произносить вслух слово «любовь».
— Ты только что это сделал, — замечаю я с улыбкой.
А затем, пока Бен снова принимается меня отчитывать, всё моё внимание приковывают к себе фары приближающегося автомобиля.
— Ладно, Бен, — я резко обрываю его на полуслове. — Поехали. Я тебя услышала.
Я не хочу звучать беспокойно, но, вероятно, так и выходит, потому что Бен не спорит и лишь чуть выходя вперёд, перехватывает направление моего взгляда.
Встречная машина, оказываясь совсем близко к нам, сворачивает на обочину. Бенова рука дёргается к кобуре, висящей под курткой. Я прищуриваюсь в попытке разглядеть водителя, но за белой пеленой снегопада едва ли могу различить даже силуэт.
К счастью, выжидать не приходится. Водитель покидает свой автомобиль. Длинная фигура, запахнутая в плащ. Курчавые чёрные волосы. И, мне кажется, я уже слышу её голос, когда она произносит, подходя ближе:
— Машина заглохла, детишки?
— Что вы здесь делаете? — спрашиваю я.
Эдзе оглядывает наш внедорожник и, — особо пристально, — Лизу, оставшуюся внутри.
— Здесь — очень призрачное понятие, — протягивает Эдзе, выпрямляясь. — Тебе следует уточнить, где: в городе, на дороге, в этом мире, в этом времени, в этой вселенной…
— А-а-а! — вскрикивает Бен, затыкая уши ладонями. — Заткнитесь!
— И тебе доброй ночи, — довольно улыбается Эдзе.
— Что вы делаете на улице посреди ночи? — повторяю я, корректируя вопрос.
— На другом конце города есть круглосуточная кафешка, где подают отвратного вида и нулевой пищевой ценности двойной бургер с говяжьей котлетой. — Эдзе делает паузу. — Так как у меня впереди целая вечность, чтобы сжечь эту тысячу калорий, я могу позволить себе ночные перекусы.
— Ясно, — протягиваю я. Эдзе никогда не перестанет удивлять меня. — Тогда нам придётся составить вам компанию, потому что мы направлялись именно к вам.
— Вот чёрт, — разочаровано произносит Эдзе. — Как же так выходит, что я всё время попадаю не в то место и не в том времени?
— Не знаю. Но иногда мне кажется, что вы только прикидываетесь незнающим.
Эдзе ведёт бровью.
— Благодарю за комплимент. Ладно. Я слишком голоден, чтобы продолжать этот прекрасный дорожный разговор, к тому же у меня на хвосте последние пару километров сидел жёлтый седан, поэтому давайте-ка поторопимся.
Эдзе хлопает в ладони, подгоняя нас вернуться внутрь внедорожника. Вместе с этим он возвращается в свой автомобиль и почти сразу срывается с места, показывая нам дорогу.
Бен разворачивает внедорожник на пустой дороге, совсем позабыв про любые правила.
— Куда мы направляемся? — интересуется Лиза.
— На поздний ужин с дьяволом, — ворчит Бен.
— Отлично! Я как раз проголодалась.
Бен продолжает что-то бубнить себе под нос. Наш короткий разговор на дороге явно не проходит бесследно, правда я всё ещё не понимаю, почему его могла так взбесить эта ситуация. Я делаю вид, словно поведение Бена совершенно меня не беспокоит, хотя не могу перестать искать ему объяснение даже тогда, когда мы прибываем на пункт назначения, и Бен останавливает машину точно позади машины Эдзе, едва не въезжая тому в багажник.
— Осторожней, — предупреждающе произношу я.
Бен игнорирует это. Выключает двигатель и покидает салон, ничего не сказав ни мне, ни Лизе.
— У этого парня проблемы с контролем своих эмоций, — говорит Лиза тоном врача, ставящего диагноз умирающему пациенту. — Я тебе это как оборотень говорю.
— Знаю, — обречённо вздыхаю я. — А у кого нынче нет таких проблем?
* * *
Уже в кафе, которым на деле оказывается обычная придорожная забегаловка, где не то, что бы есть, даже в туалет ходить опасно, Эдзе, как и говорил, заказывает себе премерзкого вида бургер, разваливающийся прямо на тарелке. Под наши взгляды, полные отвращения, он сдабривает блюдо кетчупом и горчицей и принимается поедать его с нескрываемым удовольствием.
— Это отвратительно, — заявляет Бен, сидящий по мою левую руку. — Настолько, что мне тоже захотелось попробовать.
Он подзывает рыжеволосую официантку, делает заказ. Та записывает его и ещё раз спрашивает у нас с Лизой, не решили ли мы тоже изменить свой категоричный отказ.
— Несмотря на то, что я страшно проголодалась, умирать так рано я не планирую, — отрезает Лиза, откидываясь на спинку сиденья. — Поэтому нет.
— А мне бы кофе, — сдаюсь я. — И что-нибудь из десертов.
— Есть яблочный штрудель, рогалик с маком и шоколадное овсяное печенье, — отчеканивает официантка, не сводя с меня пристального взгляда.
— Давайте рогалик.
— Не советую, он на витрине уже вторую неделю лежит.
— Тогда штрудель?
— У нас плохо работает духовка, штрудель будет холодным.
— Печенье?
— Отличный выбор. Скоро принесу.
Официантка уходит к раздаче, успевая по дороге перехватить ещё пару заказов от таких же неспящих полуночников, как мы. Я съезжаю по скрипучему кожаному сиденью.
— Прекрасное кафе, — иронично подмечаю я.
Эдзе кивает, не отрываясь от поедания бургера.
— Так, а вы, значит, о чём-то хотели поговорить, верно? — говорит он, прикрывая рот.
— Не догадываетесь, о чём? — уточняю я.
Эдзе на секунду замирает, так и не облизав большой палец от следов кетчупа.
— Вероятно, это не модные советы, и, на что я очень надеюсь, не вопрос о ваших взрослеющих молодых организмах. У меня слишком много детей для того, кто может дать хороший совет по поводу контрацепции.
Я накрываю лицо ладонями. Как никогда раньше, идея попросить помощи у Эдзе кажется мне глупейшим поступком.
— Мы хотели узнать у вас, что вы знаете о гнори и перитонах, — говорит Бен, приходя мне на помощь.
Когда я снова гляжу на Эдзе, то вижу, что он умудрился запачкать манжет в горчице.
— Не то, чтобы кроме вас у нас нет никакого иного источника информации, но…
— Но все мы знаем, что из ныне существующих и из тех, кто вас, стражей, не ненавидит всеми фибрами своей души, именно я — кладезь мудрости, — заканчивает за меня Эдзе.
К счастью, официантка приносит мой кофе. Я сразу хватаюсь за кружку, которая оказывается нереально горячей, и, несмотря на дискомфорт, делаю несколько глотков залпом. Горло и язык горят, но зато я отвлекаюсь от мысли плюнуть на всё и вернуться в штаб.
Тем временем, Бену принесли его бургер, выглядящий, как мне кажется, даже ещё хуже, чем тот, что на тарелке у Эдзе. Поэтому пока Бен увлекается едой, а Лиза, как единственная из нас, кто совсем не заинтересован в беседе, сидит молча и складывает из салфеток и зубочисток какие-то непонятные фигуры, я снова остаюсь единственной, кто может вести переговоры.
Чёрт. Нужно было прихватить с собой кого-нибудь из миротворцев.
Я открываю рот, чтобы совершить ещё одну попытку поговорить, когда Эдзе вдруг перебивает меня:
— Гнори — колонизаторы, — Эдзе перестаёт жевать. С выражением удовлетворения на лице, он отодвигает от себя
