пять секунд, а ещё через пять он был за забором расположенного поблизости частного домика. Многоэтажки и частные дома стояли здесь вперемежку, и Ларькину предстояло пройти ещё два таких дворика. Перемахнув через очередной забор, он был бешено облаян местной сторожевой шавкой. Виталий всегда умел находить общий язык с животными, а к этой встрече приготовился заблаговременно. Большинство собак, охраняющих частные дворы, абсолютно невоспитанны и вечно голодны. Учуяв запах оставленной от ужина котлеты, песик моментально заткнулся и простил Виталию ночное вторжение на охраняемую им территорию. Поворчав для виду уже совсем беззлобно, он принялся уплетать угощение. Хозяева, очевидно, даже не проснулись. Виталий посидел в этом дворе ещё несколько минут, ласково общаясь с четвероногим сторожем. Кобелек приветливо махал хвостом. Очень скоро лапы его подкосились, голова бессильно поникла. Капитан достал из-за пазухи просторную болоньевую сумку, уложил в неё животное и бесшумно покинул двор.
* * *
Все сотрудники ветлечебницы, в которой работала Лариса Свитальская, славились своей грубостью. Это было не озлобленное хамство, а просто слегка небрежный стиль общения знающих себе цену специалистов, но не каждый мог это понять. Некоторые посетители, зашедшие полечить своих любимцев, уходили отсюда шокированными. Лечебница работала круглосуточно на тот случай, если какая-нибудь ценная, особо породистая тварь надумает подыхать среди ночи. Посетители шли всё же больше вечером, часов до десяти, выкраивая разумное время после работы и домашних дел. В середине ночи мало кто появлялся. Поэтому Лариса была немного удивлена, увидев на пороге во втором часу ночи здоровенного детину в теплом спортивном костюме, заботливо прижимавшего к груди нечто, завернутое в болоньевую сумку. Судя по безжизненно свешивавшейся голове, это нечто было явной дворнягой. А лицо мужчины показалось ей знакомым...
...Ларькин постарался быстро миновать коридор, обставленный стульями для посетителей и обвешанный неаппетитными плакатами. Здесь, за аптечным прилавком, сидела с книгой Ларисина напарница, а ему нужно было остаться со Свитальской наедине. Поэтому, не замечая удивленного взгляда с трудом оторвавшейся от «Графини де Монсоро» девушки, он не стал останавливаться. Бормоча озабоченно: «Вы не поможете, доктор, собачке моей что-то совсем худо... Спасите друга, пожалуйста, взгляните, что с ним...»—он вломился в процедурный кабинет.
Дворняга была уложена на стол, и, воспользовавшись тем, что ни он, ни склонившаяся над псом Свитальская не видны из коридора, Ларькин прошептал: «Лариса Петровна, вы, наверное, меня уже вспомнили. Мы заходили к вам сегодня по поводу вашего соседа. Только я не из милиции, я из ФСБ. Вы осматривайте, собачку, осматривайте, она спит, но вы скажите вслух, что дела плохи».
Свитальская перевела взгляд с Ларькина на собаку и сказала громко и озабоченно:
— Да-а... Хреново ваше дело.
— Неужели так плохо? — испуганно спросил Виталий.
— Усыпить кобелька придётся, —едва не фыркнув от смеха, оказала ветеринар.
— Да что вы говорите! —запричитал вслух Ларькин, а шепотом быстро продолжал: —Спасибо, Лариса, отлично. Мне нужно с вами поговорить наедине. Сделайте вид, что усыпляете песика, а потом я попрошу вас подробнее рассказать о его болезни, и вы проводите меня куда-нибудь, где нас никто не будет слышать. Есть у вас такое помещение?
Лариса кивнула и сказала:
— Лучше усыпить прям сейчас, пока он без сознания. Не дай Бог, очнется, будет так визжать, что всю душу вам вымотает. Но потом всё равно сдохнет. Ну что, усыпляем?
— Ох, раз нельзя спасти, делайте как лучше.
Свитальская погремела инструментами, имитируя укол. Выждав некоторое время, Ларькин сказал, постепенно меняя тон:
— Да-а, работка у вас.
— Работа как работа, — возразила Лариса.
— А если б я пораньше его принес, можно было бы спасти?
— Нет, он был обречен. Проверять собачку надо было, когда брали, профилактику делать, а коль уж он заразился — всё, безнадега.
— Нет у меня больше друга, — фальшиво вздохнул Виталий, в голосе его прозвучали испытующе-развязные нотки. — Мне кажется, вы очень хороший специалист. Вас как зовут?
— Лариса, — Свитальскую ситуация явно веселила.
— Лариса, вы не могли бы подробнее рассказать мне об этой болезни, ну, как её заранее распознать? На будущее, ведь придется нового друга заводить...
Свитальская смотрела на капитана с интересом, в её глазах прыгали смешинки.
— Можно, —томно сказала она. —Только в другой комнате, у нас там хранятся справочники... Я вам смогу и иллюстрации показать... — добавила она уже совсем двусмысленно.
Лариса подошла к двери в коридор.
—Ал, если что, я в лаборатории, мне надо клиенту, — она чуть подняла красивую черную бровь, —дать консультацию.
—Ладно, —напарница понимающе кивнула.
Лариса повела капитана по коридору. Лечебница занимала довольно обширное одноэтажное здание. «Вряд ли им тут тесно», —подумал, осматриваясь, Ларькин. Потом перевел взгляд на хрупкую талию шедшей слева и на шаг впереди женщины. То ли сработала беспутная мединститутская юность и рефлекс на девушек в белом халате, то ли просто могучее тело потребовало положенного, но глядя на худенькую черноволосую ветеринаршу со строгим лицом и резковатыми подростковыми манерами, он чувствовал, что отвлекается от основной цели своего визита. Положа руку на сердце, он сейчас не смог бы уверенно сказать, какая из его целей с самого начала была основной.
Зайдя в лабораторию, Свитальская быстро повернулась к капитану и сказала, глядя ему в глаза:
— Вообще-то, у нас и так не принято закладывать подруг.
— Верю, — кивнул тот и, показав удостоверение, достал свои приборчики. —Верю, что она не заложит вас, если вы используете своё рабочее место, чтобы подкалымить или водить шашни с мужчинами. В мелочах вы, конечно, можете ей доверять. Но я не о мелочах говорю. Мне бы очень не хотелось, чтобы после нашего разговора вы пропали без вести... Как уже исчез ваш сосед Тэн. Если верить вот этому локатору, похоже, нас действительно никто не слушает. Так я опять насчет соседа...
Глава 3
What's in a surname?
Оренбург. 4 апреля 1999 года. 3.55.
На Пролетарской не было прохожих, но Виталий подходил к дому, покачиваясь порой так сильно, что придерживался за знакомый заборчик. Ему нужно было мотивированно прижаться к стене, заворачивая во двор пятиэтажки, чтобы «наружка», предположительно обитавшая в одной из припаркованных во дворе машин, не увидела его за бетонной плитой, которая вертикально стояла слева от подъезда. В то же время сторонний наблюдатель, случись он в четвертом часу ночи, не должен был испытать подозрения при виде крадущегося вдоль стены бугая. Пусть он испытает какое-нибудь другое чувство. Придерживаясь за стену,
