взносам процентов в Дворянский банк (36 и сл.). Автор, само собою разумеется, «убеждённый сторонник сельской общины» (37). Мы говорим: «разумеется», ибо при отсутствии законов о прикреплении крестьян к наделу и о сословной замкнутости крестьянской общины подобные типы хозяйства были бы невозможны. Обеспечение платежей от крестьян состоит у г-на Шарапова «в неразрешении без своего участия продажи готовых продуктов, вследствие чего является неизбежным ссыпать и складывать всё это в своём амбаре» (36). Так как платежи от бедноты было бы крайне трудно получать, то г. Шарапов устроил так, что он получает их от богатых крестьян: эти богатые крестьяне сами подбирают себе группу слабосильных, становятся во главе этой артели (38) и вносят помещику деньги беспрекословно, потому что с бедняка они всегда получат при продаже продуктов (39).
