– Да? А мне Джессика говорила, что Маскарен тебе открылся на смертном одре, – пробормотала Марина.
– Еще чего! – усмехнулся Хьюго. – Тут Джессика либо напутала чего-то, либо приврала. Маскарен! Да Маскарен даже на этом самом смертном одре с пеной у рта доказывал, что я его родимый сыночек и ни про какую леди Клер он отродясь не слыхивал.
– Так и не сознался? – с неподдельным сочувствием спросил Джаспер.
– Так и не сознался, – тяжело вздохнул Хьюго.
– А вот скажи, Хьюго, – задумчиво произнес Джаспер, – ты Алистеру про все про это тоже рассказал, прежде чем убил его?
– Ну, рассказал, – буркнул Хьюго.
– А он? – допытывался Джаспер.
– Чего – он? Он меня на смех поднял, я же говорю!
– А хочешь, я скажу тебе, почему Алистер смеялся? – вкрадчиво спросил Джаспер. – Хочешь, расскажу, почему упорствовал Маскарен?
– Ну? – с любопытством уставился на него Хьюго и побелел, услышав снисходительный ответ.
– Да потому, что у Джорджа Маккола и Клер Крэнстон никогда не было никакого сына!
– Как… как… – забормотал Хьюго.
– Да так, – тихо, но жестко сказал Джаспер. – У Клер родилась дочь!
* * *
Дочь!
У Марины закружилась голова, и Джаспер бросил на нее быстрый взгляд:
– Джессика черпала подтверждение своим измышлениям там же, где наткнулись на эти сведения вы: в моем дневнике. Вы ведь прочли мой дневник, Марион, не так ли?
– Я, да… нет… – жалко бормотала Марина, чувствуя неодолимое желание провалиться сквозь землю. Правда, прежде предстояло бы еще провалиться сквозь солому и телегу. – Я… только несколько листочков! Нечаянно!
– Вы – несколько листочков и нечаянно, Джессика – весь дневник и нарочно, однако сути дела это не меняет: нигде в своем дневнике я не написал, каков был пол у ребенка Клер. Только много позже леди Крэнстон смерти я случайно встретил ее старую нянюшку, которая ко мне всегда особенно благоволила. Она-то и открыла мне тайну, однако, сколько я ни умолял старушку, она не нарушила клятву, данную Клер, и не сообщила, кому была отдана на воспитание девочка… та самая, которая, по мстительному выражению Клер, ничем не напоминала Макколов.
Марина похолодела от догадки, вдруг осенившей ее.
Агнесс! Смуглая, черноволосая и черноглазая Агнесс, ничем не напоминающая светловолосых, светлолицых Макколов! О господи… Агнесс – дочь Клер Крэнстон! Но если так… если так, Десмонд творил блуд со своей единокровной сестрой?!
Марина содрогнулась. Не от ревности, нет. И даже не от вполне естественного отвращения. Жалость пронзила ее, подобно стреле. Невыносимая, щемящая сердце жалость!
Десмонд, бедный Десмонд… каково ему будет узнать об этом! И она мгновенно приняла решение: он не узнает, не должен узнать. Ни за что! Похоже, одна Марина догадывается о страшной тайне. Нет, наверняка знала Джессика. Уж больно старательно она отводила Марине глаза, привлекая ее внимание к Хьюго. Знала, что басня о «настоящем лорде Макколе» рано или поздно лопнет как мыльный пузырь. А вот Агнесс… Агнесс была обречена сразу, как только у Джессики зародились о ней смутные подозрения. Не руками Марины, так чьими-то другими руками Джессика все равно бы расправилась с ней.
Вряд ли даже Джаспер знал, где дочь Клер, где эта бедная девочка… девушка. Не то он бы относился к Агнесс совсем иначе и уж добился бы для нее справедливости. Ведь он, Джаспер, – совсем другой, чем Марина о нем прежде думала. Себя ущемлял, а ради спасения Алана жизни не жалел, хоть существование этого ребенка просто-таки намертво замыкало для него двери к владению Маккол-кастл. Хорошо, что Урсула открыла ей глаза на истинную натуру своего брата, искупавшего грехи прежней ненависти к отцу, брату, племянникам и пытавшегося выбраться из той бездны нравственного падения, куда он рухнул, пристрастившись к опию, и куда его непрестанно норовила снова столкнуть Джессика…
– Не верю я ни единому твоему слову! – перебил ее мысли голос Хьюго, наконец-то пришедшего в себя и постепенно обретавшего прежнюю наглость. – Ни словечку не верю твоему! Да и коли даже все так, тебе-то от этого что? Или вон мальчишке Алистерову? Джессика мне говорила: ты ненавидишь Десмонда и свергнуть его хочешь, оттого и носишься с этим отродьем. Однако же что в нем тебе, в незаконном-то? Какой прок?
– Алистер и Гвендолин состояли в законном браке, – спокойно произнес Джаспер. – И есть бумаги, подтверждающие это.
– Бумаги? – выдохнул Хьюго. – Ну, раз так… Ох и дурак я был, что не поверил Джессике! Она всегда твердила, что какие-то бумаги должны существовать. Она про них прочла в дневнике и все время меня точила, как червь: добудь эти бумаги, допытайся у Гвендолин, где они спрятаны!
«Вот как? Значит, Джессика и тут врала, когда впала в отчаяние, прочитав листок из дневника. Она про венчание прекрасно знала, а для меня разыграла горестную сцену. Зачем? Из любви к искусству, что ли? Ну…» – не находя слов, Марина с отвращением покачала головой. Впрочем, она испытывала к Джессике куда меньшее отвращение, чем к себе, к своей непроходимой тупости. Теперь-то все казалось таким ясным, таким очевидным! Но если бы она раньше дала себе труд подумать толком, а не мчаться с вытаращенными глазами на все четыре стороны сразу…
Думать! А думать есть о чем даже сейчас. Что это говорит Джаспер? Он знает, где бумаги, подтверждающие права Алана?!
– Врешь небось, – подал ехидный голос с земли Хьюго, – и сейчас врешь, как прежде врал! Поди найди те бумаги!
Бледные губы Джаспера тронула легкая улыбка.
– Это не так трудно, как тебе кажется, Хьюго, – сказал он. – Бумаги здесь.
– Здесь?! – Хьюго захлебнулся, словно у него перехватило горло. – Где – здесь?
Джаспер и Флора переглянулись, а потом молодая женщина разбросала солому в углу телеги и достала большой клетчатый узел. В плед были увязаны какие-то вещи – ее и Алана, а среди них лежал большущий шерстяной клубок. В него были воткнуты спицы с начатым детским чулком. Чулочек получался не полосатый, как носили здесь все, а невероятно пестрый, потому что на клубок были беспорядочно намотаны нитки самых разных цветов. Что-то подобное Марина уже видела… Она нахмурилась, вспоминая. Ну конечно! Один большой клубок, подобный толстой кошке, а вокруг него – несколько «котят». Они лежали в корзинке в доме Флоры. И вдруг матушка Смит, придремнувшая у очага, в испуге подхватывается – и начинает лихорадочно наматывать нитки… еще более тщательно пряча и без того хитроумно запрятанные драгоценные бумаги!
Марине только и оставалось, что в очередной раз покачать головой. И тут она перехватила лукавый взгляд Флоры:
– Узнали, мисс?
– Узнала, – протянула Марина. – Ну, скажу я вам…
