Эрл Стенли ГАРДНЕР
БЛОНДИНКА С ПОДБИТЫМ ГЛАЗОМ
1
Известный адвокат по уголовным делам Перри Мейсон c интересом посмотрел на Деллу Стрит, своего личного секретаря и преданного друга.
– Блондинка с подбитым глазом? – переспросил он. – Делла, это по крайней мере интригующе. Если только она не одна из тех девиц, что первыми лезут в драку.
– Совсем нет. Но она напугана. Я не очень-то могу ее понять. У нее странный голос, словно тренированный.
– И ты проводила ее в библиотеку?
– Да, она ждет.
– А как она одета?
– Черные туфли на босу ногу и манто. Из-под манто мелькнуло что-то вроде легкого халатика. Я не слишком удивилась бы, если бы это оказалось все, что на ней есть.
– И глаз подбит?
– Еще как!
– Правый или левый?
– Правый. У нее очень светлые волосы, довольно большие сине-зеленые глаза и длинные ресницы. Она была бы очень красивой, шеф, если ее хорошенько подкрасить, ну, и если бы не фингал под глазом. По-моему ей двадцать шесть лет. Но ты, наверное, дал бы ей каких-нибудь двадцать или двадцать один.
– Как ее зовут?
– Диана Рэджис.
– Мне кажется, что это вымышленное имя.
– Она клянется, что это настоящие имя и фамилия. Она ужасно возбуждена и нервничает. Кажется, у нее здорово расстроены нервы.
– Плакала?
– Не думаю. Она похожа на очень испуганную и нервничающую, но не из тех, что плачут по любому поводу. Это девушка, которая в критическом положении думает, а не рыдает.
– Это решает дело, – заявил Мейсон. – Я ее приму. По крайней мере, узнаю в чем дело. Введи ее.
Он открыл двери в библиотеку. Молодая блондинка, вскочившая на ноги, была не выше пяти футов и трех дюймов и могла весить немногим больше ста десяти фунтов. Ее левая рука судорожно стискивала воротник манто. Синяк под правым глазом странно контрастировал со светлыми волосами, мягкой волной ложащимися на плечи. Она была без шляпки.
– Мисс Рэджис? – с интересом в голосе спросил Мейсон. – Прошу вас сесть. Делла, садись там, а я устроюсь здесь. Моя секретарша всегда стенографирует мои беседы. Думаю, вы не будете ничего иметь против? Итак, что вы хотели мне сказать?
Посетительница начала говорить прежде, чем Делла успела открыть блокнот. Она выбрасывала слова быстро, дрожащим от возбуждения голосом, но ничто не выдавало в ней девушки, для которой синяк под глазом – обычное дело.
– Господин адвокат, со мной произошла неприятная история. Я взволнована… я взбешена. Я думала об этом всю ночь и решила, что не прощу такого… такого…
Она осторожно прикоснулась к синяку под глазом.
– Почему вы не пришли, в таком случае, раньше? – заинтересованно спросил Мейсон.
– Мне не во что было одеться.
Мейсон поднял брови. Девушка засмеялась нервным, искусственным смешком, в котором не было ни тени веселья.
– Если вы хотите меня выслушать, – сказала она, – то я хотела бы рассказать все с самого начала.
– Наверное, муж спрятал вашу одежду, – предположил Мейсон уже лишь с вежливым интересом. – Он необоснованно обвинил вас в неверности, произошел семейный скандал…
– Нет, господин адвокат. Ничего подобного. Я разведена, веду самостоятельную жизнь уже больше трех лет.
– Вы работали на радио?
– Откуда вы знаете?
– Догадался по голосу.
– Понимаю.
– Так кто забрал у вас одежду?
– Семья, в которой я работала.
– Что? Это довольно необычно.
– Вся история необычна.
– В таком случае, я действительно хотел бы услышать все, с самого начала, – сказал Мейсон и бросил быстрый взгляд на Деллу Стрит, чтобы удостовериться стенографирует ли она. – Расскажите мне сначала о себе.
– Если говорить очень кратко, – начала Диана Рэджис, – отца я никогда не знала. Мама умерла, когда мне было двенадцать лет и тогда я осознала, что если хочу чего-то добиться, будучи круглой сиротой без каких-либо средств, я должна работать над собой. Я всегда старалась не забывать об этом. Я закончила только общую школу, но по мере возможности пополняла образование: ходила в вечернюю школу, на заочные курсы, проводила уик-энды в публичной библиотеке. Я изучила стенографию, научилась печатать на машинке и, в конце концов, стала выступать на радио. Но у меня были неприятности с одним режиссером и мне грозило увольнение с работы. Приблизительно в это время я получила письмо от поклонника по имени Язон Бартслер. Он писал, что ему нравится мой голос и спрашивал, не интересует ли меня более легкая и лучше оплачиваемая работа.
