Рильке Райнер Мария
Записки Мальте Лауридса Бригге (сборник)
Райнер Мария Рильке
Записки Мальте Лауридса Бригге
Роман Новеллы
Стихотворения в прозе Письма
Перевод с немецкого
Содержание
H. Литвинец. Предисловие
Записки Мальте Лауридса Бригге. Перевод Е. Суриц
Победивший дракона. Перевод А. Карельского
Пьер Дюмон. Перевод Г. Ратгауза
Песнь о любви и смерти корнета Кристофа Рильке. Перевод Е. Суриц
Стихотворения в прозе. Перевод А. Солянова
Приложение.
Письмо к другу (A une amie). Перевод Марины Цветаевой
Из "Писем о Сезанне". Перевод Г. Ратгауза
Лу Андреас-Саломе. Перевод И. Рожанского
Предисловие
Не будет, пожалуй, преувеличением сказать, что имя замечательного австрийского поэта двадцатого века Райнера Марии Рильке (1875-1926) обрело в нашей стране совсем особое звучание. За два последних десятилетия вышло несколько его поэтических книг, имели место публикации в "тиражных" литературно-художественных журналах, молодое поколение переводчиков искало свои пути к его на первый взгляд непереводимой поэзии, стихи Рильке великолепно вписались в исполненную высокого трагизма и философичности Четырнадцатую симфонию Дмитрия Шостаковича, в недавно вышедшем томе прозы Бориса Пастернака читатель вновь встретил знакомое имя: юному Пастернаку довелось видеть Рильке в России, на пороге начинавшегося тогда бурного столетия... Да, Россия. Вот и произнеслось в первый раз это слово в статье об австрийском поэте. И нет, пожалуй, ни одного сколько-нибудь серьезного эссе, ни одного исследования творчества Рильке, где слово это не употреблялось бы хоть раз в ключевом контексте. Рильке побывал на рубеже веков в России дважды, и путешествия эти во многом определили дальнейшее развитие его таланта. "Россия... мне открыла ни с чем не сравнимый мир, мир неслыханных измерений, - писал Рильке в одном из писем 1926 года, благодаря свойству русских людей я почувствовал себя допущенным в человеческое братство... Россия стала, в известном смысле, основой моего жизненного восприятия и опыта..."
Быть может, именно в этой русской ноте, столь часто возникающей в творчестве австрийского поэта, таится особое очарование его поэзии для русского читателя? А может, в той исконно присущей и русской литературе тревоге и боли за человека, за мир его души, за мир окружающих его вещей, все более утрачивающих отблеск человеческого, за исчезающую гармонию человека и мира? Не будем гадать и задавать "наводящих" вопросов читателю. Раскрыв маленькую эту книжку рилькевской прозы, он сам сможет ответить на большинство из них, а быть может, задумается над иными, неожиданными. Ибо рилькевская проза, как и поэзия, многозначна, она предполагает разные уровни постижения, неоднократное прочтение, раздумье, но еще и переживание, co-переживание, словом, напряженную работу души. В коротком предисловии возможно лишь наметить направления, по которым должна идти эта работа. Писать прозу Рильке начал одновременно с поэзией. Еще на исходе девятнадцатого века в родной своей Праге, вступая в литературу и пробуя разные в ней пути, поэт набрасывает несколько новелл, отражающих наиболее важный его жизненный опыт на тот период - наиболее важный и сокровенный. В первую очередь это ранние рассказы, посвященные пяти годам пребывания в начальной военной школе в Санкт-Пёльтене. Хрупкий, мечтательный подросток так и не смог тогда смириться с господствовавшей там атмосферой муштры и опасного духовного равнодушия, годы учения в казарме остались навсегда в памяти как тяжелейшее время жизни. Поэт никогда не обращался к этому периоду в стихах: слишком враждебной поэзии была сама материя, жесткая система воспитания, нацеленная на то, чтоб отбить у юного мечтателя охоту к мечтательности, превратить его в блестящего офицера отживавшей свой век австро-венгерской монархии. В нашем сборнике представлена небольшая прозаическая зарисовка "Пьер Дюмон" (1894) - всего несколько страниц, но как пронзительно, как щемяще звучит в них первый трагический опыт бытия юного поэта!
Острым ощущением трагизма хрупкой человеческой жизни пронизана и "Песнь о любви и смерти корнета Кристофа Рильке", написанная в первом своем варианте осенью 1899 года за одну-единственную ночь. В 1904 году Рильке вновь вернулся к новелле и заново отредактировал ее, окончательный текст был опубликован в 1906 году.
