К тому же при осуществлении «политики невмешательства» в действительно имевшее место противостояние культур и национальных мировоззрений все, связанное с украинской культурой, языком и т. п., автоматически было бы отброшено в сторону и отдано на откуп национальному движению. Возможные антибольшевистские выступления, возникнув на почве социально-экономического недовольства, могли приобрести национальную окраску. Допустить этого большевики не могли. Поэтому достаточно реальные и прогрессивные с модернизационной точки зрения, а главное – объективно отражающие истинное положение вещей «теории» «борьбы культур» в российском варианте оказались не нужны и «преданы анафеме». В партии возобладала другая точка зрения на проблему взаимоотношения украинского и русского национальных начал, и решение национального вопроса в 1920-х гг. осуществлялось путем повсеместного утверждения украинскости в виде политики украинизации.
Не будем останавливаться на ней подробно и рассматривать ее ход и результаты. Политика украинизации была шире обычной коренизации госаппарата управления и даже создания местных пролетарских кадров, как это было в подлинно национальных республиках. Украинизация означала окончательную победу украинского национального проекта и его утверждение в массах. Под ее крылом окрепло, развернулось и заговорило во весь голос так называемое украинское «культурное возрождение», то есть разнообразная деятельность национального движения. Оно было бы невозможно или весьма затруднительно без прикрытия официальной политикой поддержки украинского языка и культуры. Но значение политики украинизации для судеб украинского национального строительства состояло еще и в том, что работу на этом фронте повела партия, используя при этом всю мощь государства. И вклад партии в дело строительства украинской нации не меньший (и даже больший), нежели непосредственный вклад в него украинского движения.
Но то, что большевики ограничили себя лишь украинским вариантом национального развития населения УССР, сужало им поле для маневра. Активность беспартийных адептов национального движения, украинские настроения в партии, в которых были замечены не только выходцы из УКП(б) и УКП, сигнализировали о том, что партии не остается ничего иного, как обратить на украинский вопрос более пристальное внимание, использовать его в своих интересах и разбить националистов на их же «поле» их же «оружием». Или в противном случае оказаться перед перспективой длительного противостояния украинскому национализму – до тех пор, пока большевикам не удалось бы установить прочные экономические связи между городом и селом. А учитывая «особенности» экономической политики большевиков и их отношение к селу как к неиссякаемому источнику средств, достичь этого в ближайшей перспективе было бы проблематично.
Фактор государственности и национальный вопрос
Интерпретация большевиками украинского вопроса, равно как и их вклад в строительство украинской нации, – предмет для особого исследования. Отметим лишь, что использовать украинский язык и вообще выступать за национальное развитие населения бывшего Юга России в украинском варианте (в известной мере вынужденно) большевики начали еще в ходе Гражданской войны. Уже резолюция ЦК РКП(б) «О Советской власти на Украине», принятая ноябрьским (1919 г.) Пленумом ЦК РКП(б) и утвержденная на VIII Всероссийской партконференции, обязывала членов партии «всеми средствами содействовать устранению препятствий к свободному развитию украинского языка и культуры» и «превратить украинский язык в орудие коммунистического просвещения трудовых масс»[981].
Укрепить советскую власть в пораженной разрухой стране, с неработающими заводами и экстраординарными способами экономической связи города и села (при помощи разверсток и реквизиций) только экономическими средствами было затруднительно. Надо было устранить любые поводы для возбуждения недовольства. Приближение власти и партии к населению, придание им украинского облика, поощрение развития украинской культуры, полагали большевики, стало бы внеэкономическим рычагом установления смычки города и деревни, нейтрализации антисоветской активности интеллигенции. Этот курс вырабатывался на X, а затем на XII съезде РКП(б).
Укрепление государственных институтов Украинской республики, появление связанных с ней новых социальных групп (см. главу 4), а также курс на коренизацию партийного, советского аппарата, профсоюзов, комсомола (бывший и ответом на националистический вызов, и решением национального вопроса в международном масштабе) пробуждал к жизни феномен, который следует назвать фактором государственности.
