Вадим подал мне руку и галантно помог выбраться из подвала. В его глазах застыло опасливое восхищение, лишь усилившееся после того, как я коротко сообщила ему, что это за кинжал и откуда он у меня взялся. Поцелуй горячих губ мужа обжег мои холодные, будто лед, пальцы:
— Моя королева! — Его так и распирало от гордости за себя, за то, какая женщина находится рядом с ним. — Моя чаладанья!
Я наградила оборотня преданной улыбкой, приложив максимум усилия для того, чтобы казаться искренней и естественной. Хотя бы сейчас, пока там, в подвале, лежит парализованный воздействием метеоритного серебра Изгой.
Над городскими крышами занимался бледный зимний рассвет. Первые солнечные лучи, скромные, серо-розовые, нехотя растекались по напыщенно-крикливой зеркальной туше отеля «Атрия-Хиатт», карабкались по ступенчатым очертаниям конторы авиакомпании «Малев». Здесь не звонили колокола, зато музыкальным отголоскам старины тут внушительно урчали моторы шикарных «роллс-ройсов», развозивших по офисам преуспевающих бизнесменов и олигархов. По улицам не разливался аромат утреннего кофе, сваренного в уютных старомодных кофейнях. Тут пахло деньгами, властью и убийствами — любимыми запахами всех разбогатевших на обмане выскочек, считающих себя хозяевами мира. Я брезгливо принюхалась… Нет, тут не пахло — тут смердело!
Узкий проулочек перегородили четыре бронированных джипа, наглухо блокируя въезд и выезд. С десяток основательно вооруженных мужчин лениво покуривали чуть поодаль, бросая в мою сторону опасливые и настороженные взгляды. Все как на подбор высокие, атлетически сложенные и коротко остриженные. Личная гвардия Логана, его верные шавки и охранники. Я пренебрежительно усмехнулась, ощущая шквал идущих от них эмоций: недоверие, насмешку, недопонимание, острую плотскую похоть.
Моя усмешка стала еще ироничнее — ну да, эти беспринципные мордовороты, для которых человека убить — раз плюнуть, наверное, немало всякого разного обо мне наслушались. А сейчас они выглядели откровенно разочарованными, ибо вместо ожидаемой непобедимой воительницы перед ними предстала измученная худенькая блондинка, высокая и тонкая будто тростинка, с испачканным кровью и грязью полудетским растерянным личиком. Никто не ожидает от меня никакого подвоха. Кажется, я всем кажусь инфантильной и слабой, а значит, никто не догадается о моей настоящей силе. И естественно, о моих планах…
Заметив, что меня буквально качает от усталости, Вадим властно махнул рукой, подзывая свою свиту. К нам почти бегом бросился совсем молодой парень с неприятным острым лицом, поднося термос с горячим шоколадом. Налив дымящийся напиток в крышку термоса и вложив серебристый стаканчик в мои ходуном ходившие пальцы, муж удрученно покачал головой и, достав из кармана пиджака фляжку с коньяком, протянул ее мне. Сделав несколько глотков его любимого «Араспела», а затем запив их сладким тягучим шоколадом, я почувствовала, что оживаю.
— Понравилось? — Вадим игриво потерся подбородком о мой затылок. — Обещаю тебе, маленькая моя, отныне ты будешь получать только все самое лучшее!
— Все? — с пошловатым намеком бормотнула я, вдыхая сочный букет незнакомого парфюма, горьковато-сладкого, резкого, идеально шедшего к его властным манерам.
— О да! — подтвердил муж, его глаза вспыхнули огнем желания. — Поедем-ка домой, ко мне на виллу, кошечка моя, и я докажу, как сильно я тебя люблю…
Я отвернулась, скрывая брезгливую гримасу. Как же это мерзко — подменять любовь одним только вожделением, как же это грязно…
— Там в подвале остался Рейн, — ничего не значащим тоном напомнила я.
Смуглый лоб Вадима прорезала гневная морщинка:
— Не волнуйся, я прикажу его добить!
— А ты уверен, что он заслуживает именно смерти? — Я предприняла последнюю попытку достучаться до его сердца.
— О да! — импульсивно откликнулся ликантроп. — Каждый человек совершает в жизни нечто такое, что карается только смертью! — Его зрачки превратились в два полыхающих огнем угля, в два острых бурава, настырно ввинчивающихся в мою душу. — Даже ты…
«Он знает наверняка или только подозревает?» — сомневалась я, стараясь понять: догадался ли муж о подлинной природе отношений, связывающих меня с Рейном. Всеми фибрами души я ощущала — он пытается сканировать мое сознание, желая проникнуть в мои мысли, мечты и воспоминания. И тогда я интуитивно воздвигла безграничную ментальную стену, надежнее каменной оградившую мой разум от любого нападения извне. Вадим напрягся, по его виску скатилась капля пота, а я тут же поняла — его попытки не увенчались успехом, разбившись об этот бастион из непоколебимой веры и надежды, отныне охраняющий мою любовь.
