С тяжелым вздохом она опустила глаза на пыльную дорогу. Может быть, и хорошо, что он не приехал сегодня, подумала она, когда ее взгляд упал на собственные босые ноги. Она давно уже сбросила туфли, и теперь ноги были перемазаны; светло-зеленое полотняное платье не успело просохнуть после прогулки у ручья, а волосы так перепутались на ветру, что, наверное, на нее и смотреть страшно. После недель, проведенных Корбеттом при дворе, среди знатнейших вельмож государства, она наверняка покажется ему жалкой деревенской простушкой.
Исполненная самой горькой жалости по отношению к самой себе, она принялась расхаживать вдоль дороги, время от времени бесцельно поддавая ногами случайные камешки. И только когда она почувствовала, как гудит земля под ее подошвами, и услышала тяжелый стук подков, она вырвалась из плена уныния и резко обернулась.
К ней приближался скачущий во весь опор одинокий всадник на огромном вороном коне. Со счастливым возгласом Лиллиана прижала ладони к щекам. Лица всадника было еще не видно, но она и так знала: это Корбетт.
Она стояла посреди дороги; ее запыленными юбками играл ветер, а послеполуденное солнце отливало золотом и багрянцем в длинных распущенных волосах. Когда Корбетт, домчавшись до нее, натянул поводья, она чувствовала себя так, словно ей даровано все счастье, какое только может быть на земле.
Корбетт соскочил с Кисмета раньше, чем разгоряченный конь смог остановиться, и крепко обнял ее.
— О, любовь моя! Любимый! Мне уже казалось, что ты никогда не вернешься.
Его ответ затерялся в долгом, горячем поцелуе, от которого у обоих захватило дух. Когда он наконец немного отстранился, Лиллиана ласково провела рукой по его впалой щеке и заросшему подбородку.
— Я так по тебе скучала…
Ее голос дрогнул от наплыва чувств, и она смущенно уткнулась головой в его широкую грудь. От него пахло кожей, пылью и лошадьми… она любила его и таким тоже.
Тихо засмеявшись, Корбетт поднял к себе ее лицо:
— А я-то боялся, что ты опять откажешься впустить меня в замок.
Лиллиана постаралась взглянуть на него с упреком, но ничего из этого не получилось. Счастливые слезы стояли у нее в глазах.
— Ты же знаешь, я ни в чем не могу тебе отказать, — прошептала она.
Корбетт смотрел на нее, не отрываясь; его живые серые глаза были прозрачны, как хрусталь.
— Мне нужна только твоя любовь… никогда не отнимай ее у меня.
— Она отдана тебе навсегда.
Их губы снова встретились, и ей показалось, что она растворилась в нем целиком. Губами, языком он вбирал ее в себя с таким неукротимым пылом, который граничил с болью, и она шла ему навстречу столь же безоглядно и целеустремленно. Если бы было можно, она прямо здесь, на пыльной дороге, показала ему, как она счастлива от его возвращения и как сильна ее любовь к нему.
Но сам Корбетт, застонав от муки, разорвал их страстные объятия.
— Бог мой, как я тосковал по тебе, — проговорил он. — Я люблю тебя, Лилли. Я люблю тебя так сильно, что… — Тут он судорожно вздохнул и улыбнулся. — К сожалению, мои люди уже недалеко отсюда.
Лиллиана залилась счастливым смехом:
— Да, нам надо бы вести себя более благоразумно. Кроме того, тут поблизости Дэйн и Элиза. Они оба спят у ручья. И, конечно, Магда с Фергой, и Томас…
Она вскрикнула, когда он подхватил ее на руки и закружил.
— Тебе не удастся долго заговаривать мне зубы, женушка.
— А я и не собираюсь, — шепнула она.
Снова застонав, он поставил ее на землю, но не убрал руки, обвивавшей ее талию, и они направились к ручью. Стебли ячменя расступались перед ними и снова смыкались у них за спиной. Вдалеке блестели в лучах солнца стены Оррик-Касла.
Рука об руку шли они через поле, и Лиллиана вдруг подумала, что целый год прошел с того дня, когда она вернулась домой из Бергрэмского аббатства. Тогда Туллия умолила ее приехать, а потом явился высокий рыцарь, отмеченный шрамами от старых ран, и потребовал признания своих прав на ее руку. Это был год борьбы, печали и даже ужаса, и все-таки он принес в долину Уиндермир-Фолд мир и благополучие, о которых так мечтал ее отец.
А она обрела любовь. Со вздохом умиротворения она склонила голову на его сильное плечо и почувствовала, что его рука крепче обняла ее талию. Она была дома.
Примечания
1
Кречет — самый крупный из охотничьих соколов. Считается «птицей высокого полета». Кречета охотник спускает с руки, сняв с головы птицы специальный колпачок, когда уже наметил будущую жертву. Ястреб относится к птицам «низкого полета». Добычу находит сам. (Прим. перев.)
