Это звучало как дешевое пророчество в низкосортном фильме ужасов. Но только… В этом был смысл. Он проглядывал сквозь вычурные слова, как тело в белой рубашке — сквозь густые ветки кустарника.
У Баженова вихрем пронеслись в голове те несколько фраз, которыми он обменялся с чужаком при первой встрече. Тогда он решил, что парень явно не в себе. «Какая разница, откуда я взялся? Я был всегда… И я буду всегда».
Но сейчас… Это звучало по-другому. На каждом слове алела кровь убитой девочки. Маленькой Лизы Воронцовой, для которой конец уже наступил, и не дай бог никому такого ужасного конца! И ее будущее не было скрыто во мраке вечной ночи. Потому что у нее не было никакого будущего.
Баженов стоял и не мог пошевелиться. Ружецкий прекратил блевать, поднялся и подошел к нему вихляющей походкой. От него воняло кислятиной. Хлопки на галерке тоже стихли. Криков «браво!» и «бис!» не предвиделось.
Баженов понял, что настал поворотный момент. Или он овладеет ситуацией, или она — им.
— Валерка! — Голос у него сорвался, дал «петуха». Он судорожно сглотнул, но глотать было нечего: во рту все пересохло. Баженов чувствовал себя Шерифом, достающим из промасленной кожаной кобуры верный кольт. — Валерка! — повторил он. — Стреляй! Мы нашли то, что искали!
Ружецкий выстрелил. Дал оглушительный дуплет в черное небо, словно хотел достучаться до того, кто сидел наверху и забавлялся людскими судьбами, раскладывая от нечего делать непонятные пасьянсы: «Как ты мог допустить ЭТО?!» У Баженова заложило уши, будто выстрел набил туда клочья плотной ваты. Потом вата начала таять, наполняя голову мелодичным звоном. Наконец он смог разобрать слова:
— Что это? Конец? Или начало? Это ружье еще выстрелит. И не один раз…
Баженов оглянулся. Кроме него, никто этих слов больше не слышал. Он это понял по удивленным лицам, когда проорал в ответ:
— Это конец, тварь! По крайней мере, для тебя!
Микки сидел на коленях, по пояс голый. Справа от него лежала рубашка, и на ней — остатки веревки. Он сидел, не шелохнувшись, словно все происходящее его никак не касалось.
Баженов бросился к нему и схватил за плечо, с Другой стороны ухватился Ружецкий. Вдвоем они мощным рывком подняли его на ноги. Микки улыбался своей неотразимой улыбкой. Он повернулся к Баженову, будто только сейчас его "заметил, и спросил:
— А для тебя?
Вместо ответа Баженов ударил его в лицо. Потом — еще и еще. Он бил его, пытаясь загнать эти слова обратно в глотку, букву за буквой, звук за звуком, но Микки только смеялся.
Подоспевшие старики и очухавшийся Бирюков повисли на плечах Баженова, пытаясь его остановить:
. — Все, Кирилл, хватит! Надо отвести его в город.
Иван схватил веревку и быстро связал чужаку руки за спиной. Он сделал надежный узел и свободный длинный конец захлестнул вокруг шеи Микки. Натянул веревку — так, что сложенные запястья оказались между лопатками — и снова привязал к рукам. Теперь любая попытка освободиться грозила удушением.
Баженов достал из кармана складной перочинный нож, подошел к дереву.
— Помогите мне кто-нибудь, — глухо сказал он.
Ружецкий оставил пленника и подошел к Баженову. Он нежно обнял тело девочки и приподнял его, пока Баженов пилил тупым лезвием прочную капроновую веревку. Наконец с веревкой было покончено, но Ружецкий так и держал тело в руках.
— Я понесу ее! — сказал он. — Возьмите кто-нибудь ружье.
Ружецкий нежно прижал тело Лизы к груди, и тогда у Баженова промелькнула теплая, никак не вязавшаяся с происходящим, мысль: «Он будет хорошим отцом. Черт возьми, да он бы уже БЫЛ хорошим отцом, если бы трахал жену почаще».
Баженов сам взял ружье Ружецкого и подгонял Микки, время от времени ударяя его прикладом между лопаток. Он хотел выбить из мерзавца хотя бы короткий стон, кряхтение или вскрик, но Микки молчал. И ухмылялся. Баженов не мог этого видеть, но он чувствовал, что подонок ухмыляется.
«Ничего, — думал про себя Баженов. — Ничего, дорогой! Посмотрим, что ты запоешь, когда мы придем в город!»
Он и сам не знал, что будет, когда они придут в Горную Долину. Скорее всего, ничего. Он посадит Микки в изолятор, сообщит обо всем в Ковель, оттуда приедет следователь, проведет предварительное следствие, опросит потерпевших (идиотское слово: мать, потерявшая дочь, — всего лишь потерпевшая) и свидетелей, потом приедет автозак и заберет Микки. И все. А спустя несколько месяцев они узнают, что Микки осудили. Лет на восемь. Или — посадили в психушку, на принудительное лечение.
Лиза будет лежать в земле, а Микки — трескать макароны по-флотски. И все довольны. Это же справедливо. Это — по закону.
* * *
У Ивановой хижины они встретили группу Мамонтова. Сам Валентин стоял, прислонившись к забору, и прикуривал сигареты, одну от другой.
Увидев голого по пояс чужака, он нахмурился.
— А где… — тихо спросил он у Баженова. Он не стал продолжать, но продолжения и не требовалось: в эту ночь они понимали друг друга без слов.
— Валерка несет, — кивнул себе за спину Баженов.
Мамонтов издал какой-то птичий звук, никак не подходивший к его внушительной комплекции. Он часто задышал, будто вынырнул из-под воды, где провел без воздуха долгие пять минут.
— Тебя сменить? — спросил он у Ружецкого. Ружецкий натужно пыхтел, волосы прилипли ко лбу, по лицу катились крупные градины пота… Или это был не только пот? Может быть, он плакал, но разобрать, где слезы, а где — пот, было невозможно. Он мотнул головой. И сказал после паузы немного гнусавым, как от насморка, голосом:
— Я не устал.
Мамонтов кивнул и пошел рядом, освещая ему дорогу фонариком.
Они возвращались домой: мужчины, сплоченные общим делом. Но они возвращались не с победой, как это было в сорок пятом или сорок шестом, а с телом убитой девочки на руках. Город не встречал их радостными огоньками, он лежал перед ними темный, пустой и беззащитный.
Они шли молча, стараясь не смотреть друг другу в глаза. Потому что гордиться им было нечем.
* * *
Шериф сплюнул и выбросил короткий бычок.
— Вот так это было, док… — сказал он Пинту. — Но это еще не конец. Далеко не конец. Я возвращался, толкая перед собой этого ублюдка, и не знал, что в ту ночь побываю у заброшенной штольни еще дважды. Дважды, понимаешь?
— Нет, — честно ответил Пинт. — Что вы там забыли?
— Видишь ли… Иван был совершенно прав — это нехорошее место, и ходить туда не стоило. Но я почему-то чувствовал, что мы найдем его именно там. Так оно и случилось. Мы нашли его, но… Эта поляна словно манила к себе. Притягивала…
— Зачем вы туда вернулись? — повторил Пинт.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
