На пороге
Сборник рассказов
Сергей Васильевич Пономарев
© Сергей Васильевич Пономарев, 2016
© Альбина Викторовна Сергеева, дизайн обложки, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Как Сотников решил стать космонавтом
Я влетел в класс за секунду до того, как в коридоре прозвенел звонок. Лямки ранца натерли подмышки, дыхание сбилось, а рубашка выбилась из брюк. Я встал у двери, согнулся, уперев руки в колени, и пытался отдышаться.
Постоянно после танцев опаздывал. В этот раз вроде бы успел.
– Смотрите, Сотня опять в луже купался, – Витька Андропов указал всему классу на мои испачканные брюки. – Хрю, Сотня, хрю-хрю.
Класс засмеялся.
Разбить бы тебе хрюкалку твою, Андропов.
Учителя еще не было на месте. Правильно. Мама так и говорит: «Поспешишь – людей насмешишь». Я прям все сделал, как сказано, и поспешил, и людей насмешил. А оно, оказывается, ни к чему было. Противно.
Не в силах посмотреть в глаза Андропову, я просто опустил голову и поковылял к последней парте. Витька тем временем начал рассказывать, что его назвали учеником года в кружке «Юный космонавт». Правильно. Сначала убогого танцора унизил на глазах у тридцати восьмиклассников. Потом свою персону расхваливать начал. А как же – космонавт будущий. Сыграл, как говорится, на контрасте. Противно.
Самое противное, что Машка Федорова смотрит на Витьку такими влюбленными глазами, что мне казалось, еще секунда – и вокруг нее запорхают амурчики, как в каком-нибудь мультике, а из глаз на пружинах выскочат два огромных сердца.
Андропов тем временем продолжал вещать. Даже с парты поднялся, урод, как будто домашнее задание учителю отвечает. Витька пересказывал поздравительную речь отставного космонавта Дмитрия Алексеевича Лаврентьева, лично посетившего двадцатилетие клуба, к которому и приурочили такую вот супер крутую премию. Ее, кстати, подчеркнул Андропов, изначально хотели назвать не «Ученик года», а «Надежда нации». Ой, ну да, без этой информации, Витенька, как бы мы поняли, что ты самый-самый лучший, что по сравнению с тобой мы все говно-говно? Противно.
Я заправил рубашку. Тряпочкой для обуви протер грязные брюки. Впервые залез в верхний наружный карман рюкзака и достал оттуда расческу и маленькое зеркальце. И причесался. Впервые в жизни причесался прямо в школе. Победители выглядят опрятно.
Надо же с чего-то начинать восхождение на Олимп.
***
Я ел суп и смотрел на бледно-желтую скатерть. Мама стояла ко мне спиной, мыла посуду и изредка поворачивалась к телевизору, который как будто возвышался над кухней, расположившись на наивысшей точке – на холодильнике. Я подумал, что в целом вся эта конструкция напоминает циклопа. Худое бело тельце и огромный разноцветный глаз. Разве что ручек да ножек не хватает.
– Я больше не пойду на танцы, – заявил я, не поднимая глаз.
Тишина – интересная штука. Иногда ее не дождешься. Например, когда хочешь спать. Или пытаешься сосредоточиться на книге. А иногда – когда она совсем не нужна – тишина застает врасплох.
В телевизоре картинками мигала немая сцена. Мама перестала греметь посудой. Я поднял ложку, но так и застыл, наблюдая, как суп стекает обратно в тарелку. Звук стекающей жидкости – единственное, что сейчас разбавляло гнетущую тишину.
Мама вытерла руки о фартук и повернулась ко мне. Я не видел этого. И даже не слышал. Просто знал, что именно она сейчас делает.
– Что? – я услышал в голосе мамы легкую дрожь.
Тишина тут же прекратилась. По телевизору включили новости. Рассказывали про новую атаку на лунную станцию. Ложка со звоном рухнула в тарелку. На улице загудела машина.
Я ожидал уточняющего вопроса от мамы. Поэтому сделал все по плану: встал, приложил руку к сердцу и, высоко задрав голову, начал:
– Я, Сотников Алексей Юрьевич, торжественно клянусь больше никогда не ходить в танцевальный класс, – продекламировал я заученную речь. – Клянусь, клянусь, клянусь. Если я еще раз посещу танцевальный класс – клянусь ненавидеть себя до конца своих дней. Клянусь, клянусь, клянусь.
Я сел на прежнее место и продолжил есть суп.
Ни до, ни во время, ни после своего спича, на маму я даже не взглянул. Но знал, что сейчас она схватилась за сердце. Она всегда так делала, когда нервничала.
– Ты же не хочешь, чтобы я ненавидел себя? – уточнил я.