– И что вы сделали? – поинтересовался Мейсон.
Она состроила легкую гримасу.
– Мы на радио получаем много таких писем. Не все они украшены такими изящными словами, но за всеми скрывается одно и то же. Я не обратила внимания на то письмо.
– И что дальше?
– Я получило второе послание. Потом мистер Бартслер позвонил мне в студию. У него был очень милый голос. Он сказал, что у него неважное зрение, что он всю жизнь был пожирателем книг и теперь ему нужна чтица. Он внимательно следил за тем, как я интерпретирую текст и ему не только нравится мой голос, но он так же видит, что я личность умная и интеллигентная. Короче говоря, я стала у него работать и убедилась в том, что это очень приятный, культурный пожилой человек.
– На что он живет?
– На доходы от каких-то шахт. Ему пятьдесят пять или пятьдесят шесть лет и он ценит прелести жизни, но в нем нет ничего простецкого или вульгарного. Это… очень интересный господин.
Мейсон только кивал головой.
– Он считает, что самым большим недостатком Америки является наше легковерие. Он утверждает, что это национальная черта американцев. Мы верим во все, в чем нас убеждают, а потом, когда иллюзии рассыпаются и видна голая правда, мы сваливаем вину на всех, кроме себя. Никогда в жизни я не встречала никого, кто бы так странно подбирал себе чтение.
– А именно? – спросил заинтригованный Мейсон.
– Он необыкновенно старательно выбирает статьи самых лучших авторов в самых лучших журналах и просит читать их вслух.
– Да что ж в этом необыкновенного?
– То, что он выбирает статьи не менее четырехлетней, а то и двадцатилетней давности.
– Не понимаю.
– С этой целью вам нужно было бы прочитать эти статьи. Например перед войной появились статьи о том, что мы в состоянии словно щелчком уничтожить весь японский флот в один прекрасный день до обеда. Или, когда ввели Сухой Закон, вся пресса была полна статей о том, что независимо от развития событий абсолютно недопустима когда-либо отмена поправки к конституции о Сухом Законе. Или статьи из отрасли экономики и финансов, доказывающие, что при государственном долге в тридцать миллиардов весь народ стал бы нищим, а при пятидесяти миллиардах наступил бы всеобщий хаос. Все это отлично написанные статьи, на основе логичной аргументации, которая в свое время казалась совершенно правильной. При этом, многие из статей написаны лучшими перьями страны.
Перри Мейсон вопросительно посмотрел на Деллу Стрит, потом снова на Диану Рэджис.
– К чему все это? Почему человек в здравом уме тратит время на чтение несовременных, устаревших бредней? В конце концов, даже самый проницательный публицист это все же не пророк. Он только собирает факты и делает из них логичные выводы.
Диана Рэджис нервно засмеялась.
– Мне кажется, что я недостаточно ясно выразилась. Так вот, мистер Бартслер считает, что это самый лучший способ увидеть вещи с соответствующего расстояния, как он это определяет. Он утверждает, что единственным способом защиты от некритического проглатывания глупостей, подаваемых нам сейчас в виде неопровержимой логики, является знакомство с иллюзиями прошлого, украшенными внешне доказательствами, основывающимися все на той же неопровержимой логике.
– Ну что ж, – согласился Мейсон с улыбкой, – трудно отказать ему в определенной дозе правоты. Конечно, если кто-то хочет столько потрудиться, чтобы обосновать свой скептицизм.
– Дело в том, что он хочет, – продолжала Диана Рэджис. – Он утверждает, что американцы, как маленькие дети. Приходит первый попавшийся человек и говорит: «Вы мечтаете о такой-то и такой-то утопии? Единственным способом достигнуть ее, это сделать так-то и так-то». И никто даже не задумывается, а начинают танцевать так, как им заиграют.
На лице Мейсона отражался все больший интересе.
– Мне нужно будет, наверное, поговорить с этим мистером Бартслером, – заявил он. – Но перейдем к вашим личным неприятностям.
– Во всем виноват Карл Фрэтч. Это он…
– Не так быстро, – перебил Мейсон. – Я хотел бы услышать все по порядку. Кто такой Карл Фрэтч?
– Сын миссис Бартслер от первого брака, распущенный до мозга костей мелкий негодяй. Но это проявляется только тогда, когда с него спадает маска. Он воображает, что станет великим актером. Ходит на курсы и ни о чем другом не может разговаривать. Всю жизнь у него было все, о чем бы он ни пожелал и в результате он приобрел внешний лоск. На первый взгляд видны только его манеры. В действительности это распущенный, эгоистичный, фальшивый мерзавец, без малейших угрызений совести.