Небольшая, но удивительно поэтичная новелла, повествующая об одном лишь эпизоде одной человеческой жизни на фоне бурного и насыщенного событиями XVII века, вбирает в себя все накопленное к тому времени Рильке-прозаиком, весь его жизненный и поэтический опыт. Вбирает - и выходит далеко за их пределы, поражая отточенно зрелым и блистательным владением словом и предвосхищая Рильке-прозаика уже совсем иного творческого периода, периода работы над романом "Записки Мальте Лауридса Бригге". Сконцентрировать в одном эпизоде всю человеческую жизнь на фоне большой Истории - конечно, Рильке не ставил перед собой подобной задачи. Это пришло незаметно, как бы случайно, словно озарение. А побудительные мотивы были куда проще и скромнее. Возникший еще в военной школе интерес к XVII веку, трудной, жестокой и кровавой поре, которую, однако, его родина преодолела, найдя в себе силы для последующего обновления и мужания, питался еще и сугубо личной приверженностью к теме: Рильке свято верил в семейную версию о древнем дворянском происхождении рода, о знатных некогда, хотя и не богатых предках, прошедших через горнило войн XVII века. Для поэта, всю жизнь отстаивавшего в своих произведениях безусловно демократические идеалы, подобная вера отнюдь не была тайной данью снобизму, она лишь давала возможность непосредственно соприкоснуться с историей, проследить ее движение от самых истоков, и не отвлеченно, но в живом потоке человеческих судеб.
Судьба корнета Кристофа Рильке - лишь маленькая веточка на большом древе рода, но и она органично вплетается в общее движение жизни и истории. Полная драматизма борьба народов юго-восточной Европы за освобождение от турецкого господства вовлекает в себя и его хрупкую жизнь, и вот он уже мчится вместе с другими по венгерским степям, вспоминая с тоскою оставленный дом и одновременно устремляясь всем сердцем навстречу новому, неведомому и жестокому миру. И так же стремительно, как несется навстречу предстоящему сражению конница генерала Иоганна Шпорка, реального исторического лица, упоминаемого в новелле, так же стремительно взрослеет и эта столь юная еще, почти детская душа. Широко раскрытые глаза восемнадцатилетнего человека вбирают в себя все: и тяготы военного быта, и страшную жестокость войны, особенно в приложении к отдельной человеческой жизни, и противостоящие этой жестокости поразительные проявления доброты и товарищества, и горечь расставания с только что обретенным другом, и зарождающееся новое чувство долга, и новое чувство ответственности. И вот уже откуда-то из глубин души поднимается совсем непривычное, щемяще-нежное отношение к тем, кто остался дома, и страстное желание повидать их на мгновение, хотя бы для того, чтобы попросить прощения за неправедные свои поступки и слова, а еще неведомое прежде мужество, заставляющее лихорадочно мчаться навстречу предстоящей битве.
По общему мнению исследователей, в новелле Рильке изображается один из реальных эпизодов борьбы с турками в середине XVII века - битва при Могерсдорфе в 1664 году. Новелла Рильке поражает еще и точностью исторического фона, складывающейся из отдельных, изящно и умело вплавляемых в поэтический контекст реалистических деталей.
Но что еще больше привлекало читателей разных возрастов в "Корнете", это живой и удивительно выписанный, цельный человеческий характер, обретающий в процессе своего становления героические и одновременно трагические черты. Отдых после долгого и изнурительного похода, наслаждение такими незамысловатыми благами, как вкусная еда и возможность вытянуться на чистой постели а потом стремительно нарастающий праздник и первое зарождающееся чувство, любовь, пройденная за одну-единственную ночь от начала и до конца, до смерти, героической и в то же время такой по-страшному обыденной, - как много судьбы вместила в себя эта последняя ночь корнета. судьбы, которой могло бы хватить на долгие годы! И как просто, как естественно разворачивает поэт перед читателем этот изначальный трагизм бытия, непредсказуемость и случайность жизни, могущей в любую, даже самую светлую свою минуту выйти на новый, горький и неожиданный, виток! Раскрывает, приемля вопреки всему жизнь как высший счастливый дар, достойный человека. Так протягивается ниточка от "Корнета" к позднейшим произведениям Рильке, к "Дуинским элегиям" и "Сонетам к Орфею" с их всесильным и всепобеждающим "Rьhmen" - прославлением жизни и утверждением непреходящей ценности ее.
