— И я так полагаю, — произнес Черчилль. — Только как нам теперь быть с Мэри Кэйси?
— Объясним ей положение и пусть сама решает. Может быть, она попытается влюбить его в себя еще раз.
— Мы должны рассказать ей о Виргинии. И о Робин. Может быть, это повлияет на ее решение.
— Сейчас не время, — сказал Кальтроп. — Я сделаю укол, чтобы она очнулась, и все расскажу ей. Она должна сделать выбор сейчас, не мешкая. У нас нет времени на всякие сантименты.
Он вышел из навигационной.
Черчилль сел в кресло пилота и задумался. Что же все-таки ждет их в будущем? Что-что, а скучать им не придется. У него будет по горло собственных неприятностей, но он ни за что не хотел бы очутиться в шкуре Стегга. Подумать только, сделаться отцом многих сотен детей, участвуя в самых разнузданных и длительных оргиях, о которых только мог бы мечтать мужчина, и в то же самое время остаться в душе невинным, ничего не ведать об этом! Отправиться на Вегу-Два и там получить в подарок двух младенцев от разных женщин, а возможно, и от трех, если Мэри его не покинет. Слушать о том, что происходило — и быть абсолютно неспособным представить это себе, неспособным даже поверить этому, несмотря на клятвенные заверения доброй дюжины свидетелей. Разбираться в конфликтах, о которых он не имеет ни малейшего представления, но отзвуки которых будут возникать во время неизбежных семейных ссор.
Нет, решил про себя Черчилль, не хотел бы он быть на месте Стегга. Он доволен тем, что он — Черчилль, хотя и ему будет несладко, когда проснется Робин.
Он поднял глаза. Вернулся Кальтроп.
— Ну, и каков вердикт? — спросил Черчилль.
— Не знаю, смеяться нужно или плакать, — ответил Кальтроп. — Она остается с нами.
Эпилог
Молния, гром, ливень.
Небольшая таверна на ничейной земле на границе Ди-Си и Кэйсиленда. За столом в отдельной комнате сидят три женщины. Их тяжелые одеяния с капюшонами висят на деревянных колышках, забитых в стену. На всех троих — высокие черные конические шляпы.
Первая — Виргиния, младшая сестра девы, оставшейся на борту «Терры». Сейчас она, как и ее старшая сестра во время появления Стегга в Вашингтоне, главная жрица священного города. Высокая, красивая, волосы цвета меди, темно-синие глаза, чуть хищный точеный нос, губы, как разверстая рана, открытая грудь, полная и упругая.
Другая — настоятельница женской общины Кэйсиленда. Возраст — тридцать пять лет, седеющие волосы, тяжелая отвислая грудь, выпирающий живот, а под длинным платьем — набухшие вены на ногах, признак многих деторождений, хотя она и давала обет безбрачия. На людях она молится Колумбу-Отцу, Сыну и Матери. Оставшись одна, она славит Богиню Колумбию, Великую Седую Мать.
Третья — Альба, вся седая, беззубая, высохшая старуха — преемница Альбы, сраженной Королем-Оленем.
Они медленно потягивают вино из высоких бокалов. А может, не вино?
Виргиния, девственница, спрашивает, не потерпели ли они поражение. Ведь звездные люди убежали от них, забрав с собою Героя-Солнце и ее любимую сестру, понесшую от него.
Седовласая матрона отвечает ей: они никогда не терпят поражений. Неужели она думает, что ее сестра позволит, чтобы мысль о Богине зачахла в душе ее ребенка? Никогда!
— Но ведь Стегг, — протестует дева, — забрал с собою еще и благочестивую девушку из Кэйсиленда, почитающую Отца.
Альба, старая ведьма, кудахчет — так она смеется — и говорит, что даже если он и приобщится к вере Кэйси, молодой и красивой, но невежественной девушки, они, сидящие с нею, должны знать, что Богиня уже победила в Кэйсиленде. Люди оказывают весьма слабое почтение Отцу и Сыну в своих субботних молениях, но Матери молятся истово и ежечасно. Ее статуи повсюду. Ею полнятся все их помыслы. Разве имеет какое-либо значение, зовут ли Богиню Колумбией или как-то иначе? Если она не может войти через парадный вход, она пройдет в заднюю дверь.
— Но Стегг ускользнул от нас, — не унимается дева.
— Нет, — отвечает матрона, — он не ушел ни от нас, ни от Великого Пути. Родился он на юге и держал путь на север. Встретил Альбу и был умерщвлен. Не имеет никакого значения, что он сразил человеческое существо, именуемое Альбой, поскольку она снова воплотилась среди нас в телесную оболочку и сидит сейчас с нами. И был он убит, и погребен, и вновь восстал, как и говорят о том легенды. А сейчас он как новорожденный ребенок, ибо слышала я, что не осталось у него памяти о днях, проведенных на Великом Пути. Обрати, дитя, внимание на то, что говорит Альба о Богине, которая всегда в выигрыше, даже тогда, когда она терпит поражение! Не имеет ни малейшего значения, отвергнет ли он Виргинию или предпочтет ее Мэри. Он наш. Мать-Земля шествует с ним к звездам.
Они говорят и о других вещах, строят планы на будущее. Затем, несмотря на неистовство грома и молний, несмотря на продолжающийся ливень, покидают таверну. Теперь их лица в тени капюшонов, и никто не может распознать, кто они. Они останавливаются на мгновенье, прежде чем разойтись: одна — на юг, другая — на север, третья же останется на полпути между ними.
Дева спрашивает: «Когда мы все встретимся снова?»
Зрелая женщина отвечает: «Когда человек родится, умрет, и снова родится».
Старуха отвечает: «Когда битва будет и проиграна, и выиграна».
Шиворот-навыворот
(перевод А. Анисимовой)
Двое летели в пустоте.
Обняв друг друга, положив подбородки друг другу на плечи, они переворачивались снова и снова: голова-ноги, голова-ноги.
Вокруг — здесь не было ни верха, ни низа — была пустота. И только невидимый вихрь толкал их к солнцу, что висело в центре сферы. Солнце же было затуманено облаком пыли.
Джек Калл крепко прижимал к себе Филлис Нильстрем, уставившись в пространство поверх ее плеча. Еще раньше — очень трудно говорить о времени в мире, где солнце все время стоит на одном месте, — он заметил пятно. Он помотал головой. Пятно росло. Предмет этот летел мимо, а не прямо на них, как казалось поначалу. После катаклизма осталось много всяческих обломков: здания, деревья, осколки скал. Их очертания напоминали живых существ, правда, Джек не видел таких за всю свою жизнь в этом мире.
Предмет изменил курс и, описав дугу, направился прямо к ним. Выходит, их заметили.
Он приближался, и Калл подумал, что это, должно быть, представитель нового рода, третьей очереди жителей этого мира.
Вид монстра его не смутил. За последнее время он повидал слишком много всякого, чтобы пугаться. Он даже не уделил этому созданию особого внимания, а все думал о Земле, которую он помнил, но никогда не видел; какое-то время надеялся увидеть, а теперь знал, что не увидит ее никогда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
