После первого удачно проведенного боя Стропилов решил, что путь новому виду спорта открыт и скоро его включат в программу Олимпийских игр. Гуслярская боксерская секция выезжала в полном составе в поселок Пьяный Бор, где сражалась на городской площади с местными боксерами и победила по очкам. Постепенно увлечение колбоксом распространилось далеко за пределы района, и наступило время созвать в Великом Гусляре первые областные соревнования.
Соревнования должны были начаться в пятницу 6 июля.
Но они не начались.
Нет, колбоксисты из других городов и сел не игнорировали соревнований. Все они приехали. Их разместили в общежитии речного техникума. Но в назначенный час на площадь, окруженную народом, пришли лишь колбоксисты Великого Гусляра.
Они шумно разминались на площади, притопывая сафьяновыми сапожками и сдвинув лихо на затылок высокие шапки.
Их соперники не пришли.
Тогда встревоженный Стропилов послал гонцов в общежитие. Гонцы не вернулись.
Стропилов послал других, более ответственных гонцов.
Гонцы не вернулись.
Зрители возмущались и постепенно расходились с площади.
Так как у Стропилова не оставалось более гонцов, он отправил за гостями своих колбоксистов.
Ни один из них не вернулся на площадь.
Отчаявшийся Стропилов закрыл соревнования и сам пошел искать пропавших.
Чувствуя неладное, он в общежитие не вошел, а принялся кричать с улицы.
Через несколько минут из окна высунулся его заместитель Бегунков и сказал:
— Стропилов, не отвлекай.
После этого окно закрылось.
Стропилов предпринял попытку проникнуть в общежитие. Но дверь была заперта.
Тогда Стропилов, отличавшийся силой воли и тела, забрался в окно второго этажа и проник в комнату, где скопились колбоксисты.
Все они были заняты странным делом.
Каждый держал в руках шар размером с помидор. Шары казались перламутровыми — они переливались и меняли цвет. Молодые люди задумчиво крутили шары. Вид у них был отстраненный.
— Что происходит? — спросил Стропилов, пытаясь владеть собой.
Один из гостей города протянул ему лишний шар и сказал:
— Создай узор.
Стропилов пригляделся и понял, что колбоксисты решают какую-то головоломку. Надо было ухватить смысл переливчатости красок, направить по нужному пути, чтобы получился узор, необъяснимый, но несказанно приятный для взора.
Стропилов попробовал. Когда спохватился, обнаружил, что провел за этим занятием более двух часов. Осознав, сунул шар в карман и попытался привлечь внимание колбоксистов. Он соблазнял спортсменов ужином, грозил порицанием, пытался отобрать шары. Последнее было ошибкой, потому что боксеры умели сопротивляться.
С синяком под глазом, возмущенный и подавленный, Стропилов покинул общежитие, борясь с желанием вынуть из кармана шарик. Чувство долга позволило ему отказаться от этой мысли и добежать до дома № 16 по Пушкинской улице.
— Где профессор? — спросил он у жильцов дома, игравших во дворе в домино.
— Дома, — сказал начальник стройконторы Корнелий Удалов. — Что случилось?
Не ответив, Стропилов взбежал по лестнице и оказался в кабинете профессора Льва Христофоровича Минца, великого изобретателя и ученого, временно проживающего в Великом Гусляре.
Корнелий Удалов бросил домино и поднялся вслед за Стропиловым к профессору. Он был встревожен: Стропилов не такой человек, чтобы из-за пустяков носиться по городу.
Сбиваясь, запинаясь, Стропилов изложил как мог профессору Минцу свою беду.
— Поглядим, — сказал Лев Христофорович, взяв шар и подойдя поближе к свету.
Соседи тоже двинулись к окну.
— Только осторожнее, — сказал Стропилов. — Не заразитесь.
Минц снисходительно усмехнулся: заразиться он не боялся.
— Значит, — сказал он, — принцип такой: создать композицию, чтобы зеленый был за красным, а синий переливался в оранжевый.
Профессор со свойственной ему проницательностью сразу ухватил принцип игры.
Руки его начали нежно и уверенно покачивать и вертеть шарик, краски внутри которого пришли в движение, завораживая зрителей. Прошло две минуты, три, пять.
— Нет, — сказал Корнелий Удалов, который глядел профессору через плечо. — Левее качай. Левее, говорю!
— Отстань, — сказал Минц.
Удалов ломал пальцы от желания участвовать в игре.
Стропилов глубоко вздохнул и насупился. Он понял, что и здесь ему помощи не дождаться.
Прошло еще полчаса. Профессор Минц уже был близок к завершению игры, но в этот момент Удалов не выдержал, вырвал у него шарик и принялся покачивать его, закрывая от прочих спиной.
