Семья Новиковых, разумеется, сокрушалась, но в особенности эти сведения подействовали на впечатлительную натуру Анюты. Она, как выражались окружающие, «разом притихла, точно пришибленная»: стала чаще ходить в церковь и дольше обыкновенного стоять на коленях перед образами…
Накануне Нового года, когда вся семья собралась в гостиной возле елки, которую устраивали ежегодно в этот день для младших сестер и братьев Анюты, раздался резкий звонок и через минуту на пороге комнаты появился веселый и торжествующий гвардейский офицер.
Он был встречен общим восторгом. На вопросы Новикова он успел ответить только:
— Был предательски оклеветан, но следствие убедилось в моей невиновности, меня выпустили из каземата, и — вот я опять среди вас. А где Анна Павловна? Отчего я ее не вижу?
— Вероятно, в своей комнате…
В разговор вмешалась старая нянька:
— Да, да, барышня у себя… Кажись, гадать на зеркалах собралась.
— Гадать? — рассмеялся офицер. — Проведи-ка меня, нянюшка, к ней — я ей суженым покажусь.
Повела его старуха к барышне.
Анюта сидела между двух зеркал и держала в руках две зажженные свечи.
Офицер следил за ней сквозь замочную скважину и видел, как девушка, бледная и сосредоточенная, пристально гляделась в зеркало и вызывала воображением милые и дорогие или чудовищные образы, на которых, в сущности, и построены все новогодние гаданья.
— Ишь, голубка, — шепотом произнесла нянька, — суженого высматривает.
— Сейчас увидит! — сказал офицер, шумно распахнув дверь и появляясь картинно на пороге.
Анюта вскрикнула, свечи выпали из рук и потухли.
Девушка не скоро пришла в себя. Похолодевшую, уложили ее в постель, с которой она уже и не вставала.
За неделю до Масленицы эту несчастную жертву экзальтированного гаданья и невинной шутки хоронили.
ЗА ХИТРОСТЬ — ХИТРОСТЬ
Путилину было заявлено на рождественских праздниках, что шайка профессиональных воров ходит под видом компании ряженых по богатым домам и нагло обворовывает доверчивых людей, впускающих этих костюмированных грабителей к себе, принимая их за своих знакомых, так как, прежде чем войти в квартиру, они непременно прикрывались фамилией, хорошо известной хозяевам.
Агенты сыскной полиции насторожились, и вскоре им удалось напасть на следы воровской шайки.
Путилин каким-то образом проведал, что воры на четвертый день праздника собираются на маскарадную вечеринку к одному полковнику, проживавшему на Литейном проспекте. Сейчас же был предупрежден, конечно, относительно этого полковник. Но ему советовали не беспокоиться, так как вместе с ворами у него будут в гостях и сыщики.
Действительно, вечером у полковника собралось значительно большее число замаскированных, чем он предполагал. Гости очень веселились, и никто не замечал, как в квартире постепенно пропадали ценные вещи.
Воры, как оказалось, приехали на вечеринку со своим лакеем, который и оставался в передней с шубами своих «господ». Ливрея у этого лакея была широкая, с глубокими карманами, в которые и упрятывались все вещи, уворованные его «господами». Те поминутно выходили в переднюю будто бы освежиться от прилипавшей к лицу маски и тихонько передавали ему свои приобретения. Когда же он оказывался совершенно нагруженным, его одного отпускали домой, а затем уезжали и сами как ни в чем не бывало. При таких условиях они безбоязненно посещали чужие квартиры. Если бы даже в конце концов где-нибудь их заставили снять маски, то и в этом случае они имели возможность вывернуться: «Пришли, мол, на огонек; захотели повеселиться. А если-де вы посторонних не принимаете, то должны были нас осмотреть в передней». А маскированных разве осматривают? Всякий интерес пропадает. Принято их угадывать.
Сыщики зорко следили за ворами, и в особенности за лакеем, лицо которого было тоже прикрыто маской. Но вот он стал уходить.
Один из помощников Путилина, разумеется тоже маскированный, его предупредил. Спустился раньше и приказал карете «подавать». Как только воровской сообщник вышел, агент любезно распахнул перед ним дверцу кареты, усадил его и, уместившись с ним, крикнул кучеру:
— Пошел!
Мнимый лакей карету сыскного отделения сначала принял за свою, но потом, когда пришел к убеждению, что возле него находится незнакомый человек, не мог уяснить своего положения и недоумевающе спросил попутчика:
— Не сочли вы меня за своего лакея? Я, ей-богу, не ваш…
— Знаю.
