В восемь часов пятнадцать минут, подойдя к телефону, я услыхал его взволнованный голос:
- Товарищ командующий! Десять минут тому назад узнал от командиров дивизий, а теперь сам слышу нарастающий шум большого количества танковых моторов противника. С минуты на минуту ожидаю их появления перед нашими дивизиями. Еще не рассвело, но, когда наступит рассвет, все равно густой туман, как вчера, не позволит видеть дальше ста пятидесяти метров. Плохо.
Я спросил:
- Командиры полков, батальонов на своих местах? Артиллерия за ночь вся переместилась на новые огневые позиции? Какие указания вы дали войскам?
- Всех предупредил, чтобы готовились к встрече противника. Командиры дивизий доложили, что противотанковые орудия и танки готовы к бою. Все командиры на своих местах. Артиллерия на новых огневых позициях.
- Вот и хорошо, - ответил я. - Предупредите батальоны, чтобы не пропускали через свои боевые порядки пехоту противника, а если проскочат танки - это беда небольшая, их расстреляет артиллерия, стоящая в глубине. Артиллерию, занявшую закрытые позиции, предупредите, чтобы приготовилась к расстрелу танков прямой наводкой. Противнику туман еще больше будет мешать, чем нам. Не видя один другого, их танки будут неуправляемы. Скажите артиллеристам - больше спокойствия и уверенности, и ваш огонь будет более метким. Если шум моторов приближается и слышно, что их много, поставьте неподвижные заградительные огни артиллерии. Не лишним будет периодически простреливать туман из пулеметов. Желаю успеха.
Закончив разговор с командиром 41-го стрелкового корпуса,, я предупредил о новостях в обстановке командующего артиллерией армии, дал ему необходимые указания, а потом приказал вызвать к телефону командиров 35-го и 40-го стрелковых корпусов.
Командир 35-го корпуса Никитин обладал широким оперативно-тактическим кругозором, был генералом смелым и решительным; он любил и умел обманывать противника; хорошо знал нашего солдата, и солдаты его понимали. Когда он подошел к телефону, я задал ему вопрос, что у него нового и успела ли переместиться его артиллерия.
- У нас все готово, хотим продолжать наступление, - ответил генерал, - и артиллерия переместилась. Но перед соседом справа слышен большой шум танков. Поскольку шум все усиливается, это не похоже на то, чтобы немцы собирались их уводить... А вот и стрельба началась! По-видимому, противник контратакует.
Я подтвердил, что его предположение может быть правильным, и одобрил его действия, дал такие же указания, как и 41-му стрелковому корпусу, и предупредил, что начало артподготовки отменяется, пока не прояснится обстановка. - А пока используйте артогонь по своему усмотрению.
Зная, что у 41-го стрелкового корпуса наступила тревожная пора, решил не беспокоить его штаб первые пятнадцать минут.
Озабоченным вышел я из землянки и, расхаживая по тропинке, вслушивался в разгоравшуюся канонаду. По особым звукам выстрелов из танков и по быстро следующим за выстрелами разрывам их снарядов было ясно, что они перемещаются в нашу сторону. Я слышал, как в дополнение к артиллерии 41-го корпуса вступила в сражение артиллерия 35-го.
Учитывая, что противник решил нанести контрудар по нашим войскам раньше, чем мы возобновим наступление, нетрудно было сделать вывод: противник собрал большие силы и решил восстановить утраченное им вчера положение.
Расхаживая по тропинке, я видел, как выбежал из землянки начальник оперативного отдела армии полковник Владимир Федорович Грузенберг. Он только что принял эту ответственную должность, но был мне хорошо известен как старательный и активный командир. Сильно обеспокоенный, он подбежал ко мне и доложил:
- Товарищ командующий, сорок первый и тридцать пятый стрелковые корпуса контратакованы большим количеством танков. На фронте сорокового стрелкового корпуса спокойно.
- Слышу, знаю, - ответил я. - Передайте командиру сорокового стрелкового корпуса, что для него задача остается прежней. Пусть своевременно начинает артподготовку и наступление, как было назначено.
Поскольку приближалось время начала общей артподготовки, я соединился по ВЧ с командующим фронтом, чтобы доложить ему о положении.
- Что за стрельба у вас раньше времени? - не дожидаясь доклада, спросил меня маршал Рокоссовский.
- Противник с восьми часов тридцати минут наносит контрудар по ударной группировке нашей армии, - ответил я. Доложил о том, как назревало событие, и о принятых нами мерах. Дополнительно выразил свое удовлетворение тем, что противник наносит контрудар до возобновления нашего наступления. Находясь на месте, нам будет легче его обескровить и затем продолжить наступление. Не утерпев, высказал сожаление по поводу того, что наша армия не усилена танковым соединением.
Наступило непродолжительное молчание (маршал, видимо, с кем-то переговаривался). Потом он сказал:
- Жаль, что не начнем наступать в десять часов, - и добавил: - Ну уж если не наступаете, так разделайте под орех неизвестное нам танковое соединение противника и не допускайте его до фланга вашего левого соседа, который в десять часов будет наступать. А насчет того, что вас не усилили танковым соединением, так вы сами знаете, что соседям оно нужнее. Всего хорошего. Докладывайте каждый час.
Позвонил командирам 41-го и 35-го стрелковых корпусов. Оба с горечью доложили, что на некоторых участках наши войска потеснены; у противника много танков, и он настойчиво повторяет атаки.
Я осведомился, где и насколько мы отошли. Еще раз обратил внимание на то, что туман не только усложняет наше положение, но и помогает нам, дал некоторые советы и вышел из землянки, чтобы послушать стрельбу и попытаться по выстрелам уяснить себе картину боя.
Не раз к не два в этот день я слышал, как шквал танковых выстрелов то приближался, то удалялся при непрекращающейся артиллерийской стрельбе с нашей стороны, а командиры корпусов то докладывали с радостью: "Отходит, гоним! Противник оставил на поле боя много трупов и подбитых танков! Есть пленные!" то говорили с грустью: "Противник снова нас вынудил к отходу..."
Весь день, пока не стемнело, был насыщен переживаниями и волнениями. Немецкая пехота, сопровождая танки, не раз доходила до огневых позиций нашей артиллерии и снова откатывалась под ее огнем, оставляя на поле боя все большее количество танков,
Да, это был страшный бой, тяжелый день. Населенные пункты Замосць, Подыховне, Воля-Пеницка, Дворска, Голонивы много раз переходили из рук в руки. Бой утих только в темноте. Наши войска не продвинулись ни на шаг, но ни на шаг и не отступили.
Одна из танковых групп подошла на сто пятьдесят метров к высотке, на которой находился командир корпуса генерал Никитин. Он не только не перенес НП, но и лично командовал орудиями прямой наводки, своим примером воодушевляя артиллеристов. Несколько тяжелых немецких танков были подбиты, а другие скрылись в тумане. Я всегда знал, что генерал Никитин отличный военачальник, но никогда не предполагал, что в его маленьком и худеньком теле живет столько силы и энергии, что у этого человека столько солдатской отваги и прекрасной веры в своих боевых товарищей. Через полчаса я был там, горячо поблагодарил артиллеристов, а Никитина крепко обнял и расцеловал.