Красивое лицо мужа красноречиво отражало мучающее его недоумение, лишь еще сильнее подстегнувшее присущую ему кровожадность:
— Подожди, отдам распоряжение и поедем… — Он развернулся на каблуках.
— Стой! — Я ухватила его за рукав пиджака. — Выслушай меня…
Сотни размышлений, идей и предположений вихрем пронеслись в моем мозгу, окончательно формируя отчаянный и дерзкий план спасения. Нет, я ни на секунду не усомнилась в невиновности Рейна и ни за что уже не поверю в то, что он будто бы намеревался устранить моего отца. Изгой никогда не убивал из пустой прихоти, из жестокости или ради удовлетворения каких-то низменных инстинктов. Врожденное чувство милосердия и поразительное душевное благородство, сопровождавшие любой его поступок, всегда заставляли Рейна безмерно ценить чужую жизнь, ставя ее превыше своей собственной, начисто заглушая любое проявление эгоизма и даже инстинкт самосохранения. Он убивал только тогда, когда защищал меня, но ни разу — себя. Сейчас я вспомнила: именно Рейн был тем, от кого я впервые услышала имя своей матери — Людвига… Там, в подземелье Екатеринбурга… Жаль, что моя память временно ослабела, видимо, под воздействием перенесенных стрессов. Поначалу он принял меня за нее и осознал — судьба даровала ему второй шанс на любовь и жизнь. А я отнюдь не собиралась лишать Изгоя этого последнего шанса. Вопреки всем жизненным обстоятельствам он — отвергнутый и оклеветанный — остался человеком, вместившим в свое сознание разум волка, тогда как Вадим бесповоротно превратился в жестокое бесчеловечное чудовище. Нынче я видела все это особенно ясно и отчетливо… И поэтому я сделала свой, надеюсь, закономерный и единственно правильный выбор!
— Выполни мое самое заветное желание! — попросила я, придавая своему голосу волнующую эротичность и глубину. — И после этого мы будем вместе!
— Какое это еще? — с подозрением спросил муж.
— Изгой послужил причиной гибели моих родителей, — ядовито прошипела я. — Я тоже жажду мести. — И, видимо, нечто новое, настолько отчаянно-горькое и выстраданное прорезалось в моих интонациях, что Вадим вздрогнул от неожиданности и всецело поверил в неподдельность моего порыва.
— Ты ее получишь! — обрадованно кивнул он.
— Нет, — едко рассмеялась я, — ты меня не понял. Я хочу убить Изгоя сама!
На пару кратких минут муж онемел от изумления, а потом благоговейно склонил голову, отдавая дань моему чувству самообладания.
— Ты поистине великая женщина! — хрипло выдохнул он. — Смерть Изгоя свяжет нас сильнее любых обязательств, крепче брачных уз…
«О да! — мстительно подумала я. — Вот это — верно!»
— Никогда не женись на женщине, с которой можно жить, — пафосно изрек оборотень. — Женись на той, без которой жить нельзя! — Собственническим жестом он притянул меня к себе и жадно поцеловал в губы.
Я слизнула капельку крови, выступившую от его напора в уголке моего рта, и цинично улыбнулась… Есть женщины, краснеющие в момент подневольного поцелуя. Другие кричат и зовут милицию, третьи — кусаются или сыплют оскорблениями. Но опаснее всех те женщины, кто при поцелуе просто смеется… Берегитесь их, ибо они замыслили недоброе!
Вадим извлек пистолет из привешенной к его поясу кобуры, снял его с предохранителя, передернул затвор, досылая патрон в патронник, и протянул мне.
— Я пойду одна, ведь это все-таки моя личная месть! — категорично потребовала я.
— Порадуй себя! — садистски хохотнул он. — Целься в голову, в центр лба, чтобы уж наверняка! — Он напутственно похлопал меня по плечу, открыл дверцу машины и сел в салон, словно самоустраняясь от предстоящего убийства. Его разом расслабившаяся фигура выражала состояние крайнего облегчения. И я его отлично понимала. Да, нелегко все-таки собственноручно убивать того, кому ты обязан всем…
Я спустилась обратно в подвал…
Рейн полулежал на спине, привалившись к стене, неловко подогнув колени и обморочно закрыв глаза. Его грудь едва приподнималась от затрудненного дыхания. Парализующая сила серебряного кинжала действовала безотказно.
