Энн Лестер
Ставка на любовь
Пролог
Сэр Чарльз Коверндейл пил утренний кофе, по обыкновению, сидя в одиночестве за длинным столом. Правую стену комнаты занимал огромный, преисполненный строгого парадного изящества буфет в стиле «ампир», с портиком на двух колоннах. Левую – выполненный в той же манере посудный шкаф-горка, демонстрирующий коллекционный «веджвуд». Напольные часы в корпусе из черного дерева в виде башни Вестминстерского аббатства, размеренно пробили восемь. Он сделал глоток из чашки, поставил ее на блюдце и развернул свежий номер «Файнэншнл таймc». После гимнастики, короткой пробежки трусцой в парке и контрастного душа его гладко выбритое, сдержано благоухающее туалетной водой лицо семидесятилетнего человека не покидало выражение бодрости и отличного настроения.
Он окинул хозяйским взглядом колонки биржевых новостей – тут все было в порядке. Акции «Интернэйшнл вуден корпорейшн» на лондонской и токийской биржах поднялись еще на несколько пунктов, цены на целлюлозу продолжали расти… И пролистнул еще пару газетных страниц. Нет ли каких-либо пространных статей, касающихся непосредственно его персоны? На прошлой неделе, после того как сразу две крупнейшие американо-канадские, шведская и бразильская компании в одночасье стали дочерними предприятиями возглавляемой им корпорации, газеты заговорили о нем как об «императоре древесины».
Вспомнив сейчас об этом, сэр Чарльз слегка поморщился. Звание, которым его удостоили, звучало несколько нелепо, хотя и было, по сути, верным. Он был председателем совета директоров крупнейшей корпорации по добыче и переработке древесины. В самой Англии и в Скандинавии, на юге и на севере американского континента сотни тысяч людей валили лес, занимались его трелевкой, разделкой на бревна, брус и доски и перевозкой всего этого на автомобилях-трейлерах, на железнодорожных платформах и кораблях-лесовозах. Безостановочно, как в Европе, так и в Америке, действовали деревообрабатывающие и целлюлозно-бумажные комбинаты… Да, это была империя, которой управлял сэр Чарльз из своего кабинета, расположенного в одном из небоскребов лондонского Сити.
В «Файнэншнл таймc» о нем на этот раз не было ни слова. Он с облегчением вздохнул, поскольку не любил лишнее паблисити, отложил газету, допил кофе и встал. Часы, громко зашипев, пробили четверть девятого. Пора было ехать в офис. За окном на дорожке парка как всегда был виден темно-зеленый «ролс-ройс», за рулем которого, белея сединой из-под форменной фуражки, сидел Джордж Макинтош.
Сэр Чарльз улыбнулся, вспомнив, как неделю назад по пути из дома в Сити он рассказал Джорджу, каким званием был удостоен в прессе. Оба посмеялись, и тот, в свою очередь, назвал себя еще более нелепо – «личным шофером императора древесины».
Сэр Чарльз снял надетый специально для утреннего кофе короткий шелковый халат, бросив его на спинку стула, и остался в серых брюках, такой же жилетке, в белой рубашке с накрахмаленным жестким воротничком и черном шелковом галстуке, удлиненный узел которого был скромно элегантен. Оставалось пройти в гардеробную, облачиться в серый двубортный пиджак, с едва выглядывающим из нагрудного карманчика уголком черного, в тон галстуку, шелкового платка, и можно было бы ехать…
– Доброе утро, дорогой! – В столовую вошла жена. – Как я рада, что застала тебя.
– Привет, Эвелин, я думал, ты еще спишь. – Он шагнул к ней, привычно потянулся к ее щеке, и миссис Коверндейл пришлось слегка наклонить голову, чтобы принять его нежный утренний поцелуй. При этом мысли сэра Чарльза на мгновение пришли в полный беспорядок, поскольку он невольно скользнул взглядом в вырез ее халата и в этот момент смог думать лишь о том, что прошлой ночью как мужчина оказался на высоте.
Даже без привычных высоких каблуков Эвелин была заметно выше мужа. Но это обстоятельство никого из них не смущало. Бывшая прима некогда известной лондонской балетной труппы «Нью балей групп», танцевавшая на лучших сценах мира, на самом взлете вдруг прервала свою карьеру, чтобы неожиданно для всех стать леди Коверндейл и родить дочь.
Газеты-сплетницы, такие как «Санди таймc» и «Дейли мирор», вдоволь тогда пошумели об этом, предлагая читателям свои версии случившегося. Но все их предположения были далеки от истины, поскольку такое понятие как любовь в них напрочь отсутствовало.
Эвелин поправила роскошные рыжие волосы, собранные в пучок на затылке. Плавность движений, легкость походки все еще были свойственны этой красивой пятидесятипятилетней женщине. Внешне она не старела, сохраняя молодость благодаря современной косметологии, диетологии, пластической хирургии. И миллиардное состояние ее мужа играло здесь не последнюю роль, позволяя одерживать верх в нелегкой борьбе с законами природы.
– Дорогой, меня огорчает Флоренс. – Стоило ей заговорить о дочери, как выражение лица у нее изменилось, став озабоченно-грустным. – Я звонила ей, пока ты пил кофе… Кажется, у девочки снова депрессия.
Какого черта?! – с досадой подумал сэр Чарльз. Ведь Фло молода, хороша собой, талантлива.
Он посмотрел на жену нарочито спокойно и попросил:
– Не волнуйся так, Эвелин. Всего год с лишним прошел, как Фло рассталась с Аланом Бруком. Потом эта размолвка с другом детства… Надо подождать. Уверен, время все исправит.
– Во вторник, – скорбно сообщила ему жена, не принимая в расчет его спокойствие, – я беседовала с ее психоаналитиком, доктором Гриффитом… Дело может кончиться психиатрической клиникой.
– Вот как?! Но мистер Гриффит может ошибаться! – испуганно возразил сэр Чарльз. – Эти психоаналитики раздают рекомендации направо и налево, основываясь непонятно на чем! Они ведь ни за что не отвечают!
– По его мнению, Флоренс надо эмоционально встряхнуться. Разумеется, в положительном смысле. Понимаешь? – упрямо продолжала Эвелин. – Ей следует куда-нибудь поехать и отдохнуть в хорошей веселой компании. Придумай что-нибудь, прошу тебя! Но так, чтобы предложение исходило не от нас с тобой, а от ее друзей, иначе она не согласится…
– От друзей?! – растерянно переспросил он.
Сэр Чарльз переживал за дочь не меньше, чем его жена. Когда Флоренс родилась, ему уже стукнуло сорок пять. Это был его поздний, единственный и любимый ребенок. И хотя она давно уже превратилась в молодую красивую женщину, к тому же, благодаря его стараниям, хорошо образованную, – закрытая частная школа в графстве Эссекс, колледж в Кэмбридже, потом Сорбонна и степень доктора искусствоведения, – он не раз ловил себя на том, что продолжает думать о ней, как о ребенке. Еще бы, ведь нельзя же было всерьез воспринимать тот образ жизни, который выбрала Флоренс!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
