Сэкс – это дело хорошее. Подпрыгай (Подпруга)
Так тибе отписаю, Федот, что у нас на деревне всё запросто. Кто хочит ходит в штанах, кто в штаны. Хто среди сельсовету наклал! Или семечки вместе все лузгаем, кто пердит. Да то всё лишь ферверки и баловство. Я ть-те бе за любовь. Как из бабами лучше кряхтеть.
У нас издавна так повелось, чтобы – сэкс. И коровы так жили, и мы, и з собаками. Так ото ж! Дед Макар всё завёл. Как от Ракам себя до Москвы поставил так и началось. Покряхтел-покряхтел, поднапружился – палучай, капрафаги засратые! И с тех пор повелась у нас жизнь, что твоя лесбиянка проклятая. Куды ткнись, а везде меньшинство в большинстве. И из вывертом все, нахохлачились: хто из чем кувыркается. Одни с бабами и с быками, други с упырями и с мужиками, третьи вобще ни встать ни сесть токоб что похужее поесть. Сразу заметь. Что с законосупругами или с трактором там на производстве полезном – интерес поослаб. Поуменьшилась сила на трактора. Больше на нестального коня потянуло и вот. Расскажу я тебе порнографию. Полистаешь, на ночь попредставляешь себе, ан гляди – а к утру без трусов. Спёрли! Всё! Неча долго руками блудить, аж заснул… Читай!
Один дрын по кустам шёл и пах. Не, не смородинай. Так, для желающих. И вот подходит к прямо ему аж под нос одна тоже, брат, дефиле в шоколаде. И принюхивается.
- А чего ты принюхиваешься? – заподозрил её дрын в чём похабном. А правда, если носки обоссыт или там сопрёт что – ищи.
- Ну чего вы, мой милый, кукожитесь, - говорит ему фря. – Лучше будем глядеть у сартир!
- Чего ж у его и глядеть? – дрын головой всегда отличался только если что неприличное на заборе написать. – Там поди-т тока! Гавно…
- Сами, друг мой, и есть вы говно, извиняюс я! Там же люди сидят! Разно срут. Может кто-то пописать пришёл. А мы будем глядеть и дотрагиваться.
- До досо?к?
- До друг друг! Будем петтингой.
- Меня воще Грихой зовут, - но уже прицепился. Понравилась. Егоза – сиськи острые.
И пошли до сартир до правления. У нас люди там часто справляются, дома меньше таскать гамнавоз. Ну пришли, Гриха доску повыломал. Фря застряла внизу, Гриха вздыбилсь над ней – чтоб видать. Уставились! Ой-ё-ёй! Но стоп. С непривычки до долу уж дюже забрали – неправильно. Всё воняет и говна мерещаться, а человека-то с кем поговорить, так рядом и нету.
- Годи! – зашептала фривольная Грихе в хуй. – Подымай кругозор, а то мы то на дырки повпялились!
О! Другой ракурс – другой антураж! По-ковбойски всё. Честно и правильно. Будет жопа – увидишь усё.
Жопа ждать не заставила. Председатель зашёл у сартир бы поссать. Смотрит – хари знакомые. Из-под досок торчат и здороваются:
- Здоров, Семёныч! Ссы давай! - это Гриха ему насэнтеньничал.
- Ёб вашу мать! – согласился председатель. – Вы чего тама нюхаете? Как тут срут?
- Ты, Семёныч, давай не пизди! – подсказал Гриха ему. – Навали катяхов и пиздуй! На хуй людям настроение стравливать?
Семёныч эротично умел только пердеть. Покопавшись в карманах он достал какую-то дрянь и с неё и поссал. «Необрезанный…», заворожено заколыхалась под Грихою тля. Гриха не понял юмору и сложил хуй ей тогда. На плечо. Матрёна пришла.
Это видное была создание. Крупные кромки сосков едва умещались в ладонь, а зад-дверолом казалось непрерывно кудахтал и корчился.
«Обосрёт!», запыхнулся Гришак, «Бляха, прячемса!»
«Ничего», бляха артачилась и подталкивала Грихину лодыжку пиздой, «Лесбиянничать буду. Возрадуйся!»
Матрёна уселась на штаб. Поразверзла свою. Подготовилась. На́чала.
- Што-то мне не смешно! – невпопад Гриха выложил в самый разгар. Матрёна подпрыгнула. Котях отвалился от неожиданности и бултыхнул. «Што? Хто?».
- Ситц в сельпу завезли! - подкузьмил её Гриха слегка пребывая в задумчивости так как знал, что такое подпрыгивать просто не может же. Бляха кончила.
- Шо, насмотрелась, расчёска? – Гриха грубил с грубого неудовлетворения. – Причешись, а то выстынешь!
- На хуй пошёл… - мечтательно закрыв глаза, ласково прореагировала ево фолиант. – Сопли утри и иди еби – кур. Эксгибиционист недодёрганный…
Гриха молча спланировал мокрый свой валенок у мотню и пошёл приглашённый на оргию. До Кузьмы Ферапонтыча Запонкова. Там концерт предстоял. Всё, кончай, заебал, а то скоро вобще всё закончитса!
