Равиль Бикбаев
56-я ОДШБ уходит в горы
Боевой формуляр в/ч 44585
Оформление художника Е. Ю. Шурлаповой
© Бикбаев Р. Н., 2014
© ООО «Рт-СПб», 2014
© ЗАО «Издательство Центрполиграф»
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)
Об авторе
Бикбаев Равиль Нагимович.
До призыва в Вооруженные силы и после окончания средней школы работал слесарем на заводе, матросом-мотористом на танкере. Призван в 1980 г. Гайджунай, Литовская СССР (301 учебный парашютно-десантный полк май – октябрь 1980 г.). Афганистан (56-я Отдельная десантно-штурмовая бригада, ноябрь 1980 – май 1982 г.). Звание: младший сержант; награды: медаль «За боевые заслуги».
В настоящее время живет в городе Астрахани. Юрист. Член Союза Писателей РФ.
Солдатам и офицерам 56-й гвардейской отдельной десантно-штурмовой бригады и в их числе моим товарищам – бойцам и командирам первого парашютно-десантного батальона посвящаю
Предисловие
Сразу хочу оговориться: хотя приведенные здесь данные об операциях взяты из документа, но это не документальная повесть. Это художественное произведение со всеми недостатками и достоинствами этого жанра. Повесть написана от первого лица, но, хотя автор и служил в 1-й ПДР 301-го ПДП и 2-й ПДР 56-й ОДШБ, это не означает, что автор и литературный образ – это одно и то же лицо.
Если эту повесть прочитают ребята, которые служили вместе со мной, то, безусловно, они легко узнают всех героев этой книги. Многие из них живы и здоровы по сей день, и поэтому я меняю их имена, фамилии, звания.
И еще… это была война, и мы все на ней были далеко не ангелами и совсем не образцовыми героями. Осталось только добавить, что эта повесть не исповедь и мне не нужно отпущение грехов.
Часть первая
Кундуз
Афганистан. Провинция Кундуз
1981 год от Рождества Христова 1402 год по хиджре – мусульманскому летоисчислению
А если что не так – не наше дело!Как говорится, родина велела.Как просто быть невиноватымСовсем, совсем простым солдатом…
Б. Окуджава
Выписка из боевого формуляра в/ч 44585[1]
– А-а-а-а, ма… ма… мамочка, как больно… – истошным воплем заходится Семка Давыдов.
Му́кой искривилось круглое, мокрое от пота лицо, перебита артерия на ноге, хлещет из раны кровь и черными мокрыми пятнами расползается по заплатанным выцветшим штанам.
Не зови маму, солдат, не поможет она тебе, там, далеко, дома, молится она за тебя. Нет тут твоей мамы, а есть мы, твои товарищи, и, наложив жгут чуть выше раны, колет тебе лежащий рядом санинструктор очередной тюбик промедола[2], но не снимает он боль в раздробленной разрывной пулей дрожащей ноге, и ты, плача, кричишь:
– Мама! Мамочка… помоги…
Афганистан. Горный массив под Файзабадом, третий день боевой операции, время где-то около полудня. Нашу выдвигающуюся впереди батальона роту зажали в горах. Солнце жжет яро, жара невыносимая, теней почти нет. Мы на горной тропе как на ладони, бей не хочу. Пятеро у нас раненых, двое тяжелых. Отстреливаемся, да что толку, бьют по нам «духи» с господствующей высоты из пулеметов, укрыться почти негде, еще пару часов – и все, не будет больше нашей роты, все тут поляжем.
Не переставая, надсадно воет Семка, командир расчета АГС-17 «Пламя»[3], и все трясется и трясется у него разбитая на мелкие косточки нога, чуть дальше от него хрипит истекающий едким, вонючим потом раненный в грудь Мишка Старков и просит:
– Воды, дайте воды!
Нет у нас воды. Давно уж выпили. Пустые фляжки. И тихонько уговаривает Леха лежащего за камнем раненого:
– Нельзя тебе, Миша, воды, потерпи.
– Да пошел ты на х..! – матом орет весь посеревший от потери крови Мишка и задыхается от крика, кровь пузырями изо рта пошла.
Я от них в трех метрах лежу, вжался в землю, за камни голову прячу. Весело, тоненько посвистывают пульки. Слушая их посвист, машинально отмечаю: не моя, не моя. Год я уже служу в Афгане, вот и знаю, что свою пулю не услышишь. Раз посвистывает, значит, не моя. А чья?
– Твою мать! – слышу полное злобы и боли матерное ругательство. Оглядываюсь: ранен Сережка Ольжин.
– Куда тебя?
– В ногу, – хрипит Серега, и тут же: – Ты ко мне не лезь, сам перевяжу. – Сморщившись, советует: – Меняй позицию, пристрелялись к нам.
