Анна Ашерова
РАБЫНЯ ДЛЯ ОЛИГАРХА.
Как подцепить богача, а потом вырваться из ада
Пролог
Удар, еще удар. Эти подонки лупили меня по животу. Я потеряла сознание…
Очнулась от пощечины и запаха нашатыря. Услышала голос Хозяина:
— Видно, для этой девки недостаточно применения психотропных препаратов. Она нуждается в тщательной обработке. Это как дрессировка у животных. Слышал, как их натаскивают?
— Разумеется, — ответил помощник Хозяина, — на уровне условных рефлексов.
— Вот и ее приходится ломать.
Я ощутила, что лежу на спине голая. На том же столе, где меня насиловали. Руки разведены в стороны и прикованы к кольцам, врезанным в стол. И ноги зафиксированы таким же образом. Даже шею опоясывало массивное железное кольцо. Рот закупорен большим кляпом, мешавшим дышать.
Ко мне постепенно стала возвращаться чувствительность, что отразилось болью в теле. Особенно сильно болело внизу живота и в районе ануса.
Я не знала, сколько времени была в отключке. Наверное, достаточно долго, раз меня успели зафиксировать на столе.
— Очухалась, — сказал Хозяин, — можно продолжить экзекуцию.
Я краем глаза наблюдала, как садист снял с крючка на стене плеть с множеством мелких хлыстиков. Затем он подошел ко мне и со всей силы сжал пальцами сосок. Я застонала от боли.
— Здесь и подохнешь, — прошипел прямо над ухом Хозяин. — Запорю до смерти!
Через пару секунду по моей груди словно прошлись раскаленным железом, в кожу будто вонзились тысячи иголок. Так подействовал удар плети. От боли хлынули слезы из глаз, еще больше закружилась голова.
Но сознание на этот раз я не потеряла. Наоборот, попыталась включить мозги.
«Жить, жить, жить, — застучала в голове мысль. — Я должна выжить в этом аду, чтобы рассказать свою историю, чтобы предупредить других наивных девушек. Почему я должна умереть? Я ведь так молода, я хочу жить!
Артем затмил мне разум. Я сама согласилась на добровольный плен, побежала за ним сломя голову, не зная, какое будущее уготовано моей несчастной судьбе. Я исковеркала себе жизнь. Господи, как я ошибалась! Погоня за богатством привела меня в этот страшный подвал.
Сейчас меня ломают, хотят сделать послушной игрушкой, подопытной рабыней в руках любителей БДСМ и жесткого секса. А я всего лишь хочу вернуться домой!
Нужно не сломаться, нужно быть сильной и хитрой. Нужно пообещать Хозяину, что буду работать, пусть только не бьет больше. Нужно затаиться, изображать покорность, но искать возможность вырваться отсюда».
Очередной удар плети обрушился на мое тело, отразился жгучей болью, мешавшей соображать.
— Сжалься над девкой! — сказал наблюдающий за экзекуцией помощник Хозяина. — Она и в самом деле концы здесь отдаст.
— Посмела мне возражать! Либо будет работать, либо забью до смерти!
Я попыталась мычать, так громко, как только могла.
Помощник Хозяина кивнул в мою сторону:
— Смотри, она что-то хочет сказать.
— Сейчас узнаем.
Хозяин грубо вытащил мой кляп.
— Я буду работать! — выдохнула, стараясь сказать как можно громче.
— Будешь выполнять все мои требования? — уточнил Хозяин.
— Буду! Только не бейте меня!
— Учти: за любое непослушание последует жестокое наказание. И так будет всякий раз, пока ты не усвоишь урок окончательно…
ЧАСТЬ 1
МОЙ ЛЮБИМЫЙ ОЛИГАРХ
Глава 1
Я родилась в маленьком городе Чудово, что в Новгородской области.
Кто мой отец — я не знаю и, похоже, не узнаю никогда. В свидетельстве о рождении у меня в графе отец — прочерк.
