Сначала он было надеялся переправиться через реку в своем фургоне, который так кстати и вопреки всяким его ожиданиям оказался способен держаться на воде. Но эта надежда рухнула из-за быстрого спада воды: фургон сел на мель.
У Клааса не было ни времени, ни сил снять его, и он придумал кое-что другое. Как правильно догадались Альбер и Александр, он добрался до берега и срубил несколько деревьев. Обладая чудовищной физической силой и прекрасно зная плотничье ремесло — все буры — прекрасные плотники, — он быстро сколотил плот и устроил на нем шалаш из листьев, в котором могли бы укрыться от жгучего солнца обе его пленницы.
Затем он вернулся в фургон, где, терзаемые тревогой, все еще находились эти две несчастные женщины. Он решил не останавливаться ни перед чем, чтобы сломить их сопротивление, если они откажутся перейти на плот. И все же он сам был не слишком уверен в результатах своей затеи.
Обычное хладнокровие и смелость внезапно покинули его, когда пришлось столкнуться с двумя слабыми созданиями, на неукротимую силу воли которых он уже не раз наталкивался.
Клаас решил действовать словами убеждения, обратиться к их рассудку и именно так добиться того, чего не рассчитывал добиться силой.
Он пристал на своем плоту к задней стенке фургона, осторожно постучал и, стараясь говорить по возможности мягко, попросил разрешения войти.
Против его ожидания, задвижка, на которую дверь была заперта изнутри, быстро скользнула, и Клаас услышал мелодичный, но твердый голос госпожи де Вильрож:
— Войдите!
Клаас отвернул шарниры, спустил стенку и закрепил ее на цепях. Он но воспользовался приглашением и остался на плоту, но но мог сдержать трепета, увидев Анну и Эстер.
— Чего еще вы хотите? — спросила госпожа до Вильрож. — Вам мало того, что вы нас держите здесь вопреки священному праву на свободу, которое имеет каждое человеческое существо, — вам надо своим гнусным присутствием еще усугубить весь ужас нашего положения? Отвечайте! Чего вы хотите?
— Выслушайте меня, сударыня, ради бога! И вы, барышня. Надо бежать… И как можно скорей!.. Нам грозит ужасная опасность…
— Что ж, тем лучше!..
— Правильно, Анна! Правильно, сестра моя! — энергично поддержала ее Эстер. — Что для нас новая опасность после всего, что мы пережили? Что для нас смерть? Разве мы не решились на все?..
— Но вы не знает… Они придут пьяные от крови, от ярости… и от алкоголя…
— Кто?
— Люди с прииска. Мы чудом ускользнули от них…
— Вы говорите, «мы» ускользнули? Мне вдвойне жаль. Эти люди — труженики. Они должны быть великодушны. Если бы мы обратились к ним, они бы заставили вас дорого заплатить за то, что вы так подло держите нас в заточении.
— Видимо, вы не знаете, что большинство из них — разбойники, у которых нет ничего святого. Это сброд. Хоть они и работают на прииске, но все они воры и бандиты! У них нет совести, они не знают разницы между «моим» и «твоим». И когда у них разыгрываются страсти, они не отступают ни пород каким преступлением.
— Стало быть, они такие же люди, как вы! — бесстрашно возразила молодая женщина.
Бур побледнел, у него сжались кулаки.
— Пусть так, — пробормотал он, стараясь подавить подымавшуюся в нем ярость. — Прошу вас, сударыня, не будем спорить о том, каким я был и каким стал теперь. Я-то проявлял к вам уважение… А уж они уважать вас не станут… И я буду бессилен помочь вам… Вы станете их добычей, когда я погибну, защищая вас. Вы слышите, сударыня? Вы станете добычей этих людей, которых невозможно тронуть и разжалобить. Так что решайте. Подумайте, посмотрите и решайте сами, что вам делать, если вы хотите спасти вашу жизнь и вашу честь…
— Вы говорите правду? — спросила госпожа де Вильрож. Она услышала ноту искренности в голосе Клааса и заколебалась.
— Клянусь вам моей матерью и спасением моей души! — ответил бур, благочестиво крестясь.
— Ваше мнение, Эстер? — спросила госпожа де Вильрож свою подругу.
