«Мы, было, и вовсе Кавказ к рукам прибрали, а как поставили они над собой Шамиля, так он утесы свои от солдатского духа и очистил,— просвещали публику ветераны.— А не троньте, говорит, нас. А у нас по-своему. А кто сунется в горы — секир башка! Ну, мы его тогда в кольцо, крепостями обложили, да просеки через леса».
Все сходились на том, что Шамиль — новый Пугачев и как бы тут чего не вышло…
На объяснения местных вольнодумцев насчет того, что Шамиль, хоть и бунтарь, но на чужие земли, а тем более на царский трон не покушался, возражали помещики: «Разве не он ханские фамилии под корень извел? А мужика с дворянином вровень поставил? Податей не платят, рекрутов не дают, власти над собой никакой не ведают! Аккурат — Пугачев! Плаха по нему плачет!»
Вспомнили даже Лжедмитрия II — Тушинского вора, который пытался овладеть Москвой, а затем бежал в Калугу, где и был убит.
Пока публика горячо обсуждала свою будущность в соседстве с «буйными абреками», а купцы подумывали о возможных барышах ввиду ожидавшегося наплыва гостей, полицмейстер твердил одно: «Калуга пока еще русский город! Тут им не Кавказ. Тут сиди смирно!»
____________
За свои пять веков Калуга повидала многое. Она стояла на подступах к Москве и оказывалась участницей многих войн. Особая роль выпала ей в битвах с ханом Батыем и Наполеоном. Когда Кутузов оставил Москву, Калуга стала главной опорой его побед над французами.
Шамиль оказался не первым именитым пленником, жившим в Калуге. Еще при Екатерине здесь несколько лет пробыл епископ Краковский Солтык. После него в Калуге был поселен последний крымский хан Шан-Гирей. Потом хана отпустили в Молдавию, откуда он попал на остров Родос, где был задушен по приказу турецкого султана.
В Калуге был похоронен и султан Малой Киргизской орды Аригази Абдул-Азиз, живший здесь с 1824 по 1833 год на широкую ногу с родными и свитой и умерший от сильной простуды, когда выпил в жару слишком много холодного квасу.
Однако впечатление от прибытия Шамиля затмило все прежние визиты знатных гостей.
«Красный» губернатор
В. Арцимович, назначенный гражданским губернатором Калуги за год до прибытия Шамиля, разделял идеи Александра II о необходимости скорейшего переустройства общества на европейский манер.
Арцимович прослыл большим либералом и деятельно внедрял в сонную калужскую жизнь блага эмансипации. При нем забурлила не только общественная, но и экономическая жизнь. Местные помещики и дворянство, не поспевавшие за реформами губернатора, прозвали его «красным».
Двигателем прогресса стала газета «Калужские губернские ведомости». В ней же, с прибытием в город имама, появилась постоянная колонка «Из дома Шамиля».
Губернатор близко подружился с имамом, и между ними часто случались довольно откровенные беседы. Однажды, когда речь зашла о последних днях войны, Шамиль сказал Арцимовичу: «Я вышел в Гунибе, чтобы спасти свой народ. Я покинул родину, чтобы сохранить ее. Я стал аманатом, чтобы армия царя вернулась в Россию. Они пришли к нам рабами, не по своей воле, но горцы научили их любить и защищать свободу. Если будет на то воля Аллаха, они помогут царю Александру понять, что лучше быть главой свободных людей, чем царем рабов».
Выяснилось, что Арцимович и сам был решительным сторонником отмены крепостничества. Он уверял Шамиля, что к тому же склоняется и Александр, говоривший своим сподвижникам, что «лучше отменить крепостное право сверху, нежели дожидаться того времени, когда оно само собой начнет отменяться снизу».
Имам и пристав
В октябре 1859 года Гази-Магомед и Богуславский отправились в Дагестан за семейством имама. Они ехали в карете Барятинского, которую пора было вернуть хозяину. На смену этой карете в Калугу прибыла еще более роскошная, подаренная Шамилю Александром II. Украшением царского подарка были две великолепные лошади.
Все заботы о Шамиле легли на плечи Руновского. При официальном вступлении Руновского в должность пристава Шамиль первым делом объявил ему: «Прошу вас придерживаться только одного нашего обычая: когда дадите слово в чем-нибудь, держите его, хотя бы надо было для этого умереть. Кто исполняет свое обещание, тот у нас хороший человек, кто его не исполняет, тот дурной, его надо убить».
Руновский отвечал, что это очень хороший обычай. И просил Шамиля посвятить его, насколько возможно, в другие горские обычаи, чтобы ненароком не попасть в неловкое положение.
В своей служебной деятельности Руновский должен был руководствоваться утвержденной Александром II «Инструкцией для пристава при военнопленном Шамиле».
В ней говорилось:
1. Пристав и его помощник, в качестве лиц, которым правительство вверяет надзор за Шамилем, должны в этом звании быть советниками и руководителями его, ограждать от всего, что могло бы отягощать его положение, и в уважительных просьбах быть за него ходатаями.
2. Присмотр за Шамилем и его семейством должен быть постоянный, но для него не стеснительный.
3. Шамилю и его сыновьям дозволяются беспрепятственно прогулки: пешком, в экипажах и верхом, как в городе, так и за чертою оного, не далее, однако, как за 30 верст в окружности. Он и сыновья могут свободно посещать театры и собрания, как публичные, так и частные, держать своих собственных лошадей верховых и упряжных. При выездах Шамиля или сыновей в гости и в публичные собрания, при прогулках за город и в особенности при прогулках верхом его должен непременно сопровождать пристав или помощник, принимая со своей стороны должную предосторожность, но под благовидным предлогом. При прогулках же в город сопутствование Шамиля и его сыновей предоставляется собственному усмотрению пристава.
4. Допускать к Шамилю свободно как русских подданных, так и иностранцев, заботясь только о том, чтобы подобные посещения не беспокоили его. При посещениях посторонних лиц присутствовать непременно приставу или его помощнику и переводчику. Магометан и вообще лиц сего исповедания с Кавказа допускать только в таком случае, когда они будут иметь на то дозволение от главнокомандующего Кавказской армией. Вообще наблюдать, чтобы Шамиль и его семейство не могли иметь каких-либо подозрительных сношений.
5. Для объяснений с Шамилем назначаются два переводчика, один по найму собственно для переговоров в домашнем быту, а другой с правом действительной службы, для верной передачи разговора и мыслей Шамиля о предметах, не касающихся обыкновенного домашнего разговора.
Оба переводчика подчиняются приставу и должны исполнять его поручения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