Мне говорили, что мама моя была доброй женщиной. Но ей сильно не везло в жизни. Она пристрастилась к алкоголю и скоропостижно скончалась, когда мне едва исполнилось пять лет. Ее я помню плохо, лишь отдельные эпизоды всплывают в памяти иногда. Да и вспоминать, по сути, нечего…
А вот мамины похороны врезались в память. На похоронах было всего четыре человека — я, мамина подруга тетя Вера, ее муж, а также неизвестная мне тетенька.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Когда крышку гроба открыли, я услышала злобное шипение той тетеньки:
«Допились! Сгубили Наташку, а сейчас хоть бы слезинку кто проронил…»
Тетя Вера резко обернулась и пристально посмотрела на говорившую женщину. Та испуганно смолкла, зачем-то подошла ко мне и погладила по головке.
Затем меня подвели к гробу попрощаться. Я помню, как отяжелели мои ноги, как стало страшно. Мама была очень бледная, почти белая, и только лицо ее осталось таким, как и раньше: родным и милым для меня. Мне показалось: мама спит. Я поцеловала ее в лоб, как велела тетя Зина, и пообещала ей, что буду послушной и вырасту достойным человеком.
А потом в гроб положили несколько гвоздик и крышку закрыли…
Мне очень не хотелось, чтобы мама уходила в мир иной, но у меня не было слов, чтобы выразить свои чувства, не было слез, чтобы заплакать. Я долго стояла и смотрела, как гроб засыпают землей…
Потом тетя Вера взяла меня за руку и увела к себе домой. Вечером того же дня меня забрали в детский дом.
Я оказалась самой младшей и самой маленькой по росту в группе, однако били меня девочки нещадно. И кличку дали обидную — Бактерия. Наверное, я действительно была похожа на некую бактерию — худая, прыщавая, с острыми коленками. Еще и первые буквы клички совпадали с моей фамилией — Бакланова. Лучше бы называли меня Бакланихой, если не хотели звать по имени — Сашей. Но кличка Бактерия прижилась и закрепилась за мной. Первое время я обижалась, а потом привыкла. Пусть называют, как хотят, лишь бы не издевались надо мной.
А ведь могли и толкнуть, и ударить безо всякой причины, пару раз темную мне устраивали. Не хочу об этом рассказывать, даже сейчас вспоминаю с содроганием.
И все же я росла доброй и покладистой. Быстро поняла, что лучше вести себя так, как хотят окружающие. В любом конфликте признавала свою вину и уступала. Даже если меня просили сделать что-нибудь в ущерб себе, мне было неловко отказать — ведь другому человеку это нужно, а мне хотелось выполнить просьбу, чтобы завоевать расположение. Но сверстники меня все равно не уважали. А вот взрослые, воспитатели, учителя, нянечки, относились ко мне хорошо.
Я неплохо училась, была лучшей в классе по успеваемости. Решала контрольные за себя и соседку по парте, а одноклассникам давала списывать домашние задания. Если по правде, то одноклассники часто не спрашивали меня разрешения списать, а просто брали тетрадки и списывали. Я не возражала, мне не было жалко. Хотя, конечно, такое немного обидно.
Школьный класс сформировали из детей нашего интерната. Учились вместе, мальчики и девочки.
Но я по-прежнему ни с кем не сходилась. Ребята сторонились меня, смотрели как на выскочку: опять Бактерия зубрит, перед учителями выслужиться хочет. Сплетничать, болтать о мальчиках или тряпках я не умела и не хотела.
Вот и получалось одиночество среди множества детей. Впрочем, я любила одиночество: посидеть где-нибудь в сторонке, книжку почитать.
На каком-то этапе одноклассники стали побаиваться меня. Наш известный хулиган и второгодник Мишка Сидорович часто обижал ребят, мог ударить без видимой причины кулаком, отнять иногда личные вещи. Но после одной встречи со мной, хулиган стал обходить меня стороной. Я тогда пристально посмотрела ему в глаза. После чего у Мишки вдруг сильно разболелась голова, открылся понос.
Взгляд — это моя особая примета. У меня глаза карие, но в какие-то моменты, когда я сильно волнуюсь или злюсь, становятся зелеными. Мама рассказала перед смертью, что моя покойная бабка была колдунья, сильная колдунья, а я очень на нее похожа.
Мне и потом говорили, что я могу смотреть тяжелым колюче-убийственным сверкающим взором. От него некоторым людям действительно становилось не по себе. Даже собаки не выдерживали моего взгляда. Я пробовала: хвост поджимали и начинали скулить. Но я почти не пользовалась своим даром, не пыталась нагнать подсознательный страх на окружающих. Смотрела на всех широко раскрытыми детскими наивными глазами.
