Ги де Мопассан
Шали
Жану Беро[1]
Адмирал де ла Валле, который, казалось, дремал, неожиданно предложил своим старушечьим голосом:
— У меня тоже было любовное приключеньице, и притом очень необычное. Рассказать?
И, все так же полулежа в глубоком кресле и кривя запавший рот в вечной вольтеровской улыбке, стяжавшей ему славу неисправимого скептика, он начал.
I
— В тридцать лет, когда я был капитан-лейтенантом, мне поручили провести астрономические наблюдения в Центральной Индии. Английские власти снабдили меня всем необходимым для выполнения задачи, и вскоре я с несколькими людьми двинулся в глубь этой ошеломляюще-таинственной страны чудес.
Описание моего путешествия заняло бы двадцать томов. Я ехал по немыслимо прекрасным местам, меня принимали государи неземной красоты, живущие в невообразимой роскоши. Все эти два месяца мне чудилось, будто я герой поэтической легенды, странствующий по сказочному царству на спине волшебного слона. В фантастически буйных лесах я натыкался на несравненные развалины; в городах, точно пригрезившихся во сне, я любовался бесподобными зданиями в сплошной резьбе по камню, изящными, как драгоценности, воздушными, как кружева, и колоссальными, как горы, феерическими, божественными зданиями, полными такого очарования, что в них можно влюбиться, словно в женщину, и, созерцая их формы, испытывать чисто физическое, чувственное наслаждение. Словом, я шел и спал, мечтая наяву, как говорит Виктор Гюго.
Наконец я достиг цели путешествия — города Гандхары, когда-то одного из самых цветущих в Центральной Индии, а ныне пришедшего в упадок. Правил им очень богатый, деспотичный, неистовый, щедрый и свирепый князек — раджа Мадан, настоящий восточный властелин, утонченный и дикий, гостеприимный и кровожадный, женственно обаятельный и беспощадно жестокий.
Город этот расположен в долине, у небольшого озера, окруженного кольцом пагод, стены которых вздымаются над самой водой.
Издали он кажется просто белым пятном, но чем ближе подъезжаешь к нему, тем больше оно становится, и мало-помалу глаз начинает различать легкие, устремленные ввысь кровли восхитительных индусских сооружений — купола, шпили, стрельчатые арки.
Примерно в часе расстояния от городских ворот меня ждал пышно разубранный слон, вместе с почетным конвоем высланный навстречу мне повелителем, и я был торжественно препровожден во дворец.
Я хотел было переодеться в парадную форму, но его высочеству радже не терпелось меня принять. Он жаждал немедленно познакомиться со мной и решить, в какой мере я могу развлечь его, а дальше будет видно.
Эскортируемый бронзовыми, как статуи, солдатами в сверкающих мундирах, я был введен в большой зал с галереями, где стояли люди в яркой одежде, расшитой драгоценными камнями.
На скамье, напоминающей наши садовые скамейки без спинки, но покрытой изумительным ковром, я разглядел нечто блистательное и неподвижное, вроде солнца, воссевшего на трон. Это был раджа, поджидавший меня в наряде великолепного канареечного цвета. Бриллианты, усыпавшие его одеяние, стоили миллионов десять — пятнадцать, а на лбу одиноко сиял знаменитый камень «Звезда Дели», фамильная драгоценность прославленной династии Парихара из Мундоры, чьим отпрыском являлся мой хозяин.
Хотя этот молодой человек лет двадцати пяти принадлежал к чистейшей индусской расе, при первом знакомстве с ним создавалось впечатление, что в жилах его есть негритянская кровь. У него были широко расставленные неподвижные глаза с поволокой, выдающиеся скулы, толстые губы, курчавая борода, низкий лоб и ослепительно белые острые зубы, то и дело обнажавшиеся в непроизвольной улыбке.
Он встал, по-английски пожал мне руку и усадил меня рядом с собой на такую высокую скамью, что ноги мои едва касались пола. Сидеть на ней было чрезвычайно неудобно.
Он сразу предложил мне завтра же поохотиться на тигра. Охота и состязания бойцов были его излюбленной забавой, и он просто не понимал, как можно заниматься чем-нибудь другим. Он, по-видимому, свято верил, что я забрался в такую даль лишь с одной целью — немножко развлечь его и разделить с ним его радости.
Он был мне очень нужен, и я постарался польстить его вкусам. Беседа со мной так ублаготворила его, что он пожелал безотлагательно показать мне своих бойцов и повел меня в глубь дворца, где оказалось нечто вроде арены.