Сил нет вопли и крики раненых слушать, помочь-то ничем не можешь, даже вынести их нельзя. Встанешь, потащишь, тут же убьют, а позицию точно пора менять, помедлишь – подстрелят. Извиваясь, я быстро переползаю по горячим острым камням, вперед к большому валуну. Рвется выцветшее ветхое х/б[4], на лоскуты расползается. Ничего, будем живы – зашьем. За большим выщербленным камнем устанавливаю на сошках свой пулемет, прикидываю, куда стрелять, наметил. Вот ты где! Вижу, вижу тебя, гаденыш, вон ты, на противоположной горке за кучкой камней укрылся. Дзинь! Рядом со мной ударила в камень пуля. Выстрелил по мне «дух» и дальше стреляет. Фьють! Дзинь! Летят пущенные в меня пули, видит меня «дух» и бьет по мне короткими очередями из пулемета. Мимо! Мимо! Ну а теперь ты, паскуда, держись. Прицел пятьсот, огонь! На тебе – жри, падла! Длинными очередями из своего РПКС[5] веду огонь. Досыта тебя, сука душманская, свинцом напою.
Состязаемся с «духом»-пулеметчиком в смертную огневую игру. Ты меня хочешь убить? А я тебя! Огонь! Разрывая воздух, все посвистывают и посвистывают пульки. «Не моя, не моя», – по-прежнему краем сознания отмечаю я. Быстро вытер рукавом грязного х/б мокрое от соленого пота лицо. И опять: «Огонь!» Лучше я стрелял, на военном полигоне в Гайджунае учился, здесь, в Афгане, шлифовал стрелковое свое уменье. Вот и загасил его. Да, только не один он был, штук пять пулеметов по нам било, расстояние между горами – метров пятьсот, для стрельбы из пулемета самая та дистанция, убойная. А тут еще и душманские снайпера подключились. Прямо скажем, хреновые снайпера, только вести огонь все опаснее и опаснее, все ближе и ближе пульки ложатся. Не моя, не моя, пока еще не моя, брызгают в лицо каменные крошки, чуть не попал в меня снайпер, совсем рядышком с головой пуля в камень ударила, не моя. Грязной потной ладонью протираю запорошенные крохотными каменными крошками глаза и стреляю. Стреляю! Стреляю! Пока жив, стреляю. Летят выпущенные из моего пулемета пули. Свистя, летит смерть, веду я рассеивающий огонь. Прячутся за камни «духи», и дробят, щербатят горные валуны мои пули. Ствол пулемета раскалился, плюнь – зашипит, уже три магазина я расстрелял, всего-то за пару минут. И страха особого нет, и азарта нет, ничего нет, как оцепенела душа, безразлично на все смотришь, равнодушно, только горло от жажды сохнет. Прицел! Ловлю в прорези прицела снайпера. Огонь! Бьет отдачей приклад пулемета, летят отстрелянные горячие гильзы. Мимо. Прицел! Огонь! И по мне уже двое стреляют, снайпер и пулеметчик. А ведь убьют они меня, господствующая у них высота, лучше заранее подготовленные укрытия, и долго мне не продержаться. Огонь! Впустую клацает затвор: нет патронов. Сменить магазин в пулемете – и опять: огонь! Убьют так убьют, да и хрен с ними, зато больше тут мучиться не буду, уйду на вечный дембель. Сверлят слух крики раненых, все свистят и свистят пульки, захлебываются ответным огнем автоматы и пулеметы расползшихся по тропе бойцов второй роты. Недолго нам, братцы, жить осталось, ох и недолго.
– Ребята! «Вертушки»!!!
Пронзительно синее осеннее небо, безоблачное от яркого, жаркого, слепящего глаза афганского солнца, три точки летят. Закладывая вираж, выходят на боевой разворот вертолеты МИ-8, а мы красными сигнальными ракетами направление им задаем. «Духи» на них огонь переносят, летят навстречу нашим пилотам огненные трассеры. Не ссыте, ребята! Мы, зажмурив глаза и схоронив за камни головы, прятаться не будем, мы вас с земли огнем прикроем. Потом сочтемся.
Безостановочный ведем мы огонь по позициям «духов», даже раненые, кто шевелиться мог, и те за оружие схватились, не даем мы им, сукам, головы поднять, не даем сбить наших ребят.
С нашей позиции хорошо слышно, как с ревом моторов, рассекая винтами воздух, пикируют на «духов» «вертушки». Первый заход – ракетами! От разрывов вскипает на огневых точках «духов» земля, летят вразброс камни. Дрожит от разрывов чужая земля. Так их, братцы! Задайте им! Взмыли вверх машины, развернулись, и на второй заход – бьют из авиационных пушек и пулеметов. Будете знать, сучары душманские, как мы воевать умеем!
