Амулет богини Бэнтен
Ли Льеж
От автора
Дорогие читатели, я искренне надеюсь, что никому из вас не придёт в голову рассматривать настоящую повесть как историческое руководство по Японии эпохи Воюющих Провинций. Я не историк, не политолог, не японист. Все мои знания были почерпнуты из художественной и научно-популярной литературы, поэтому в тексте повести возможны не только анахронизмы, но и достаточно грубые фактические ошибки.
Мне очень хотелось бы, чтобы их не было. Но увы, я всего лишь любитель японской культуры, причём далеко не самый просвещённый любитель.
Если же вы простите мне этот серьёзный недостаток, то смею надеяться, что чтение книги доставит вам удовольствие.
Ещё один момент: книга изначально создавалась для подростков. Что из этого получилось – уже другой вопрос.
Приятного и лёгкого чтения!
Пролог
Господин Асаи Ёшиаки выглянул из паланкина, крикнул носильщикам, чтоб не трясли, достал походную тушечницу и принялся писать письмо.
«Дорогой сын! Уведомляю тебя и братьев, что из-за разлива болот на границах наших владений я задержался в пути и, возможно, вернусь домой на день или два позже, чем собирался. Ждите меня в течение недели, если же не вернусь, посылайте гонца. Помни, что на юге Нидзёмару ситуация неспокойна, не ленись лично каждый вечер объезжать посты. Наши враги могут воспользоваться моим отсутствием и напасть без предупреждения.
Это второе письмо, пишу его на случай, если первое перехвачено. Благословляю тебя и твоих братьев».
Отложив кисть, господин Ёшиаки аккуратно оторвал оставшийся пустым край бумаги, скрутил свиток в тонкую трубочку и потянулся к клетке с голубями, стоявшей напротив. Запустив руку внутрь, он вытащил за крыло покорную серую птицу и приладил весточку к лапке посланца. Голубь выпорхнул из паланкина, немного покружился над процессией, а затем, безошибочно определив направление, полетел в сторону дома. Через несколько мгновений он скрылся за последними уходящими вдаль деревьями.
Занятый написанием иероглифов в тряском паланкине, даймё Асаи не заметил, что дорога, обсаженная криптомериями, перешла в песчаную насыпь, проложенную среди рисовых полей. Отодвинув шторку, путник с неудовольствием обозрел зеркальную гладь воды, простирающуюся от горизонта до горизонта, блестящие ростки риса и коричневые спины крестьян, склонившиеся в работе. Солнце рассыпалось по полям слепящими бликами, так что вскоре у господина Ёшиаки заболели глаза. Он поморщился, потёр виски пальцами, потом приставил ладонь к бровям и снова обозрел просторы. Интересно, сколько доходу имеет даймё Асакура с таких-то угодий? Тысяч триста коку в год, а то и больше. Немудрено, что на этот лакомый кусок зарятся властители со всех окрестных земель. Только кто же может победить самого Райдона, Меч, Способный Разрубить Луну, великого даймё, у которого в тяжёлые времена, говорят, не гнушаются брать в долг члены императорской семьи? И – что интересно – долги всегда возвращают. Одно только имя «Райдон» наводит ужас на всю округу. Всё-таки хорошо, что семьи Асаи и Асакура больше не враждуют, хоть и считаются противоборствующими кланами.
Господина Асакуру не зря называют благородным. Если б он только захотел, то живо смёл бы с лица земли крошечную провинцию Нидзёмару вместе с её, смешно сказать, войском из пятисот человек. Но Райдон снисходительно поглядывал на расположившуюся прямо у него под боком беспокойную семью Асаи, не трогал, границы никогда не переступал и даже не наказывал дерзких крестьян, самовольно перебегавших из холмисто-болотистой Нидзёмару в равнинную и светлую Мино. Просто возвращал их обратно законным господам – и всё.