Минц потряс головой, словно пытаясь избавиться от воды, попавшей в уши, потом неуверенно улыбнулся и сказал:
— Кажется, я увлекся.
— Знал бы я, — сказал Стропилов печально, — принес бы вам десяток. У них в общежитии этих шариков целая коробка.
— Но я не увлекся, — сказал Минц. — Разумный человек может устоять.
— А знаете, сколько времени прошло с тех пор, как я вам этот шарик всучил? — спросил Стропилов.
— Минута… может, две.
— Полчаса, — ответил Стропилов. Он не обвинял, не корил, он уже смирился с тем, что колбоксу не жить на свете.
Минц не сразу поверил в собственный промах. Но потом поглядел на часы и, как человек объективный, должен был признать, что не заметил, как пронеслось полчаса. И это его ужаснуло.
— Что плохо, — сказал между тем Стропилов, пытаясь отнять шарик у Удалова, — мои спортсмены не едят. Никто на обед не пошел.
Ему удалось пересилить Корнелия, и он спрятал шарик в карман.
— Эффект почти гипнотический, — сказал Минц. — Очень опасный эффект. А откуда эти шарики появились?
— Сам не представляю. Вчера их не было. Вчера мы гостей встречали, они обыкновенные были, перчатки примеряли, площадку изучали. Цветы от пионеров принимали. Всё как положено.
— А утром исчезли?
— Утром исчезли. И все, кого я за ними посылал, тоже исчезли. То есть не совсем исчезли — сидят по комнатам, но для человечества они потерянные люди.
Удалов уже пришел в себя. Ему было стыдно.
— Я вам вот что скажу, товарищи, — заметил он. — Вчера по телевизору показывали первенство мира по кубику Рубика. Но шарик, скажу я вам, куда опаснее.
— И кому это нужно! — воскликнул Стропилов. — Кому это нужно!
— Вот именно, — подхватил Минц. — Об этом я и думаю. Хорошо, когда такие забавы возникают в мире капитализма. Там некоторым торговцам и магнатам выгодно, чтобы трудящиеся отвлекались от насущных проблем. Но кому это нужно в городе Великий Гусляр?
— Я сначала подумал на Мхитаряна, — сознался Стропилов.
— Это кто?
— Один человек. Он на межрайонном совещании заявил, что колбокс — его изобретение. Может, из зависти… а?
— Дайте сюда шарик.
Стропилов отдал шарик профессору. Удалов задрожал от желания отнять игрушку и убежать на чердак. И это было странно, так как Удалову уже исполнилось сорок восемь лет.
— Где же, позвольте вас спросить, — рассуждал Минц вслух, — ваш друг Мхитарян мог изготовить такой шарик? Он где обитает?
— В Тотьме.
— Это крупный индустриальный центр?
— Ну что вы, Лев Христофорович!
— Я пошутил. Всем ясно, что в Тотьме эти шарики не делают. Значит, будем искать дальше.
— Может, это… шпионы империализма? — спросил Удалов неуверенно.
— Конечно, колбокс — угроза серьезная, — сказал Минц. — Но вроде бы шпионов у нас в последние годы не бывало. Так, Удалов?
— Шпионов-то не бывало, — ответил Корнелий. — Но есть у меня одно подозрение.
Он подошел к открытому окну и громко, на весь двор, спросил:
— Эй, соседи, что подозрительного и необыкновенного случилось за последние дни в нашем городе?
Из различных окон выглянули головы соседей.
— Вроде ничего, — сказала Гаврилова.
— Золотых рыбок в зоомагазин привозили, — сказал Василь Васильевич, который по приказу супруги развешивал во дворе белье. — Они желания исполняли.
— Это давно, это в прошлом году, — отрезал Удалов. — Еще что было? Думайте, думайте!
— Крокодила в озере Копенгаген видели, — сказал кто-то.
— Крокодил нас сейчас не интересует.
— Вулкан на Грязнухе! — крикнул снизу Саша Грубин.
— Нет, не годится!
— Дядя Корнелий, — сказал подросток Гаврилов, выключая магнитофон. — Мне ребята говорили, что за слободой вчера утром космический корабль приземлился. Инопланетный.
— Тоже невидаль! — рассердилась мама подростка. — Корнелий же спрашивает: что необычайного? А ты — космический корабль. Да мало ли их у нас приземляется! На весь мир этим прославились.
— Вчера, говоришь? — спросил Удалов. — А пришельцы из него вылезали?
— Ребята видали. Говорят, один обыкновенный, на трех ногах, зеленый.