Черт, зачем я это сказал? Дал слабину. Не было же по плану такой фразы. Идиот.
– Не хочу, – почти прошептала мама.
Я смотрел на желтую скатерть. Циклоп слева от меня все еще рассказывал о военных действиях на Луне. Мама все еще держалась за сердце. Я знал, что ее мучает только один вопрос. Если не танцы, то?
– Я стану космонавтом, мама.
***
Сложнее всего – начать.
Я это понял еще на танцах. Я чертовски волновался перед каждым выходом на сцену: сердце колотилось, ладошки потели, в горле становилось сухо, даже дышать тяжело становилось. Но стоило сделать первый шаг – начиналась магия. Я переставал чувствовать биение сердца, не ощущал собственных ладоней, сухость проходила, дыхание восстанавливалось. Оставался танец.
Не знаю, у всех ли так. Но мне начало давалось сложнее всего. В любом деле. Противно.
Я стоял перед дверью директора кружка «Юный космонавт» и не мог постучаться.
Ладно. Пора. Свет. Музыка. Первый шаг.
Я сделал три добротных удара кулаком по двери и ворвался внутрь. Встал перед столом директора. От волнения даже не успел разглядеть его.
– Я хочу у вас учиться, – выпалил я.
– Дурак?
– Извините?
– Ты дурак, спрашиваю? – повторил директор.
Первое волнение спало, я чувствовал себя вполне уверенно, неодобрительный диагноз казался мне оправданным. Я рассмотрел на директора. Высокий, даже сидя на стуле он был моего роста, немного седой, нос кривой. В принципе, ничего особенного. Разве что осанка впечатляла – как фокусник проглотивший зонт. Интересно, как он нагибается за упавшей ручкой? Я бы на это глянул.
– Не исключаю, – кивнул я.
– Молодой человек, – директор осмотрел меня с ног до головы и поморщился, – идите-ка отсюда, а?
– Только после зачисления в премногоуважаемый, глубоко любимый и самый лучший в мире кружок «Юный космонавт», – продекламировал я, стоя по струнке, как военный, не двигаясь с места.
– Точно дурак, – подтвердил директор, встал из-за стола и подошел ко мне вплотную.
Не такой уж и высокий. Я ему всего по шею.
Директор взял меня за подбородок, поднял голову, кончиком носа дотронулся до моего носа. Взгляд испепелял.
– В кружок набирают с семи лет, – сказал он так громко, что я всерьез забеспокоился за сохранность собственного слуха. – Вам сколько?
– Если надо – будет семь, – я старался не отводить взгляд, но глаза уже начинали слезиться. Я понял, что еще десяток секунд – и мне придется сдаться.
– Я еще раз спрашиваю, – заорал директор, – сколько вам лет?
Он, наверное, голос сорвал. И чего так нервничать?
А мне теперь точно придется идти к ЛОРу.
– Семь, – крикнул я и зажмурил глаза – неплохой повод, чтобы начать гляделки с новой силой. – Если надо.
Директор отпустил подбородок, обошел стол и сел на прежнее место.
– Вы дурак, молодой человек? – прозвучал прежний вопрос.
И чего он заладил?
– Сотников Алексей Юрьевич, – представился я.
– Чем занимались раньше, Алексей Юрьевич?
– Танцами.
Директор не засмеялся и даже не пшикнул.
– А зачем же в космонавты решили податься? – продолжал он допрос.
– Мною движет исключительно гордыня, – я заранее решил не врать. – Хочу стать сильнее, круче и популярнее Витьки Андропова.
Тут директор не сдержался. Заржал в голос и даже схватился за живот. Но спину так и не разогнул. Потрясающая выдержка. Осанка Бога. Аж противно.
– Молодой человек, – начал он, успокоившись. – Война идет, в курсе? Не на Земле. А там, – директор ткнул пальцем вверх. – Через пару лет даже армию расформируют. Вся война за территорию Луны будет, не за нашу бренную матушку Землю. Космонавты – новые воины.
– В курсе, – кивнул я.
– За гордыню погибать будете?
– А за что же еще?
– За родину, например?
– Одно другому не мешает.
– Дурак, – директор стукнул ладонью по столу и, отвернувшись от меня, уставился в окно.
***
Рюкзак всегда казался мне тяжелым. Но сейчас – особенно.
Я теперь брал с собой все учебники, все тетради и даже сменку не забывал. Сегодня набор для черчения прихватил и пенал собрал.
Раз решил стать космонавтом – придется учиться. Не абы как, а на одни пятерки. Так сказал директор кружка. Мол, ежели с этих пор хоть одна четверка в четверти – выгонит взашей.
Сначала, конечно, тяжело будет, и я это понимал.
Но главное же – начать.
