Отец Модест показался уже из-за поворота, догоняя ее.
— Ты слыхала? — крикнул он.
— Чего я могла услыхать, меня чуть конь не сбросил!
— Выходит, я не ошибся! Погоди покуда! Филипп! — отец Модест обогнал Нелли. За ним промчался Роскоф.
Дорога вскоре изогнулась вновь, явивши необычное зрелище. Дорожный возок, остановленный посередь, прикрывал с одной стороны человека, сидящего на снегу. В руке человек неловко держал пистолет.
— Что стряслось, сударь? — выкрикнул отец Модест. — Мы слышали издали стрельбу.
— По щастию, я цел, — отвечал тот. — Однако ж возчик мой, похоже, был в сговоре с разбойниками. Негодяя и след простыл, я не знал, ехать ли дале, опасаясь впереди засады. Изрядною группою нам, думаю, опасаться нечего, но скажу по чести… Ба! Так вить я и ласкался, что мы повстречаемся еще!
— Коли не ошибаюсь, господин Михайлов?
Нелли тоже узнала уже маленького человечка-натуралиста.
— Он самый и вседушевно рад встрече в таковую минуту.
— Я вить предупреждал Вас, что сей маршрут не самый комфортный.
— Я рискнул бы назвать его вовсе некомфортным, — засмеялся ученый муж. — Придется мне, верно, взбираться самому на облучок, а уж в ближнем селе наймем кого. Нет, ну подумать, каналья тот вить не торговался! Мне б насторожиться. Верно, хотел сразу все получить.
Наконец разобрались и поехали. Нелли теперь вовсе не уставала от верховых переходов, а пушистая маска мехом внутрь к тому ж приятнейшим образом щекотала лицо, удерживая благодетельное тепло в каждом своем волоске. Часто позволяли они с Катей себе пускаться галопом вперегонки, покуда весь поезд двигался шагом.
Отбились они и на сей раз: на редкость петлиста оказалась в этот день проселочная дорога, и очередной поворот укрыл девочек от остальных, выведя на берег черного озерка, отчего-то не покрывшегося льдом. Здесь они и остановились переждать.
— Верно, горячие ключи тут бьют, — заявила Нелли менторски. — Таковые почитают весьма полезными для здоровья.
— Глянь лучше, ровно волокли чего-то тяжелое к этому твоему полезному озерку, — Катя указала меховой перчаткою на поврежденные сугробы меж невысоких березок. Снег по обеи стороны промятого следа зиял острыми краями, словно праздничная пасха, из которой в неаккуратной торопливости выхватили кусок.
— Ну, может, зверь какой прошел, — Нелли не слишком занимала сия загадка.
— И следов не оставил, — хмыкнула Катя. — Тут волоком что-то волокли.
— А потом на лодке уплыли? — ядовито спросила Нелли: в прудике было шагов сорок. — Все одно должны были следы остаться.
— Так нету их, гляди сама!
— Вижу, что нету, однако ж не бывает такого.
— Верно, лихие тут дела творятся, — Катя огляделась по сторонам, насколько позволял башлык.
Но также удивляло Нелли и другое: запах опасности всегда веселил ее подругу, словно зажигая особый огонек в глазах. В этот же день Катя казалась озабоченною, и только. Хотя событий вдоволь — то разбойное нападение на ученого, теперь этот непонятный след без следов.
— А с тобой что творится? — спросила она напрямик.
— Да я вишь погадала все-таки на Новый-то год, — ответила Катя невыразительным голосом.
— Да когда ж ты гадала, я тебя все время видела!
— Так это по-Парашкиному, по-деревенски, нельзя тайком погадать. Воск лить, бумагу жечь. А по-нашему, по-цыгански, довольно просто за порог одной выйти.
— По чему ж ты гадала?
— А по луне.
— На кого? — Голос Нелли слегка дрогнул.
— Так на тебя и гадала. Верней, не только на тебя, да только на тебя незнамо что вышло.
— Уж тогда расскажи.
— Надо глядеть, как по луне тень двигается. Направо — хорошо, налево — худо. Ну да неважно, много тут особиц. А с твоей тенью вот чего вышло. Вроде как задвоилась она, да все сильней. А потом вторая тень как бы из первой вышла да сама по себе стала.
— Налево хоть вышла или направо?
— Направо. И вот еще чего странно. Когда тень на луну кладешь, надобно имя назвать.
— Так и чего?
— Да какая-то нелегкая меня попутала. Я знаешь, какое имя-то назвала? Роман.
— Сейчас я и есть Роман.
— Непонятно мне такое гадание. Ладно бы уж ничего не вышло, с чужого-то имени, а так не разбери поймешь.
— Ну, как-нибудь в сем годе да прояснится. — Нелли обернулась: их уже нагоняли. Леонтий Михайлов так смешно гляделся на облучке, что и смурное расположение Кати развеялось.
Глава VI
— Наконец-то исполняются сокровеннейшие чаянья моего сердца, — витийствовал Михайлов в постоялой избе. К великому изумлению Нелли, у содержателей оказался настоящий самовар. Чай же, добавленный какими-то незнакомыми травами, источал упоительный аромат. К чаю подали свежие баранки и даже чернослив. — Премного раченья моего приложено было к тому, чтоб сия експедиция состоялась. Ох, и медленно мелют некии жернова! Видите ль, господа, делания картографические либо выхождения руд — да, сие всем понятно. Ботаническую же науку почитают за безделку, ну и ассигнуют соответственно, то есть в наипоследний черед.
— Остается лишь пожелать исследователям ботаники всяческого богатства, — Роскоф с удовольствием добавил себе кипятку. — Дабы любознательство свое иметь возможность удовлетворять из собственного кармана.
— За пожелание благодарю, да только со мною как раз наоборот, — засмеялся Михайлов, берясь перстами за черносливину. — Обучался на медные деньги, подобно великому Ломоносову. Доводилось ли Вам слышать во Франции о сей монументальной фигуре?
— К стыду моему, на родине я науками пренебрегал изрядно, посему не ведаю, знают ли Ломоносова там. Однако ж в России о нем не узнать невозможно, вить я здесь второй год.
— Давненько ж Вы из отчих краев, — Михайлов, к неприятному удивлению Нелли, изрядно намявши ягоду, оставил ее в плошке и взял вовсе другую, кою тут же отправил в рот.
— Да, весьма, — Филипп не поддержал беседы.
— Вот, к примеру, пустяк, — Михайлов втянул носом поднимающийся над чашкою пар. — Что за трава придает неповторимость сему напитку? Похожа на мяту, но вместе с тем не мята. Чуть отдает плодом лимона.
— В этих краях сию траву называют душицею, — отвечал отец Модест, прихлебывая напиток. — Соцветья ее мелки и фиолетовы. Но латинского названья я Вам едва ли скажу.
— А есть ли оно?! — торжествующе воскликнул Михайлов, вновь принимаясь мять в чашке черносливину. Новую на сей раз. Нелли пришлось напомнить себе поговорку, что хорошее воспитание сводится не к тому, чтоб не делать невоспитанностей, но в том, чтобы не замечать, как их делают другие. Так что невоспитанна, по всему, выходила самое Нелли, поскольку даже поморщилась откровенно, когда натуралист отложил замусоленную ягоду и ухватил свежую. — Может ли быть название латинское, Ваше Преподобие, коли само растенье едва ли описано? Как, несомненно, и неизвестен науке тот лист, что Вы зовете баданом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
