что не для поднятия уровня моря Бенедиктов и Опрятин возятся с высокой частотой…
Наконец-то он, Николай, связал разрозненные впечатления в единую картину. Есть матвеевский нож! О нем знает Маргарита Павловна, его ищут Опрятин и Вова. Или — уже нашли?..
Ему хочется немедленно рассказать о своей догадке, но он сдерживает себя. Здесь не место. Потом.
Он прислушивается к разговору старших.
— …Если Матвеев мог держать нож за рукоятку, значит, она была из обычного вещества, — говорит Григорий Маркович. — В ноже существовала какая-то переходная зона…
«Дать телеграмму Юрке? — думает Николай. — Пусть попробует выведать что-нибудь у Вовы или у его жены. Надо достать этот нож. Обязательно достать нож…»
Снова он заставляет себя прислушаться к разговору.
— Связи в веществе непостоянны. Они находятся в непрерывном изменении…
«Как же мы с Юркой раньше не догадались? — думает Николай. — А тут она сказала, что нож где-то валяется, — и меня осенило…»
— Возможно, нам понадобится практическая помощь вашего института, — говорит академик. — Как отнесется к этому ваше руководство?
— Не знаю, Григорий Маркович, — честно признается Привалов. — Пока мы проектируем Транскаспийский из обыкновенных труб. Срок есть срок, задание есть задание, а идея беструбного нефтепровода — не более чем идея.
— Вам поможет управление по трубопроводам, а точнее — сия девица, представляющая управление. Несмотря на свою привлекательную внешность, она настоящее дитя джунглей. В канцеляриях ей ведомы все шорохи и тропы.
— Григорий Маркович! — восклицает, смеясь, Лида Иванова.
Инженеры прощаются. Привалов со вздохом водружает на голову генеральскую папаху и вместе с Николаем покидает Институт поверхности.
— Борис Иванович, — взволнованно говорит Николай, — девушка права: матвеевский нож существует!
А приехав в Москву, он первым делом бросается на почту и дает фототелеграмму Юре:
«Уверен, что О. и В. искали матвеевский нож. Срочно наведи справки. Попробуй выведать у Вовиной жены. Николай».
Глава девятая,
в которой Николай получает письмо от старого друга и встречает старую знакомую
…Но она так изменилась, так похорошела… Я смотрел на нее и с ужасом чувствовал, что опять превращаюсь в неотесанного деревенского мальчика.
Ч. Диккенс, «Большие надежды»
Люди, командированные в Москву, давно уже привлекают внимание юмористов. С их легкой руки в литературе выработался стандартный тип командированного.
Это несчастный мученик. Шофер такси везет его с вокзала в соседнюю гостиницу вокруг всей Москвы. В гостинице ему не дают номера. Начальство его не принимает. Иногда его даже обворовывают.
Все это не так. Обмануть командированного шофер не может, потому что командированный, как правило, хорошо знает Москву. Несколько раз в день он пересекает огромный город из конца в конец. Из машиностроительного института, что на Шаболовке, он спешит в Химки, в институт древесины, оттуда — за Крестьянскую заставу, в институт сварки, а попутно забегает на один-два завода и в свое главное управление. Каждый вечер он составляет график завтрашней беготни, с учетом приемных часов.
Несмотря на такую загрузку, он бывает в театрах и музеях чаще среднего москвича.
Подобно жителю Чукотки, безошибочно находящему дорогу в бескрайней снежной пустыне, командированный знает все ходы и переходы в огромных служебных зданиях. Он ловко обходит референтов и секретарш, оберегающих звуконепроницаемые двери. Он хорошо знает номера телефонов, по которым не отвечают, и другие номера, безошибочные.
Почти не выбиваясь из собственного графика, Привалов носился вместе с Николаем по институтам и лабораториям. Вежливо, но настойчиво он преодолевал секретарские заграждения у дверей нужных кабинетов. Инженеры оформляли договоры со смежными организациями, писали докладные записки, готовили проекты приказов, вели междугородные разговоры…
Николая увлекла эта напряженная жизнь. Ведущие институты раскрыли перед ним многосложность современной науки. Он жадно набрасывался на все незнакомое, исписывал и покрывал эскизами блокноты, ворошил груды информационных бюллетеней.
Настроение у него было приподнятое и радостное. «Молодцом, Николай Сергеевич!..» Приятно было вспоминать эти слова академика.
Нет, он не переоценивал своих возможностей: слишком привык к мысли, что он обыкновенный инженер, какими хоть пруд пруди. И теперь сам давался диву: как же залетела к нему в голову эта идея? «Превосходная идея!» — он сам слышал, так сказал один из крупнейших физиков страны…
То, что Николай увидел и услышал в Институте поверхности, ошеломило его. Он начал было писать подробное письмо Юре, но бросил, не дописав и до половины.
Грандиозные перспективы, вскользь намеченные академиком, не сразу укладывались в голове, нужно было с ними освоиться, «переварить» их.
По вечерам в гостиничном номере они с Приваловым допоздна беседовали об этих перспективах.
— Второй час ночи, — спохватывался Привалов. — Ну-ка, спать, спать!
Сон не шел. Николай лежал с открытыми глазами, ворочался под одеялом. Хотелось курить.
— Борис Иванович, вы спите? — громким шепотом спрашивал он.
— Чего еще? — сонно откликался Привалов.
— Перестроенное вещество, — быстро говорил Николай, — это ведь совершенно новые материалы, сплавы невиданной прочности, немыслимые до сих пор соединения…
— Да спите вы!
Минут десять было тихо. Потом раздавался голос Привалова:
—