Наличие украинской советской государственности заставляло многих коммунистов, даже не являвшихся националистами, действовать исходя из ее интересов и отстаивать ее права, а тем самым (что, кстати, крайне немаловажно) и свои личные полномочия. А интересы республик не всегда полностью совпадали с интересами центра. Более того, они уже по определению во многом были противоположны, так как и центр, и республики оспаривали одни и те же полномочия. Поскольку республики были построены по национальному принципу, то все конфликты и противоречия между ними и центром могли прикрываться национальным вопросом и трактоваться как противостояние между «ленинским решением национального вопроса» и проявлениями «великодержавных настроений и тенденций».
Украинские настроения в партийной организации питались соками из двух главных корней. Первый «корень» – национальный, в основе него лежали требования создать такие условия, при которых национальное развитие украинского народа осуществлялось бы наилучшим образом. Национальный момент во главу угла ставили те коммунисты, которые были связаны с украинским движением организационно (как боротьбисты и укаписты) или духовно (как возникавшие в КП(б)У группы). Другим «корнем», дававшим «питательные соки» украинским настроениям, стала государственность Украины, превратившаяся в мощный фактор генерирования местнических тенденций украинского партийно-советского руководства.
Несмотря на внешние различия в проявлениях и мотивации, оба этих фактора были генетически связаны друг с другом и являлись выражениями общего процесса становления украинской нации. Национальный фактор мог выступать основным, например когда требования укрепления украинской государственности, в том числе республиканского партийного центра, мотивировались необходимостью нормального развития национального коллектива (это общее для всего движения положение отстаивали украинские левые партии и группы). Национальный фактор мог не примешиваться к фактору государственности, точнее, не служить ему мотивацией. А иногда они могли теснейшим образом переплетаться, взаимно обусловливая друг друга, что, например, ярче всего проявилось в деятельности наркомов просвещения А. Шумского и Н. Скрыпника. Но даже если эта связь не подразумевалась или даже отвергалась на сознательном уровне, борьба за укрепление государственности объективно способствовала скорейшему формированию украинской национальной общности.
Именно наличие государственной структуры, собственных, украинских наркоматов и органов власти, имеющих свои права и интересы, становилось той основой, которая объединяла и националистов, и тех, кто таковыми не являлся. Стремление расширить республиканские полномочия подпитывалось различными теоретическими обоснованиями как идеологического характера (перспективами мировой революции и разрешения национального вопроса в Восточной Европе), так и сугубо практического – удобством и оперативностью решения всех насущных вопросов из местного центра.
Не меньшую роль играло и стремление республиканских руководителей сохранить собственные полномочия. Интересы зарождающейся местной партийно-советской бюрократии начинали связываться с местными же центрами и украинской государственностью. Например (именно например, ибо подобных выступлений на различных партийных форумах можно насчитать десятки), в своем выступлении на V конференции КП(б)У член Политбюро ЦК КП(б)У и председатель Президиума СНХ УССР В. Я. Чубарь указывал, что в основу работы советской федерации должно быть положено «существование Украины как хозяйственной единицы», а за СНК УССР «должна быть обеспечена активная роль в выработке хозяйственного плана»[982]. Аналогичные требования, теперь уже к работе партийных центров, звучали, скажем, на VIII Киевской губернской партконференции, на которой национальному вопросу уделялось большое внимание. Среди присутствующих оказались недовольные тем, что ЦК РКП(б) в обход ЦК КП(б)У рассылал на места директивы и материалы, касающиеся повседневной работы, требовал от украинских организаций отчетности, вел активную кадровую политику в ущерб, как они полагали, интересам УССР. При этом недовольные указывали, что, раз местные центры существуют, им и должны принадлежать реальные права. «КП(б)У – не только простое формальное учреждение, которое существует как какая-то уступка, – говорил один из выступающих, – а это есть орган, практически руководящий нашими местными парторганизациями»[983].