— Выберем из двух зол меньшее.
— Вы правы. Тем более что для нас самое главное — выиграть время. Альбер должен быть где-нибудь недалеко… Хорошо! — сказала она, обращаясь к буру. — Мы последуем за вами. Дайте нам несколько минут на приготовления…
Клаас молча поклонился и направился к передней части фургона. Он пробил киркой металлическую обшивку пола, переломал все, чего не мог увезти, и, закончив дело разрушения, вернулся, чтобы помочь своим пленницам пересесть на плот.
Госпожа де Вильрож воспользовалась этим временем, чтобы гвоздем нацарапать на консервной коробке несколько слов. Она твердо надеялась, что этим поможет мужу найти ее след.
Через реку переправлялись осторожно, медленно, но переправились благополучно. На берегу Клаас разобрал плот и пустил разрозненные части по течению; бандит не хотел оставить ничего, что могло бы указать, в каком направлении он скрылся.
Затем он взвалил на свои могучие плечи столько провизии, сколько мог поднять, а также два одеяла, топор, кухонный нож и свое верное ружье.
Именно в этот момент пустой фургон и нашли друзья — французы и негры. Отремонтировав его, они возобновили временно приостановленные поиски.
А Клаас углубился примерно на километр и свернул вправо — то есть пошел вперед параллельно течению Замбези. Он знал, что неподалеку от водопада найдет в базальтовой стене пещеру, и рассчитывал, что обе пленницы смогут в ней переждать, покуда он отправится на поиски братьев, с которыми надеялся легко помириться.
Сделали привал на завтрак, развели костер, затем тронулись дальше.
Несмотря на всю его кажущуюся самоуверенность, бура мучили какие-то мрачные предчувствия, хотя для них как будто не было никаких оснований. Щемящая и в то же время непонятная тревога сжимала его сердце, никогда не знавшее раскаяния. Быть может, впервые в жизни вспоминал этот закоренелый и беззаботный злодей, что он хладнокровно убил двух стариков и преспокойно жил после этого рядом с двумя женщинами, один вид которых должен был бы быть постоянным живым укором для его совести.
Злясь на самого себя за эти чувства, которые он считал проявлением малодушия, он тряхнул своей дикой гривой, как бизон, который ломится сквозь чащу, и ускорил шаг.
Но Анна и Эстер изнемогали. Они остановились и решительно объявили, что дальше не пойдут.
Тут бандит потерял терпение. Гнев ударил ему в голову Он мерзко выругался и закричал:
— Ах, так? Вы не хотите идти? Посмотрим! У меня, слава богу, довольно крепкие плечи, чтобы понести вас обеих. И ноги крепкие, — я дойду!.. Итак, раз, два… Идете?
Несчастные молодые женщины похолодели от ужаса, увидев эту вспышку звериной ярости. Они были не в силах ответить…
Мерзавец заключил из этого, что они отказываются, и подошел к ним ближе, подымая кулаки. Неизбежно должно было произойти мерзкое насилие.
Эстер, боясь за жизнь своей подруги, не колебалась ни минуты. Великолепная в своем самоотверженном порыве, она бросилась вперед и, раскинув руки, защитила Анну собственным телом. Затем, взглянув на Клааса своими большими черными глазами, которые сверкали от негодования, она громко воскликнула:
— Не посмеешь! Таких женщин, как мы, бить нельзя! Нас можно убить!
— Так и будет! — зарычал обезумевший дикарь и выхватил нож. — Не ее, а тебя, собачья дочь! Да, я тебя зарежу! Как я зарезал твоего отца там… на прииске…
Услышав эти страшные слова, девушка почувствовала, что силы покидают ее. Восковая бледность разлилась по ее лицу и она рухнула наземь.
— На помощь! На помощь! Скорей! Альбер! — вскричала Анна, потерявшая голову от ужаса.
На этот вопль отчаяния отозвался дикий рев, в котором не было ничего человеческого. Он скорей был похож на клич страшных воинов Дальнего Запада, когда они ликуют на кровавом празднестве, опьянев от ярости и крови.
Ветви ломались и падали под непреодолимым натиском, и на полянку, на которой происходила описываемая драма, выскочил человек.
Два крика раздались одновременно:
