Кэтрин САТКЛИФФ
ОДЕРЖИМОЕ СЕРДЦЕ
Глава 1
Малхэм на йоркширских вересковых пустотах, Англия, 1800 год
Нелегко мне было вернуться в Малхэм. Ведь именно там начались мои несчастья, там я узнала отчаяние, там Божья благодать покинула меня. Там в мою душу проникли семена горечи, проросшие в жажду мести, которая не покидала меня ни днем, ни ночью все то время, что я томилась в этом отвергнутом Богом приюте, в Ройал-Оуксе, Менстон. Возможно, я не пережила бы унижения, находясь в сумасшедшем доме, если бы не Джером Барон.
Милый Джером! Мы были друзьями детства, и только его преданность помогла мне пережить эти дни и ночи, наполненные черным отчаянием, когда единственным моим спутником была печаль. Милый Джером! Как он просил меня выйти за него замуж, надеясь таким образом избавить от ужасного заключения в Оукс. Но я любила Джерома только как друга, а не как мужчину и так ему и сказала. И он, разумеется, понял. Он приходил навещать меня в моем заточении и говорил со мной, даже когда у меня не было сил его слушать, когда плоть на моей руке еще хранила следы ожога, следы клейма, которое теперь я была обречена носить вечно, клейма «его» шлюхи! Шлюхи Уиндхэма из Уолтхэмстоу, графа Малхэма и владельца деревеньки Малхэм.
Мне казалось, что мой мир рухнул, разлетелся на куски. Мой дядя, засадивший меня в приют для душевнобольных — Ройал-Оукс, умер. А без его ходатайства мне пришлось бы навсегда остаться в этой проклятой Господом обители.
Удар этот был свыше моих сил. Целые дни я проводила в каком-то странном забытьи, слишком ослабевшая, чтобы жить, и близкая к смерти как никогда прежде, но каждый раз, открывая глаза, я видела рядом Джерома, спокойного, но очень задумчивого, почти отрешенного. Он признался, что выполнил мою волю, и в первый раз в жизни я убедилась, что он не нарушит тайны, как бы я ни просила его об этом. Я умоляла, плакала, настаивала, чтобы он открыл мне правду, потом, отчаявшись, попыталась поколебать его решимость хитростью, я проклинала и гнала его прочь. Но время от времени, забыв о своем гневе, я прощала ему его молчание.
И тогда я заметила у него признаки этой страшной болезни. Что я могла для него сделать? Я обнимала его, когда он навещал меня, хотя он отстранялся, опасаясь заразить и погубить меня. Мне было все равно. Я потеряла все. Так стоило ли опасаться чахотки?
Видя мое угнетенное состояние духа, Джером наконец, признался в своем благородном поступке, в том, что устроил все для того, чтобы меня выпустили, сказав, что за это пришлось заплатить чиновникам. Получив мзду, они охотно согласились не замечать, что я покинула свою темницу. В лице его не было ни кровинки, грудь сотрясалась от приступов кашля, но это не помешало ему убедить меня вернуться в Малхэм… и встретиться с Николасом Уиндхэмом. Однако он предупредил меня и об опасности, связанной с таким шагом.
Впрочем, я и слышать об этом не хотела. Я назвала его лжецом! Я не желала знать сплетен: ведь они были всего-навсего перевернутой с ног на голову правдой и исходили из уст лживых людей.
Итак, я вернулась в Малхэм, потеряв своего самого дорогого друга, уступив его смерти, единственного друга, который мог бы порадоваться моей отваге и тому, что я решилась действовать так, как диктовало мне внутреннее чувство.
Здесь должно было закончиться то, что началось на вересковых пустошах одним весенним днем два года назад. Я поклялась, что любовь, которую я питала прежде к лорду Малхэму, не отвратит меня от моей цели.
Рассвет вползал в мир на лапах тумана. Он пах серо-зеленым лишайником, покрывавшим стену, возле которой я стояла. Плети дикого винограда напоминали соединившихся в крепком объятии змей, извивающихся над влажной, как губка, землей. Они касались складок моего шерстяного плаща и трепетали у самого моего виска. Я видела их краешком глаза. Сдерживая отвращение, я отвела их в сторону.
Плотнее запахнув плащ, я отступила в тень. Пальцы мои онемели, я не чувствовала своих ног. Я попыталась согреться, притопывая ногами среди кустов дикой куманики, хмуро глядя на шипы, вцепившиеся при этом в подол моего платья и край плаща. «Для визита еще слишком рано», — сказала я себе, хотя мое терпение уже иссякло. Я ждала долго, слишком долго, уже много недель и месяцев, пока не решилась привести в действие наш с Джеромом план.
— Что значит еще один час? — вслух спросила я себя.
И сама мысленно ответила: «Вечность».
— Эй, ты, непослушная сука! Прекрати, пока тебе не влетело!
В испуге я отшатнулась назад, наткнувшись на ствол рябины, оказавшийся на моем пути и помешавший моему неуклюжему отступлению. Я, не отводя глаз, смотрела сквозь ее ослепительные красно-оранжевые листья на расстилавшиеся передо мной земли поместья Уолтхэмстоу, и сердце мое колотилось где-то в горле, пока наконец мне не стало ясно, что этот окрик не имеет отношения ко мне.
Резвая гончая носилась по саду, вынюхивая что-то у самой земли и таща за сбои на поводке коротконогого сторожа. Заливистый лай животного вызвал у меня столь яркие воспоминания, что я почувствовала жжение в глазах, предвещавшее близкие слезы.
Я скользнула в тень, стараясь не шуметь, и пошла по тропинке, заросшей мхом и пучками жесткой травы. Я торопливо шла, время от времени наступая на сучья, но шум моих шагов заглушал слой влажных палых листьев, поблескивавших в тусклом свете яркими красками осени.
Добравшись до начала тропинки, я вздохнула с облегчением. «Все это глупости, мне нечего бояться», — укоряла я себя, с опаской оглядываясь через плечо. Сквозь оголенные ветви деревьев уже были видны слуховые окна Уолтхэмстоу, выступавшие из черепичной островерхой крыши. На мгновение я представила себе, что за оконной рамой вижу лицо — мрачное, темное лицо, оно мелькнуло и пропало. «Он» скрылся в доме. Я уговаривала себя, что это мог быть кто угодно.
И все же этого мгновенного видения было достаточно, чтобы у меня занялся дух. Неважно, что я внушала себе, покидая Оукс, неважно, что говорил мне Джером о Николасе Уиндхэме, будущее страшило меня. Прижав руку к бурно бьющемуся сердцу, я ждала, пока оно не утихомирится, снова и снова повторяя себе, что причины моего возвращения в Уолтхэм-Менор не имеют ничего общего с теми чувствами, которые я некогда питала к Николасу, по мое предательское сердце не желали с этим. согласиться.
У меня еще было время. Поэтому я пошла мимо стены Мак-Бейна, обходя груды камня и убеждая себя, что чувствую себя лучше, чем это было на самом деле. «Зачем?» — спрашивала я. «Потому что я должна так поступить, — убеждала я сама себя. — Я должна успокоиться и стать счастливой. Я так долго мечтала об этом дне. Разве нет? Я строила планы. Разве не так?» Все было верно.
