других, мы также используем наши обширные запасы общих знаний – знаний не только о том, как конкретные слова соотносятся с объектами, но и о том, как выражать и обсуждать различные объекты. Каждое человеческое сообщество создает множество взаимосвязанных форм дискурса, конструируя истории, объяснения, беседы, дискуссии и споры. Мы изучаем грамматические формы для совмещения слов с фреймами предложений, а также накапливаем запасы «сюжетов» для наполнения наших историй, и запасы «типовых личностей» на роли персонажей этих историй; дети же вынуждены все это осваивать в процессе обучения языку.
Глава 27
Цензоры и шутки
Мужчина за обеденным столом окунул руку в майонез, а затем провел пальцами по волосам. Когда его сосед удивился, мужчина извинился: «Мне очень жаль, я решил, что это шпинат».
Зигмунд Фрейд
27.1. Демоны
Очевидно, нам следует наконец завершить историю о Мэри и воздушном змее. Вот продолжение первых фраз.
Мэри пригласили на праздник дня рождения к Джеку. Она спрашивала себя, понравится ему или нет воздушный змей.
Джейн сказала: «У Джека уже есть змей, так что тебе придется унести его обратно».
Что означает местоимение «его»? Ясно, что Джейн говорит не о том змее, которым уже владеет Джек, а о новом змее, который Мэри собирается подарить мальчику. Но что заставляет слушателя предполагать, будто рассказчик имел в виду именно это? Кроме того, помимо вопроса относительно самого змея, здесь возникает много других вопросов. Почему мы уверены, что слово «его» обозначает змея? Что значит «унести обратно» – забрать у Джека или вернуть в магазин? Ради простоты давайте отбросим другие варианты и предположим, что слово «его» относится к змею. Чтобы определить, о каком змее речь, нам все равно нужно постичь смысл словосочетания «унести обратно». Это словосочетание должно сочетаться с некоей мысленной структурой в уме слушателя; рассказчик ожидает, что слушатель сопоставит словам подходящую структуру, активировав соответствующий фрагмент повседневных знаний о том, как принято распоряжаться подарками на день рождения. Но раз каждому слушателю известно столь многое, какие процессы могут активировать соответствующие знания так, чтобы это не заняло слишком много времени? В 1974 году аспирант МТИ Юджин Чарняк задался вопросом, каким образом каждая фраза этой истории подготавливает слушателя к пониманию последующих фраз. Он предположил, что всякий раз, когда мы слышим об определенном событии, в уме активируются особые агенты-«узнаватели». Они ведут, так сказать, активное наблюдение и ожидают наступления других, связанных с первым событий. (Поскольку эти агенты в основном хранят молчание и вмешиваются только в определенных обстоятельствах, их иногда называют «демонами».) Например, когда в рассказе обнаруживается хотя бы малейший намек на то, что кто-то купил подарок, активируются конкретные демоны, которые наблюдают за подобными событиями.
Если возможно, что получатель отвергнет подарок, ищутся признаки возврата дара. Если имеются свидетельства возвращения подарка, ищутся признаки того, что дар был отвергнут получателем.
Идея Чарняка вызвала много вопросов. Насколько легко активировать демонов? Как долго они будут оставаться активными? Если активировано слишком мало демонов, мы затруднимся с пониманием происходящего. А если их окажется чересчур много, нас будут сбивать с толку ложные тревоги. Простых ответов на эти вопросы не существует, а то, что мы называем «пониманием», есть обращение к огромному запасу накопленных навыков. Можно «понять» отдельные части истории, используя изолированных демонов; можно «понять» другие аспекты той же истории, прибегая к масштабным сопоставлениям последовательностей событий и различных «вызубренных» сценариев; тем не менее в целом понимание зависит от того, какие именно агенты активируются различными микронемами. Интересно, какая доля удовольствия от рассказывания истории (или от слушания) возникает вследствие манипуляций с ожиданиями наших демонов?
27.2. Супрессоры
Было бы поистине замечательно никогда не ошибаться. Один из способов добиться этого состоит в стремлении к совершенному мышлению, когда любая мысль фактически не содержит ни единого изъяна. Но подобного совершенства достичь невозможно. Вместо того мы стараемся, насколько нам это удается, выявлять дурные идеи прежде, чем они нанесут значительный ущерб. Следовательно, можно вообразить себе два, если угодно, полюса самосовершенствования. С одной стороны, мы пытаемся расширить диапазон порождаемых идей, тем самым увеличивая их число и плодя больше ошибок. С другой стороны, мы стараемся не повторять ошибок, которые допускали раньше. Все сообщества вырабатывают запреты и табу, информируя своих участников о том, чего делать не следует. То же самое должно происходить в нашем разуме: мы накапливаем воспоминания, чтобы подсказывать себе, как думать не нужно.
Но каким образом возможно побудить агента не делать того, что в прошлом приводило к скверным или неэффективным результатам? В идеале этот агент должен бы прогонять всякие повторные мысли о дурной идее. Но тут мы сталкиваемся с парадоксом – и сразу вспоминается, что бывает, если сказать кому-то: «Не думай об обезьяне!» Однако существует способ добиться цели. Чтобы увидеть, как он работает, вообразим последовательность ментальных состояний, приводящих к той или иной ошибке.
Рис. 135
Мы можем предотвратить нежелательное действие, внедрив в нашу схему агента, распознающего состояния, которые в прошлом предшествовали нежелательным действиям.
Агенты-супрессоры дожидаются возникновения какой-то «дурной идеи». Затем они мешают нам предпринять соответствующее действие и вынуждают искать альтернативы. Умей супрессоры говорить, они бы кричали: «Перестань думать об этом!»
Супрессоры действительно способны мешать нам повторять действия, нежелательность которые мы усвоили на опыте. Но неэффективно просто дожидаться возникновения нежелательных состояний, чтобы затем «отступать». Куда эффективнее предугадывать подобные мысли, чтобы мы впредь не оказывались в таких состояниях. В следующих разделах мы обсудим, как этого добиться при помощи агентов, именуемых цензорами.
Агенты-цензоры не ждут появления какой-либо дурной идеи; вместо того они «перехватывают» ментальные состояния, обычно предшествующие появлению таких идей. Умей цензоры говорить, они бы кричали: «Даже не думай об этом!»
Хотя концепция цензоров была сформулирована еще Зигмундом Фрейдом, современные психологи о ней словно забыли. На мой взгляд, это серьезное упущение; цензоры играют фундаментальную роль в нашем обучении и нашем мышлении. Беда в том, что цензоры работают слишком хорошо. Ибо, естественно, психологам проще изучать фактическое поведение, а не его отсутствие, деяние, а не бездействие.
27.3. Цензоры
Чтобы оценить поле деятельности супрессоров и цензоров, нужно принимать во внимание не только фактические ментальные состояния, но и те, которые могут возникать при несколько иных обстоятельствах.
Рис. 136
Супрессоры действуют, вмешиваясь в мыслительные процессы для