Впрочем, у семьи Асаи и без Райдона было полно забот. Мелкие князьки, окружившие Нидзёмару, избытком вежливости не отличались и то и дело пытались захватить провинцию. И хотя у каждого из них войско было ещё меньше, чем у Асаи, оружие ещё хуже и снаряжение ещё беднее, господин Ёшиаки не сомневался, что когда-нибудь они догадаются договориться между собой и напасть на Асаи всем вместе. Добычу они потом поделить не смогут, так как заносчивы и глупы, но убитым воинам Асаи будет, разумеется, всё равно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
До сих пор границы держались лишь благодаря мастерству старшего сына, Рю, прирождённого полководца. Один облик громадного Рю внушал воинам уважение. Силач, красавец и умница, он был отцовской гордостью, и все свои письма домой Ёшиаки адресовал именно ему.
Акио, второй сын, после смерти матери ведал всеми счетами в доме. Математика не считалась наукой, достойной самурая, но раз уж у мальчика такой сметливый и догадливый ум – почему нет? Именно Акио, ничуть не смущаясь, завёл в доме экономию, сократил расходы на всё, включая еду и одежду, отучил родного отца от страсти к игре, а младших братьев заставил усердно учиться, чтобы в будущем и от них была какая-то польза.
Третьего сына звали Мамору. Этого сразу решено было отдать в монашество: слабосильный, задумчивый, но на редкость разумный паренёк ни к какому другому делу способностей не имел. Выслушав отцовское решение, Мамору покорно обрил волосы и ушёл служить в храм. Прихожане сразу его полюбили: он и выслушать мог так, будто ему действительно интересно, и ласково утешить, и убедить, что долг слуги – всегда быть рядом с хозяином и примерно служить ему, даже если этот хозяин сам ходит в залатанном кимоно и моль проела дырки в шторах его единственного паланкина.
Господин Ёшиаки вздохнул и нахмурился, только что увидев дырку в материи, в которую вполне можно было бы просунуть палец. Будем надеяться, что слуги господина Асакуры ничего не заметят, а то впору будет сгореть от стыда.
Да, есть ещё самый младший сын, Широ. Но этот ещё мальчишка, и что из него вырастет, пока непонятно.
«Может быть я и беден, - рассуждал господин Ёшиаки, уныло разглядывая бесконечные поля сквозь дыру, - но у меня прекрасные дети. Не то, что у некоторых других, которые идут войной на собственных отцов и пытаются захватить то, что и так перейдёт им в наследство. Некоторым несчастным отцам сложно позавидовать, будь у них хоть пятьсот тысяч коку риса в год против моих жалких двух тысяч».
А поля всё тянулись. Солнце поднялось в зенит, повисело так и начало медленно крениться к вечеру. Дорога казалась бесконечной, господин Ёшиаки устал. Если дворец не покажется прямо сейчас, придётся останавливаться на ночлег прямо посреди поля: не годится же являться на приём к одному из самых знаменитых дайме Японии, когда он будет ложиться спать?.. Но тревога господина Асаи рассеялась, едва он завидел на горизонте холмы, обозначающие границы рисовых плантации, а за ними – ярко-красную изогнутую крышу замка Мино.
Сразу за холмами начинался искусно разбитый парк с ивами и криптомериями, с маленькими прудиками и тропинками из плоских камней. Широкая дорога, посыпанная красным песком, вела к воротам окружённого рвом замка. На этой дороге вполне могли бы проехать, не задевая друг друга, три процессии, подобные той, в которой ехал господин Ёшиаки, и глава семьи Асаи оценил тонкую предусмотрительность Асакуры, уже на подступах к жилищу демонстрирующего своё положение и статус.
Мост через ров был опущен: гостей ожидали. Самураи, одетые чище и богаче, чем сам даймё Асаи, в чёрных кимоно с гербом Асакуры, почтительно кланялись путникам. Слуги внесли паланкин в ворота замка и помогли седоку выбраться из него.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Даймё Асаи распрямился, стараясь не показывать, сколько беспокойства ему причиняет боль в суставах и пояснице, и, мимоходом оглянувшись, понял, что находится в просторной комнате, украшенной с изяществом и вкусом. К нему приблизился немолодой самурай с бритым лбом и косичкой, приклеенной к затылку, и нижайше поклонился. Если он и заметил неподобающую бедность гостя, то не подал виду.
- Мы рады приветствовать вас в Мино, Асаи-сама. Асакура-сама спрашивает, угодно ли вам будет помыться и отдохнуть с дороги, или вы желаете, чтобы мой господин принял вас прямо сейчас?
