Сергеев Иннокентий
Кабиры
Иннокентий А. Сергеев
Кабиры
...
Мысли о неопределённости моего положения вновь начали угнетать меня, и чтобы отвлечься от них, я присоединился к толпе зрителей, собравшихся ради игры уличных комедиантов, разыгрывавших пантомиму. Однако игра их показалась мне скверной, актёры играли, чтобы заработать медь, а не золото, и я почти сразу же покинул толпу. Ничего больше не оставалось как, купив по дороге бутыль вина, вернуться в свою комнату. Свернув в сторону моря, я увидел посреди улицы человека, нараспев декламировавшего стихи. Он стоял, покачиваясь, и люди проходили мимо, почти не обращая на него внимания. Невольно прислушавшись, я с удивлением обнаружил, что стихи его вовсе не лишены изящества, чёткость же ритма и красочность интонаций говорили о завидном мастерстве поэта. Я подошёл к нему и спросил его имя. - Почему ты не спрашиваешь имя у дерева или волны?- ответил он мне вопросом. - Потому что их я вижу. - А меня ты разве не видишь? - Чем больше человек видит, тем меньше видим он сам,- сказал я. - Чем больше человек говорит, тем меньше его слышат,- сказал он. - Это так,- согласился я.- Однако, должен сказать, я не люблю, когда мне отвечают вопросом на вопрос. - Но ведь и я не знаю тебя,- возразил поэт.- Почему же спрашивать должен только ты, а я только отвечать? Мы рассмеялись и познакомились. Его звали Транквилл. Заметив, что он едва стоит, я предложил проводить его до дома. - Ну уж нет,- заявил он.- Мёртвого меня вынесут из дома, но я не хочу, чтобы меня туда вносили, пока я ещё жив. Вместо этого он вызвался пойти со мной, и мы пришли в гостиницу, где я снимал свою комнатушку. Чем больше мы узнавали друг друга, тем больше становилась между нами приязнь. Мы оба были молоды, он был красив, обо мне говорили то же. Я рассказал ему, что до сего дня жил на содержании у подруг, однако вследствие поразившего меня нервного расстройства, утратил многие связи, а с ними и средства к существованию. Оставшиеся деньги позволят мне ещё некоторое время жить так, как я привык жить, то есть, не отказывая себе в необходимом и даже позволяя известную роскошь, время же это мне надлежит использовать для того чтобы решить, вернуться ли мне к прежнему образу жизни или же искать какое-нибудь занятие, притом что полученное мною образование позволяет надеяться, что поиск этот не окажется безрезультатным. Выслушав меня, Транквилл сообщил, что знает человека, которому как раз сейчас требуется секретарь, и если я ему приглянусь, он, вероятно, возьмёт меня к себе на службу. - Зовут его Красс, он человек состоятельный и не лишён тщеславия, но добродушен и не скуп. В его столовой я провёл эту ночь. Он держит меня при себе, чтобы я сочинял стихи, дабы увековечить эпизоды его жизни, которые представляются ему достойными служить назиданием будущему. - Он недалёк, грубоват, малообразован?- спросил я. - Пожалуй,- сказал Транквилл. - Вульгарен, но тщится выглядеть человеком аристократичным. Лишён вкуса? - Да, но у него есть я,- возразил Транквилл.- А если и ты присоединишься к его свите, то у него и вовсе не будет повода жаловаться на какой бы то ни было недостаток, а тебе - на лишения. На другой день мы отправились к Крассу, которому Транквилл представил меня как своего друга. Я никак не мог взять в толк, зачем этому человеку мог понадобиться секретарь, работа же моя, по всей видимости, должна была сводиться к тому, чтобы писать изящные послания и отвечать на письма, заботясь о том, чтобы тот, чьим именем они подписаны, выглядел перед всем миром человеком в высшей степени достойным уважения. Своё прозвище Красс вполне оправдывал, в остальном же внешность его была весьма заурядна, чего никак нельзя было сказать о его супруге. Она сразу же привлекла моё внимание. Лицо её выдавало натуру страстную и, пожалуй, сильную и энергичную. Вскоре я распрощался с Крассом, как он ни настаивал, чтобы я остался. Трижды извинившись, я сослался на плохое здоровье. - Вы, и вправду, бледны,- сказала Милена (так звали его жену). - Не иначе, как от плохого сна,- сказал Красс.- Вот уж чего я не понимаю, так это манеры думать по ночам. Разве можно ждать от ночи здоровых мыслей, когда сам её воздух, говорят, ядовит? - Цезарь Калигула, хотя и не самый достойный человек, работал по ночам,заметил Транквилл. - Ну уж чем он работал, известно,- рассмеялся Красс. Я хотел было напомнить о Демосфене, но, боясь, что разговор затянется, а мне будет неловко прервать его вторично, поспешил уйти, чтобы остаться наедине со своими мыслями. - Уж не влюбился ли ты?- воскликнул я, войдя в комнату и закрыв за собой дверь.- Всё же, она очень, очень хороша. Однако она не проявила особого интереса ко мне. Или нет? Её тон был не лишён заботливости. Всё это ерунда какая-то! Мыслям такого рода я предавался до самого прихода Транквилла. - Да ты и впрямь нездоров!- сказал он, увидев меня.- Что это с тобой? - Занятно, что мужчины любят повторять, что все женщины одинаковы, однако при случае не упустят возможность переменить одну на другую. - Даже одна и та же вещь не бывает всегда одинаковой,- сказал Транквилл. - Что ты думаешь о Милене? - Ах вот оно что! Тебе она понравилась? В его голосе послышалась едва заметная напряжённость. - Тебе это кажется удивительным? Что ты скажешь о ней? - Ничего, кроме того, что её муж довольно ревнив,- ответил Транквилл.