Или завтра домучаешься. Оно тоже руке и покой. Рука она ведь не виновата, что ты такой умный читать-писать. Вот раньше, когда вся природа была, так рукой только на пописать свою баклажку носили, а не строили соревнований со швеемашинками. Ну и всё. Нашим кланяйся, не перди за столом немчурой, сам мудак! С тем привет от долго так любящего тебя, что уже ссать хочу. Твой Исим.
Сэкс - это дело хорошее. Тантра
Шо сука упывсь казала мине жина добрая как когда-то сама.
Ни хуя я ответствовав, это помыслы мои грешные всё, а не хуйня вокруг.
Всё, взрыв – пиздец!
Тантра на деревне у нас повсеместная. Уж так повелось. Что без пизды, как без пряника. Слухайте. Докажу.
В одной секунде при величине мгновения стремящейся к нулю количество мгновений стремится к бесконечности. В одной секунде бесконечность мгновений, и в двух та же бесконечность, и в трёх абсолютно такая же. Одна секунда равна двум, трём, четырём – шаткий мостик в безумие. Время невозможно по определению. А раз ты когда-то давно так искусно себя обманул и думал, что расплачиваться за обман придётся когда-то очень нескоро, то всё – как раз уже. Приехали… Это ничего, что мы здесь переписываемся?
Сё хуйня. Так скажу! Был у нас однажды завцех. На колхозном дворе тёлок драл. У него фамилия ещё какой-то гадкий была, Пэрцев ни Пэрцев, Пысьюн не Пысьюн, Казайдойка не Казайдойка, что сейчас и не скажу. В общем с перцем своим раз идёт это он по двору как торговец какой калбасой – матня растапырилась. «Сука, бля», думает так про себя, «Хоть бы какая манда нецензурная подпала под хуй. Сил же нет! Во-первых солнце печёт…». А в самом деле стояла жара – пот в трусах. Ну хай хуй с ним пока загорит, потому что мудак и пиздует пускай пока ходится… В это время на самом крае села жила у нас тётушка вздорная, потому как вдова, хуй с три года засунулся в пролубю и там вмёрз насовсем, люди добрые даже не поняли и зачем – рыболов? Только тётке той не до рыб – хуя нет, жизсть не сказачна. Ей насрать, что учёный он может невылупившийся, в потенциале исследователь глубин. «Ёблан!», сказала просто тогда, и хуй в пролубе запечалился в тоске глядючи на сырых под зелёной водицаю рыб… То не тантра ещё, то так – присказка.
Если ты боишься засыпать по ночам и злые животные демоны тревожат тебя – высыпь вовсе тогда в унитаз транквилизаторы навязываемые тебе самопальными ангелами, отошли к ебеням своё робко попискивающее естество и вспомни, что ты отважный до жидкой срачки игрок во вселенский DOOM. Наложи патронов в автомат, катяхов в штаны и сердцев в запазуху и – пиздуй! Скорее, наших перехуярили всех уже. Рота! Подъём! Ты научишься спать сном безропотно кроткого ангела, если умрёшь…
Тантра – это звучит гордо. Языком влажный путь себе прокладывая, пробирался пьяный Карась до вдовы на тот край. Как уже объяснили – не сахар ей. А Карась был известный ебун. Так и склеились. Раздаст бывало ей сраку на две своим гобыльцом, выведет на крыльцо и ну прячь. Красата! Соседи нарадуются. Всем опять же кино: дети малые бегают, Карасю из вдовой в жопу палки суют, как сабакам тем, а у них агалтелая индия – камасутрятся ажна виз-з-жат… Раз милицанер наш районый пришёл – предьявите чего уж там. И правильно. Чтоб не пьянствовали и не еблись на дитях! А они отсосали его из вдовой-то. Вот так. Был милицанер, а ушёл так только – хуй обсосанный. Два дня думал и пил, что хорошо хоть не обоссали тогда ж. А на третий вопросом задался – а почему? Поскидал погоны, портки и подался к ним в секту – тантариться…
Один дяденька добрый собак не любил. Не так чтоб уж очень, просто нравились они ему всё-таки почему-то меньше людей. Хуй его знает. Урод! За то всем гринписом по разу выебали его морской колбасой в жопу. Потому колбасе ведь в жопе тепло и полезно – террариум. А жопе – нет. Урок!…
Или вот самодеятельность. Одна красивая барышня у нас тут прогуливалась на людях. Песни пела и всякое разно показывала. Как концерт. Или может больная была. Посмотрели – а в ей самотык. Лежит в сумочке, куксится, а барышня руки ломает – истерика и образ сценический. Так сразу вылечили. Починили ейный образ сценический через сраку своим помелом Мармеладав Мыхай со товарищи постарался уж… Поглядели потом на иё всем народом так стало быть, а она вся кругом – словно голая. Ни лохма! Ни в подмыхой, низбрюха, ниде!… Это ж где тако робыть-сся? – упросили её. – Это ж иде тваи волоса? Это я, отвечает, обрилася – как Америка, ни хуя вы не понимаете в найкращщей манде! Ей ответили – напихали в постромки хуёв и с собой завернули ещё. Говорят – упиздуй у Америку и сравни. На что та побывала и отвечала затем, уж приехамши: «Ко хуям!». Родину, говорит, не продам за зелёную плесень, а стану лушше раститься на скоромных местах. А до раньшего что - то я так вас задорила! А то ж где нынче хуя добыть? Так уматерилась изящно она у нас и отвалила налакомившись. Нам понравился етот – концерт.