— В таком случае, с какой же стати я с вами катаюсь?
— А это тебе сейчас объяснят.
Карета остановилась на Офицерской, у Казанской части.
— Ага! — догадался пассажир. — Сыскное…
На другой день все украденное у полковника было возвращено по принадлежности, а мнимого лакея принудили выдать своих товарищей, которых немедленно поймали и, конечно, подвергли заслуженному наказанию.
Получая свои вещи, полковник никак не мог догадаться, каким образом все похищенное можно было найти в одну ночь, и до того заинтересовался этим, что посетил несколько раз Путилина, умоляя передать ему подробности этого любопытного «розыска».
Иван Дмитриевич иногда любил поинтриговать недогадливых и только, кажется, на пятый визит открыл ему «секрет».
— Тьфу, как просто! — воскликнул полковник. — А я-то мучился, теряясь в соображениях. И если б вы меня не посвятили в это дело, я бы сошел с ума, так оно меня заинтересовало.
ШУТКА
В пригородных казармах собрался товарищеский кружок офицеров у ротного командира для встречи Нового года. После ужина беседа затянулась до полуночи. Между прочим, разговор коснулся таинственных явлений. Впрочем, это обычная рождественская тема. У каждого нашлось по необъяснимому и сверхъестественному эпизоду. Один был страшнее другого. Рассказы эти, по обыкновению же, закончились тем, что некоторые стали бахвалиться неустрашимостью и напрашиваться на испытание.
Молодой прапорщик категорически заявил:
— Ни во что сверхъестественное не верю и положительно ничего не боюсь!
— Ого! — воскликнул кто-то насмешливо. — Уж будто бы так храбр?
— Это не храбрость, — ответил прапорщик, — отсутствие веры в нелепые россказни.
— Ты только здесь рисуешься героем, — перебил его приятель с явным намерением раззадорить юношу. — А вот поди-ка переночуй в сарае нынешнюю ночь!
— Смело переночую!
— Переночуй! Я могу поручиться, что если тебя не напугают привидения, то замучают галлюцинации.
— Вздор!
— Э, брат, поумнее тебя люди были, да и то каялись в своих опрометчивых поступках. Тоже вот так, как и ты, хвастались неустрашимостью, а на деле от пустяков смертный ужас испытывали и навсегда отказывались от глупых споров.
— Повторяю: ничего не боюсь. Даже если бы умышленно меня пугать стали, то и это не потревожит моего спокойствия. В особенности же если я прихвачу с собой револьвер.
— Попробуй — переночуй!
Приятели проводили храбреца до сарая. Денщики притащили сена и устроили ему постель. Пожелав прапорщику спокойной ночи, все удалились. Тот, действительно не ощущая никакого страха, вскоре уснул…
Но вдруг он просыпается. Его разбудил какой-то неприятный шорох. Раскрывает глаза и видит перед собою группу людей, с ног до головы белых. На плечах у них носилки с покойником, тоже совершенно белым. Луна, пробивавшаяся через раскрытые ворота сарая, дополняла эффект картины.
Храбрый прапорщик приподнялся и шутя заметил:
— Не испугаете, братцы! Узнаю вас…
Группа не шелохнулась.
— Довольно комедиянничать! Говорю же, что не боюсь…
Молчание.
Прапорщик заговорил серьезнее и уже с некоторой робостью в голосе:
— Господа, вы видите, что ваша шутка не достигла цели, так долой же маскарад.
Прошла еще томительная минута. Прапорщик, бледный и взволнованный, хватается за револьвер и решительно говорит:
— Если вы не прекратите глупую мистификацию, я буду стрелять. Потом не пеняйте!
Молчание.
Раздается выстрел, после которого медленно поднимается покойник и бросает пулю обратно к прапорщику. Тот стреляет еще раз. Покойник опять отбрасывает к нему пулю. Прапорщик стреляет последовательно четыре раза — и четыре пули одна за другой летят к его ногам.
Молодой офицер издает крик отчаяния и падает замертво. Шутники-товарищи моментально разоблачились и бросились к нему на помощь, но было поздно… Он умер!
Потом открылась проделка шутников, безбоязненно стоявших под выстрелами. Они раньше, чем отпустить прапорщика в сарай, незаметно подменили патроны в его револьвере на холостые, а мнимый покойник запасся пулями, которыми, к смертельному ужасу прапорщика, и отбрасывался.