Что за нужда пить воду для умывания? - Если мне что-то нравится, то уж нравится, и я ничего с этим не могу поделать. Видя моё состояние, Транквилл попытался перевести корабль в более спокойные воды, но я был рассеян, и разговор плохо ладился. Я всё расспрашивал его о Милене, чем довёл его, наконец, до крайнего раздражения, так что вынудил его спасаться бегством. Раскаявшись, я выбежал на улицу с намерением разыскать его и извиниться, однако вскоре уже забыл, с какой целью покинул гостиницу, и принялся бродить по городу, совершенно погрузившись в себя. Я снова и снова вызывал в памяти образ Милены, мысленно примеряя ей парики и одежды. Так я ходил весь день, пока вдруг не услышал рядом с собой смех. Мимо меня прошла компания молодых людей. Должно быть, забывшись, я стал разговаривать сам с собой вслух, чем и вызвал у них это веселье. Я смутился и ускорил шаги. "Нет, так не годится",- подумал я.- "Надо что-то делать". Тем временем уже стемнело, и я с ужасом подумал о предстоящей мне ночной пытке. То, что только побаливает днём, ночью изводит болью, ведь ночь оставляет нас с болью наедине, делая её нестерпимой. Я решил действовать самым простым образом и направился к дому Красса. Поводом для визита будет моё желание извиниться за утреннее недомогание. Красса дома не оказалось, зато дома была Милена! Я надеялся, что, увидев её, успокоюсь, но вместо этого почувствовал, что совсем дурею. Безвольный и смущённый, я пробормотал что-то, и впрямь начав извиняться, и наконец, сбившись и запутавшись, замолчал. Должно быть, Милена сочла меня совершенным ребёнком или же идиотом, потому что в её голосе послышались сочувственные нотки. - Я вижу, что ты честный и благородный юноша,- сказала она. В ответ я начал изливаться в восторгах по поводу самой Милены. - Значит, я могу попросить тебя оказать мне маленькую услугу? Я изъявил готовность умереть за неё. - Вы ведь живёте со своим другом вместе?- спросила она. - Да,- сказал я, решительно не понимая, к чему она клонит. - Тогда... Не передашь ли ты ему кое-что? Не дождавшись, когда я протяну руку, она сама вложила в неё письмо. Оно выпало у меня из пальцев. Она улыбнулась, подобрала письмо и вновь отдала его мне. Простившись с Миленой, я поплёлся домой, от слабости едва передвигая ноги. Вдруг я увидел, что навстречу мне движется Красс; он важно возлежал на носилках, перед которыми шли с горящими факелами слуги. Я приветствовал его и попросил одолжить мне один факел. Едва схватив факел, я вскрыл письмо и стал читать. Прочитав, я поднял голову и увидел перед собой стену и свет огня, пляшущий на ней. Потом я стал смеяться, но заметил это не сразу, а уже почти дойдя до гостиницы, смех же тем временем перешёл в нечто непонятное, мне стало трудно дышать, я задыхался. Транквилл выбежал ко мне на улицу и подоспел как раз вовремя, чтобы схватить меня, потому что я не мог держаться на ногах. Он не сразу заметил письмо у меня в руке, когда же он захотел взять его, ему стоило больших усилий разжать мои пальцы, я же тем временем продолжал всхлипывать и хохотать. При помощи ещё двух человек меня перенесли в комнату и положили на кровать. Транквилл попытался влить мне в рот хотя бы немного вина, я фыркал, захлёбывался. Кто-то из постояльцев кричал, что не станет жить в одной гостинице с бесноватым и завтра же съедет отсюда, хозяин метался, не зная, что ему делать, а Транквилл не оставлял попыток заставить меня выпить вина. Потом я затих. Хозяин перевёл дух и отправился спать, любопытствующие разошлись, а Транквилл стал читать письмо. Я видел, как он внимательно посмотрел на меня, но во мне не было уже ничего, кроме пустоты. До самого утра он в смятении расхаживал по комнате, то усаживаясь, то снова вскакивая с места. Несколько раз он начинал что-то писать, но не заканчивал и продолжал метаться. Я смотрел на него; потом всё поплыло у меня перед глазами, и я провалился во тьму. Горячка продолжалась несколько дней, я бредил, метался в постели, порываясь бежать куда-то. Транквилл не отходил от меня и измучился до крайности. Однажды утром он уснул, и я убежал. Меня нашли без сознания примерно в миле от городской стены. Тогда Транквилл, более не доверяя себе, нанял сиделку; в довершение этого, хозяин потребовал увеличения платы за комнату, так что неприятность, приключившаяся со мной, навлекла на моего друга немалые расходы. Когда я пришёл в себя, я увидел Милену. Она сидела лицом к окну, и я видел её силуэт. Вокруг было пусто и тихо. Вероятно, я издал какой-нибудь звук, потому что она быстро повернулась ко мне и, даже не улыбнувшись, сразу же протянула мне письмо. Я долго держал его перед собой, уставившись на буквы; наконец, сделав над собой усилие, попытался сообразить, что это такое. Письмо было от Транквилла и адресовано мне. Я посмотрел на Милену. - Прочитай,- сказала она тихо. Я повиновался. Вот это письмо:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