Раджа отдал приказание, и появились два обнаженных медно-красных человека со стальными когтями на руках; они тут же ринулись друг на друга, нанося удары своим острым оружием, которое расчерчивало их темную кожу длинными кровоточащими царапинами.
Это тянулось долго. Тело у соперников уже превратилось в одну сплошную рану, а они все еще раздирали его острыми зубцами этих своеобразных грабель. У одного была искромсана щека, у другого порвано на три части ухо.
Раджа со свирепым восторгом взирал на поединок. Он дрожал от наслаждения, удовлетворенно урчал и, бессознательно имитируя движения дерущихся, поминутно вскрикивал:
— Бей, бей!
Наконец один из противников замертво рухнул. Его пришлось унести с окровавленной арены, и раджа глубоко вздохнул, сожалея, что все закончилось слишком быстро.
Затем, повернувшись ко мне, он спросил, понравилась ли мне схватка. Я негодовал, но выразил горячее одобрение, и он распорядился отвести меня в Куш-Махал (Дворец наслаждений), где мне предстояло поселиться.
По несказанно прекрасным садам, какие встречаются только в этой стране, я добрался до своей резиденции.
Куш-Махал — настоящая жемчужина. Он расположен в самом конце княжеского парка, и стены его с одной стороны омыты священным озером Вихара. Это квадратное здание, все четыре фасада которого обнесены трехъярусной галереей с божественно изукрашеннои колоннадой На каждом его углу высятся легкие башенки различных размеров и форм, то одиночные, то сдвоенные, то высокие, то низкие, подлинно живые цветы, распустившиеся на экзотическом дереве восточной архитектуры. Каждая из них увенчана причудливой кровлей, напоминающей кокетливую шапочку.
В центре сооружения, словно устремленная к небу женская грудь из белого мрамора, вздымается могучий овальный купол, который завершается восхитительно стройной колоколенкой.
Дворец сверху донизу покрыт резьбой — теми изысканными, пьянящими взор арабесками, теми неподвижными вереницами хрупких человеческих фигур, чьи застывшие в камне позы и жесты повествуют о нравах и обычаях Индии.
Свет проникает в комнаты через выходящие в сад окна с небольшими зубчатыми арками. На мраморном полу выложены прелестные букеты из оникса, ляпис-лазури, агата.
Не успел я привести себя в порядок, как придворный чин по имени Харибадад, специально приставленный ко мне для поддержания связи с раджой, уведомил меня о приходе своего государя.
Вошел шафраново-желтый раджа. Он снова пожал мне руку и завел разговор о всякой всячине, поминутно спрашивая моего мнения, формулировать которое стоило мне изрядного труда. Затем он надумал показать мне руины древнего дворца и потащил меня на другой край парка.
Мы очутились в настоящем каменном лесу, населенном тысячами обезьян. Завидев нас, самцы с ужасными гримасами забегали по стенам, а самки пустились наутек, показывая голый зад и прижимая к груди детенышей. Раджа безумно хохотал и, выражая свой восторг, щипал меня за плечо; затем он уселся посреди развалин, а вокруг нас, пристроившись на корточках вдоль края стен, примостившись на всех выступах, скопище зверей с седыми бакенбардами показывало нам языки и грозило кулаками.
Насладившись зрелищем, желтый властелин встал и торжественно проследовал дальше, не отпуская меня ни на шаг, радуясь, что успел показать мне такие диковины в самый день моего приезда, и напоминая, что завтра в мою честь устраивается большая охота на тигра.
Я съездил на охоту раз, другой, третий, десятый, двадцатый. Мы поочередно травили различных зверей, которые водятся в тех краях: пантер, медведей, слонов, антилоп, бегемотов, крокодилов, словом, добрую половину всей сущей твари. Силы мои иссякали, меня мутило от потоков крови, я был по горло сыт этими однообразными утехами.
Наконец раджа тоже поостыл и, вняв моим настоятельным просьбам, предоставил мне известный досуг для занятий. Теперь он довольствовался тем, что осыпал меня подарками. Он посылал мне драгоценности, роскошные ткани, дрессированных животных, и Харибадад, в душе глубоко презиравший меня, вручал мне подношения с такой внешней почтительностью, как если бы я был само солнце во плоти.
Ежедневно вереница слуг доставляла мне на блюдах под крышками кушанья с княжеского стола — я должен был отведать каждого; ежедневно мне вменялось в обязанность присутствовать на каком-нибудь новом зрелище в мою честь и шумно восторгаться танцами баядер, представлениями фокусников, военными смотрами, короче, всем, что придумывал гостеприимный, но назойливый раджа, чтобы показать гостю свою родину в ее баснословном блеске и очаровании.
