Капитан угрюмо поклонился.
— Да, ваше высочество, — сказал он.
С этими словами он развернул лошадь и вернулся к гвардейцам.
— А это кто? — оживился Энцио, прищурившись и глядя вдаль.
Лорн и Алан посмотрели в ту же сторону и увидели облако пыли. По дороге, шедшей вдоль русла Эрдре, под барабанную дробь двигалась длинная колонна всадников и пехотинцев в доспехах. Впереди ехали знаменосцы. Алан первым узнал, чьи это знамена.
— Это Ирдэль! — радостно воскликнул он и пришпорил лошадь. — Мой брат! Давайте встретим его!
Лорн и Энцио переглянулись.
— Я думал, Ирдэль появится через несколько дней… — сказал Энцио.
— И я, — ответил Лорн.
Они пустили лошадей галопом и помчались вслед за Аланом, не заботясь о своем эскорте.
ГЛАВА 3
Принц Ирдэль отправился в Вольные города на несколько недель раньше королевы и должен был выехать ей навстречу из Самаранда, чтобы затем вместе с нею торжественно вступить в Ангборн.
Как верно отметил Эленцио, Ирдэля не ожидали так рано. Он оставил Самаранд несколькими днями ранее и, взяв самое малочисленное сопровождение, какое только было возможно для наследника трона Верховного королевства, ехал достаточно быстро. После окончания обширной облавы, в ходе которой арестовали последних противников передачи Ангборна, все было готово к приему королевы, множества послов и иностранных делегаций, сопровождавших ее по случаю этого исторического события, и, главным образом, посланников Черной гидры. Армии юристов и дипломатов днями и ночами выверяли, уточняли и обсуждали каждый пункт, каждую строку, каждое слово договора на трех языках — лангрийском, иргаэрдском и староимелорийском; малейшее изменение той или иной версии давало повод к новым дискуссиям и пересмотрам.
Наконец договор был готов.
Теперь дело оставалось только за тем, чтобы на последней странице внушительного документа появились оттиски печатей обеих стран и подписи королевы Селиан от имени Верховного короля и принца Лаэдраса от имени Черной гидры. После чего Ангборн должен был стать частью Иргаэрда, каковой, по мнению некоторых, он никогда не переставал быть. За это Иргаэрд уплачивал Верховному королевству щедрое вознаграждение. Кроме того, с подписанием договора должны были возобновиться дипломатические отношения между двумя могущественными врагами, противостояние которых формировало историю Имелора вот уже не одно столетие.
В тот же вечер на нефе королевы состоялся пир по случаю прибытия Ирдэля. Лорн был обязан посетить его. Он чрезвычайно устал от праздников и балов, но, будучи Первым рыцарем королевства, не мог не занять своего места за почетным столом: его присутствия ожидали, и его отсутствие было бы замечено. Лорн совершал это путешествие в качестве представителя Верховного короля. Он отправился вместе со всем двором против желания королевы, которая хотела сделать передачу Ангборна личным политическим триумфом и теперь бессильно злилась от того, что ее супруг будет официально представлен на церемонии. Именно это король Эрклан и поручил Лорну: быть там, находиться на виду и говорить от его лица.
Ирдэль сидел во главе почетного стола, Алан занимал место между Лорном и королевой. В этот вечер Селиан вела себя с Лорном так же, как и на всем протяжении поездки. Не имея возможности избавиться от него, она игнорировала его. Она не разговаривала с ним, не отвечала ему и не замечала его. Более того, она делала вид, что не слышит или не понимает, когда кто-то по неосторожности упоминал о Лорне в ее присутствии. Впрочем, такое случалось очень редко. Потому что в окружении королевы практически не встречалось людей, которые относились бы к Лорну с уважением. Кто-то — таких было большинство — с надменным видом смотрел сквозь него, кто-то исхитрялся вести себя так, чтобы не сталкиваться с необходимостью разговаривать с ним. Почетное исключение составлял Эстеверис. Он один вел себя естественно, делая вид, что не замечает презрения, которым спесивая королева и раболепные придворные одаривали Первого рыцаря королевства. Даже иностранные послы, особо не стесняясь, считали благоразумным обходить его стороной.
Лорну нравилось ощущать себя изгоем.
Он ненавидел то, во что превратился двор Верховного королевства: гнездо интриг и зависти, лицемерия и низости, показной роскоши, где каждый обязан своим положением королеве, только ей, а никак не своим собственным заслугам, даже те, кто пользовался теми или иными привилегиями по праву рождения. Весь этот лебезящий мирок транжирил деньги, растрачивал состояния, лишь бы нравиться королеве и льстить ее тщеславию, потому что любимцы могли впасть в немилость в любую секунду.
Во время банкета, пока перемены блюд и выступления артистов следовали одно за другим, Лорн с горечью смотрел на придворных, которые смеялись и аплодировали только вместе с королевой. Но главным образом он внимательно наблюдал за принцем Ирдэлем, который сидел за тем же столом. Казалось, тот почти не изменился за три прошедших года. Виски принца слегка поседели. В остальном он оставался тем же благородным человеком, чье альгуэрское происхождение не вызывало никаких сомнений. Высокий, худой, темноволосый, он был сыном инфанты Альгуэры, первой супруги Верховного короля, которая умерла в родах. Алан родился на десять лет позже Ирдэля и нисколько не походил на сводного брата. Светловолосый, веселый и жизнерадостный, Алан был полной противоположностью Ирдэля. Из двоих принцев, сидевших за этим столом, все внимание доставалось Алану, потому что он был одним из тех солнечных созданий, которые словно бы притягивают свет и делают его теплее и ярче.
Лорн отметил, что Ирдэль не пьет и почти не прикасается к еде. Он улыбался, когда другие хохотали. Он прислушивался к своим соседям по столу, вежливо отвечал им, но говорил скупо и, казалось, почти не обращал внимания на выступления жонглеров, танцоров и шутов. Без сомнения, сказывалась усталость после дороги и тех деликатных переговоров, которые он только что провел. Однако в целом Ирдэль вел себя сообразно своему характеру. Спокойный и сдержанный, он не проявлял большого интереса ни к вкусной еде, ни к пышному празднеству. И он не старался понравиться кому-то, в противоположность Алану, который, сам того не осознавая, испытывал в этом потребность.
Ближе к концу банкета Лорн перехватил взгляд Ирдэля, и некоторое время они смотрели друг на друга. Лорн прочел усталость и смирение в глазах принца и понял, что тот делает ему своего рода признание. Почему ему, а не кому-то другому? Вообще-то Ирдэль и Лорн были мало знакомы. Но, возможно, принц догадался, что Лорн, как и он сам, любому званому ужину предпочел бы тарелку рагу, поставленную на стол караульного помещения. Что им обоим хотелось как можно скорее сбежать от этого пьяного ликования и от этих надменных улыбок. Что они испытывали равное отвращение к этой кричащей роскоши. Несмотря на то что Ирдэль умел притворяться лучше, чем Лорн, только они двое во всем зале (да, пожалуй, еще Эстеверис) не веселились и не болтали, а смотрели и слушали.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
