Черт бы ее побрал! Она его специально из себя выводит?!
Мысленно выругавшись и сильнее сжав руль, Антон выдавил:
— Я сделаю тебе дубликат ключей от своей квартиры. Завтра, — снова быстрый взгляд на нее. — Сойдет?
Даша пожала плечами, продолжая рассматривать проносившиеся за окном московские улицы.
— Ты устроила мне бойкот? — поинтересовался Антон, начиная мрачнеть.
— Это тебя уязвляет? — обронила она, усмехнувшись.
И он заткнулся. Больше ни слова ей не сказал за всю оставшуюся до квартиры дорогу.
Хочет ехать молча, что ж, он удовлетворит ее стремление и желание.
Вжимая педаль газа в пол, он помчался вперед, словно срывая в машине свою злость.
Он уже довольно-таки долго следил за ней. Выслеживал, как охотник, свою жертву. Где живет, где учится, с кем общается, как проводит свободное время, где бывает. Узнал о ней всё, что ему было нужно.
«А девчонка-то неплохо устроилась. Очень даже хорошо. Ритуля, небось, и подумать не могла, что ее дочурка найдет такого состоятельного „папика“?! А девка-то, Дашка, хороша, и придраться не к чему».
Богато живет, на машинах дорогих разъезжает, дружбу с богатеями водит.
А о семье даже и не вспомнила, небось!? Не дело это, не дело…
Но кто же мог знать, что тот мужик окажется состоятельным?! Профессор, писатель, исследователь. Москвич, мать его! Надо было больше за девчонку просить! И что это он, дурак, сглупил тогда?! Мог бы выпросить и двадцать, и тридцать штук. Этот заплатил бы, девчонка-то ему нужна была. А сейчас…
Помер. Об этом все газеты писали. А что с мертвого можно взять?
А Дашка-то!.. Подлюка! Куда она собралась? И малый какой-то… Вроде на сына профессорского похож, богач тоже. Может, и с него можно что срубить? О Дашке вроде заботится, денег не пожалеет.
И Алексей, потирая руки в предвкушении наживы, нажал на газ и рванул следом за удаляющейся от дома профессора иномаркой на своей старенькой «шестерке», так и оставшись незамеченным.
Глава 21
Здесь всё дышало им. В его квартире, большой, двухэтажной, на Кутузовском. Она чувствовала его.
Здесь будто всё было им пропитано, даже в воздухе, казалось, витал аромат его туалетной воды. Свежий, дерзкий аромат, ощущая который носом, Даше хотелось поморщиться. Не оттого, что он ей не нравился, а потому, что он принадлежал ему. А ей отчаянно хотелось всё в нем ненавидеть.
И она брезгливо повела плечами, будто давая оценку месту, в котором ей предстояло жить. Судорожно вдохнула через нос, ощутив, как его запах проникает в легкие вместе с кислородом. Задержала дыхание.
Антон между тем не обращал на нее внимания, машинально, на автомате, выполняя всё, что требовалось от гостеприимного хозяина. Только гостеприимным хозяином он не был, как и она не была долгожданной гостьей в его доме. Скорее, преступницей, вломившейся в его личное пространство, на территорию, куда никто не смел проникать до этого дня.
Может быть, поэтому у него сейчас такое мрачное выражение лица? И поэтому брови сведены к переносице, глаза щурятся, а губы превратились в тонкую ниточку?
Она косо рассматривала его, пока Антон вел ее к своей квартире, гадая, что ее раздражает в нем больше. Скептицизм и брезгливость или бездушное спокойствие и равнодушие по отношению к ней?
Они и словом не перемолвились с момента, как отъехали от квартиры Олега. Он, выполняя отведенную ему роль заботливого, участливого опекуна, пытался поговорить, но она игнорировала все его попытки завести пустой разговор. Зачем? Это что-то изменит, решит для них? А, может быть, поможет обоим забыть прошедшие четыре года, проведенные вдали друг от друга и превратившие их в заклятых врагов?
Даша была твердо уверена, что ничто в этой жизни не заставит ее забыть, что было, и попытаться понять его, человека, который повернулся к ней спиной в тот миг, когда она ждала от него участия.
Едва они тронулись с места, она отвернулась к окну, показательно скрестив руки на груди. Он все понял. Бросал на нее короткие взгляды в зеркало заднего вида, злился на нее, негодовал, возмущенно хмурился, а она старалась сдержать победную улыбку и согревалась сладостным теплом своей маленькой мести.
Звякнули ключи, это Антон открывает дверь ее тюремной камеры. Даша поморщилась и скривилась.
Какое точное сравнение. На два года это место станет именно камерой. Как четыре года была квартира дяди Олега, вмиг из жилища, от которого веяло уютом, нежностью и любовью, превратившись в овеянный ледяными ветрами холодный северный замок. С ее личной надзирательницей.
Даша, задумчиво склонив голову, смотрела на распахнутую перед ней дверь.
Теперь это превратится в место, где расположится ее личный ад на земле? Просто поменяв надзирателя?
— Проходи, — застыв в дверях вместе с ней, проговорил Антон, заходя внутрь.
Она вздрогнула от звука его голоса. Холодный и сухой, полоснувший ее резкостью.
Даша злилась на него, у нее были на то причины. А вот на что злился он, она разобрать не могла.
Но в том, что Вересов пребывал в одном из самых скверных своих состояний, девушка не сомневалась.
Вслед за Антоном она прошла в квартиру и замерла на пороге, словно громом пораженная. Ощутив этот неповторимый аромат… мужчины. И не просто какого-нибудь мужчины, а его, своего опекуна.
Она часто за последние годы бывала в квартире Паши, ему тоже был присущ свой запах, но от этого… ее коробило, а внутри всё словно обрывалось. Казалось, он давил на нее, взывая к чему-то. И это ее дезориентировало, заставляя жаться к стенке, вместо того, чтобы с гордо поднятой головой войти внутрь.
Едва ступив на порог его дома, своего нового жилища, девушка ощутила дискомфорт. Хотя и не подала виду. Не перед ним. Она никогда не позволит себе опуститься до того, чтобы на что-то ему пожаловаться. Один раз она уже попробовала… и чем это для нее обернулось?!
Даша стиснула зубы. Нет, она не будет вспоминать. Не станет мучить себя воспоминаниями.
Неуверенно застыв у двери, Даша не решалась сделать вперед хотя бы шаг. Она будто знала, еще один шаг, вот этот, заветный, последний, роковой… и всё в ее жизни изменится. Стремительно, резко, зло перевернется ее маленький мир, в котором не было его, такого мрачного, постороннего, чужого. Точнее, он был, но где-то там, далеко, не с ней. А теперь… Что теперь? Она не хотела, не ждала, она не искала перемен. И его она больше не ждала. А он пришел. И заявил на нее свои права, будто имел на то основание.
