— Пожалуй… да.
Улыбка Финли стала шире, и Пимли решил, что она искренняя.
— Мне это нравится! Очень нравится! У меня нервы! Нервы!
— Нет, я нервничаю, — поправил его Пимли. — Мы говорим так.
Улыбка Финли поблекла.
— Я тоже нервничаю. Не нахожу себе места. Не знаю, куда приткнуться.
— Опять отметки на Глубокой телеметрии?
Финли пожал плечами, потом кивнул. Проблема с Глубокой телеметрией состояла в том, что никто не знал, что именно она измеряла. Возможно, телепатию, возможно (не дай Бог) телепортацию, а может, колебания в структуре реальности, свидетельствующие о скором крушении Луча Медведя. Никто не имел об этом ни малейшего понятия. Но за последние четыре месяца, или около того, оживали все новые и новые приборы, которые ранее стояли темными и потухшими.
— Что говорит Дженкинс? — спросил Пимли. Сунул «Миротворца» в плечевую кобуру, приблизив нас на шаг к тому, что ты не хочешь слышать, и о чем я не хочу говорить.
— Дженкинс говорит то, что выскакивает из его горла на летающий ковер языка, — Финли из Тего пренебрежительно пожал плечами. — Поскольку он не знает, что означают символы на дисках и дисплеях Глубокой телеметрии, как ты можешь спрашивать его мнение?
— Спокойно, — Пимли положил руку на плечо начальника службы безопасности. Удивился (и слегка встревожился), почувствовав, что тело под отлично сшитой рубашкой Финли от «Тернбулл-и-Ассера» чуть вибрирует. А может, и дрожит. — Спокойно, дружище! Это всего лишь вопрос.
— Я не могу спать, не могу читать, не могу даже трахаться, — вздохнул Финли. — Клянусь Ганом, пробовал и первое, и второе, и третье! Пройдись со мной в Дамли-Хауз, если не возражаешь, и взгляни сам на эти чертовы приборы. Может, у тебя возникнут какие-нибудь идеи.
— Я — администратор, не техник, — мягко напомнил Пимли, но уже шел к двери. — Однако, раз делать мне все равно нечего…
— Может, все дело в приближении конца, — Финли остановился на пороге. — Тут может случиться всякое.
— Возможно, — согласился Пимли, — и прогулка ранним утром не причинит нам никакого вре… Эй! Эй, ты! Ты, там! Ты, Род! Повернись ко мне, когда я говорю с тобой, или ты этого не знаешь?
Род, худосочный парень в старом джинсовом комбинезоне (на заду штаны обвисли и практически побелели от времени и многочисленных стирок), повиновался. На его пухлых щеках хватало веснушек, а в синих глазах стоял страх. Пожалуй, его можно было назвать симпатичным, если бы не язва, съевшая половину носа, а красавцев с одной ноздрей не бывает. В руках он держал корзину. Пимли не сомневался, что прежде видел на ранчо этого бей-бо, но утверждать бы не стал: все Роды были для него на одно лицо.
Значения это не имело. Идентификацией занимался Финли, и он взял инициативу на себя, направившись к Роду, на ходу вытаскивая из-за пояса и надевая резиновую перчатку. Род вжался спиной в стену, еще крепче ухватился за плетеную корзину, и громко пернул, конечно же, от волнения. Пимли пришлось прикусить щеку изнутри, и очень сильно, чтобы сдержать улыбку, уже начавшую изгибать губы.
— Нет, нет, нет! — воскликнул начальник службы безопасности и отвесил Роду оплеуху затянутой в перчатку рукой (входить в прямой контакт с кожей детей Родерика считалось опасным, слишком многими они болели болезнями). С губ Рола полетели брызги слюны, из дыры в носу — крови. — Не хочу я слышать, что говорит твоя ки'палата, сэй Хайлис. Дыра в твоей голове не намного лучше, но, по крайней мере, от нее я могу ожидать слово уважения. И будет лучше, если мои ожидания оправдаются.
— Хайл, Финли из Тего! — пробормотал Хайлис и с такой силой ударил себя кулаком по лбу, что затылком ткнулся в стену — бонк! Тут уж Пимли сдержаться не смог: рассмеялся. Да и Финли не смог бы упрекнуть его за это по пути к Дамли-Хауз, потому что тоже заулыбался. Пимли, правда, сомневался, что улыбка эта принесло Роду по имени Хайлис чувство успокоения. Слишком много обнажилось острых зубов. — Хайл, Финли-Смотритель, долгих дней и приятных ночей тебе, сэй!
— Так-то лучше, — кивнул Финли. — Не намного, но лучше. А что, скажи на милость, ты тут делаешь, до горна и солнца? И что у тебя в корзинке, рябина?
Хайлис крепче прижал корзинку к груди. В глазах его застыл страх. Улыбка Финли разом исчезла.
— Сей секунд откинь крышку и покажи, что у тебя в корзинке, парень, а не то будешь собирать зубы с ковра, — слова эти напоминали низкое рычание.
На мгновение Пимли подумал, что Род не выполнит приказ, и почувствовал легкую тревогу. Но тут же Род откинул крышку плетеной, с двумя ручками, корзинки. С неохотой вытянул руки вперед, предлагая Финли заглянуть в корзинку. При этом закрыл глаза, с воспаленными веками и отвернулся, ожидая удара.
Финли заглянул. Долго молчал, потом с его губ сорвался смешок, и он пригласил Пимли ознакомиться с содержимым корзинки. Ректор сразу понял, что в корзине, но потребовалась пара секунд, чтобы понять, почему. Тут же он вспомнил, как выдавил прыщ, а потом предложил Финли слизнуть гной с кровью, как за обедом предлагают лучшему другу что-то особенно вкусное. На дне корзинки Рода лежали использованные бумажные салфетки. Если точнее, фирмы «Клиникс».
— Тамми Келли велела тебе вынести мусор этим утром? — спросил Пимли.
Род со страхом кивнул.
— Она сказала тебе, что ты можешь взять из мусорного бачка все, что тебе понравится?
Он подумал, что Род солжет. Если б солгал, ректор приказал бы Финли избить парня, дабы напомнить и ему, и другим, что лгать грешно.
Но Род, Хайлис, покачал головой, на лице отразилась грусть.
— Ладно, — в голосе Пимли слышалось облегчение. В такую рань не хотелось слышать вопли и видеть слезы. И то и другое могло испортить завтрак. — Ты можешь идти, вместе со своей добычей. Но в следующий раз, парень, спрашивай разрешения, а не то уйдешь отсюда побитый. Ты меня понял?
Род радостно кивнул.
— Тогда иди, вон из моего дома и с глаз долой!
Они наблюдали, как он уходит, с корзинкой, в которой лежали бумажные салфетки, в которые высмаркивались или использовали для чего-то еще. Оба знали, что Род намерен съесть их на десерт, как восточные сладости. С суровыми лицами подождали, пока за Родом не закроется дверь, а потом расхохотались. Финли из Тего откинулся спиной на стену, так сильно, что одна из картин слетела с крюка, а потом сполз на пол, истерически хохоча. Пимли закрыл лицо руками, огромный живот ходил ходуном. Смех снял напряженность, с которой оба начинали этот день, снял полностью.
— Рисковый парень, однако! — сказал Финли, когда в нему вернулся дар речи. Мохнатой рукой-лапой вытер слезящиеся глаза.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
