Пролог
Огонь… Огонь полыхал за спиной Егора — огромный, всепоглощающий, испепеляющий. Егор чувствовал спиной невыносимый жар разбушевавшейся стихии, поглотившей целые кварталы деревянных домов, деревянные же церквушки, княжеский терем — и истребившей все живое, попавшее в гигантскую пламенную ловушку… Ему стало трудно дышать от вида столь инфернальной картины — а первобытный ужас перед огнем буквально сковал тело.
Из состояния оцепенения Егора вывел близкий, непонятный шелест чего-то тяжелого, что пролетело совсем рядом с его головой — волосы на макушке обдало сжатым воздухом! Невольно проводив взглядом округлый снаряд, от которого явственно пахнуло чем-то смутно знакомым, он увидел, как тот врезался в землю за стеной — и растекся густой, пламенной лужей.
«Нефть» — как-то отстраненно подумалось Егору… Сейчас он с удивлением и потаенным страхом рассматривал широкую, обуглившуюся брешь над своей головой, зияющую в двухскатной кровле. А мгновение спустя во вторую, еще большую дыру — в стене, всего в метре от парня — влетела стрела, свистнувшая совсем рядом, заставив Егора испуганно отпрыгнуть в сторону!
Однако еще большей ужас он испытал, увидев нескольких мертвецов, побитых стрелами, у своих ног…
А после молодой человек вдруг услышал чей-то протяжный, полный звериной ярости и одновременно безнадежного отчаяния крик «Бей!!!». И что-то в душе его, какие-то потаенные ее струны отозвались на клич — Егор почувствовал вдруг внезапное смятение, буквально на пару секунд… А потом внутри его будто прорвало плотину! Сознание в одно мгновение заполонил целый вихрь эмоций и чувств: от отчаяния при виде погибающего в пламени города и беспомощного сострадания к несчастным, кто никак не мог остановить бушующей стихии, и чьи собственные дома стали огненными ловушками и, наконец, могилами… До бессильной ненависти к набранным из китайцев расчетам катапульт, приближенных к крепостной стене на двести метров, и с этого расстояния безнаказанно расстреливающих город…
А главное, древним боевым кличем Егору передался тот заряд ярости безымянного воина, что разгорелся в душе его с чудовищной силой пламени, в настоящий миг уничтожающего Пронск! Собственное бессилие и отчаяние было ему топливом; быть может, пожар в сердце молодого человека был бы и не столь долог. Но тут в поле зрения Егора попал человек… да нет, враг, чья голова показалась в проломе заборола крепостной стены.
Лестница с прибитыми к верхним ее перекладинам стальным крючьям, была приставлена как раз к бреши — просто до этого Егор ее не замечал. А сейчас он целую секунду смотрел в лицо светловолосого с рыжиной, вполне себе европейской внешности молодого голубоглазого мужчины, очевидно ровесника, в чьем взгляде читался откровенный страх.
«Половец» — вновь всплыло в сознании парня. Воин из вражеского рязанцам племени, едва ли не две сотни лет разорявшего южные рубежи княжества. Впрочем, в последние годы враг этот поумерил пыл — часть ханов приняли христианство и заключили союзы с князьями Руси, стали реже ходить в набеги… А еще — степняки никогда не прорывались так глубоко внутрь княжества, никогда не брали штурмом сильные крепости!
Но все изменилось с приходом с востока в степь неизвестных ранее монголов. Монголов, спаявших жестокой дисциплиной не только половцев, но и китайцев, хорезмийцев, мокшан, буртасов… Монголов, чья злая воля гнала все порабощенные, побежденные ими племена вперед, напролом под мечи, топоры и сабли своих новых врагов! И подчинившиеся «Ясе Чингисхана», они не могли бежать с поля боя, каким бы яростным не было сопротивление противника… Ведь если побежит один, казнят десяток, если побежит десяток — казнят сотню, монголы не боятся лить кровь покоренных! Потому у поднявшегося по лестнице половца, каким бы сильным не был его страх, какой бы сильной не была в душе его ненависть к новым хозяевам, не было выбора…
Точнее был, и очень простой выбор: убей или умри!
Все это за секунду промелькнуло в сознании Егора — словно неяркая, и тут же погасшая вспышка. Промелькнуло в тот миг, когда он шагнул вперед, с перехваченным от душащей ярости горлом, наконец-то получив возможность выплеснуть ненависть на пришедшего к Пронску врага! Вскинув правой рукой легкую, верткую саблю, описавшую короткий полукруг над головой, он обрушил ее тяжелейший удар на непокрытое чело половца!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Впрочем, тот успел закрыться легким, круглым щитом, остановившим рухнувшую сверху сталь. А в следующий миг уже сам с силой рубанул по ней собственным кривым клинком, сбив в сторону оружие противника! И одним рывком преодолел последние перекладины лестницы, нырнув в пролом в стене.
Егор отступил на шаг под напором половца, только сейчас осознав, что без собственного щита чувствует себя голым. На мгновение он поймал глазами взгляд степняка — и содрогнулся от животной ненависти и жажды убийства, что прочел в них! Где был страх, что он видел до того? И был ли там вообще страх — может, до того просто почудилось?!
Но миг смущения был краток, а ненависть к убийце и разорителю родной земли, оказалась гораздо сильнее малодушия. Отступив еще на шаг, при этом внимательно следя за степняком, он поймал миг, когда последний сам вскинул саблю для удара сверху — и тут же рубанул навстречу, шагнув вперед и одновременно присев. Лезвие его клинка распороло незащищенный живот половца ниже пупка, а удар вражеской сабли пришелся на спину, закрытую кольчугой… Не сдержавшись, Егор вскрикнул от боли — но крик смертельно раненого врага был гораздо громче!
Однако покуда единственный защитник пролома разбирался с первым своим противником, по лестнице уже поднялся второй — вооруженный копьем! На мгновение молодой воин — после убийства врага пришло четкое осознание, что он именно воин! — захолодел от страха: в руках опытного бойца копье есть смертельно опасное оружие. За счет своей длинны гораздо более опасное, чем сабля, меч или топор! Впрочем, внутри верхнего яруса крепостной гродни места не так много — но все же новый половец мог сделать один точный укол прежде, чем Егор сумел бы с ним сблизиться…
И враг ударил — стремительно и мощно, уколов в длинном выпаде! Но близость смерти подстегнула Егора: со всей возможной силой и скоростью он рубанул по древку нацеленного в его живот копья, отведя острие в сторону и одновременно скрутившись к степняку боком! Наточенная грань широкого, листовидного наконечника лишь вскользь задела кольчужные кольца — в то время как молодой воин уже ударил от себя навстречу, на обратном движении руки! И самым острием сабли вспорол горло половца…
Когда в бреши еще только показалось самое навершие остроконечного степного шлема — едва ли не в один в один близнец русского шелома! — Егор уже не думал о том, что нужно делать. Ни мгновения он не рефлексировал о двойном убийстве, совершенным до того — ведь он истреблял врага, пришедшего на родную землю, и делал это с абсолютной убежденностью в своей правоте и в своем праве! Вот и сейчас, подскочив к очередному ворогу, он лихо рубанул того прямо по шлему — только и успев увидеть, как закатываются глаза пришедшего на Русь с монголами незваного чужака, татарина, да как срывается тот с лестницы и летит вниз…
А потом что-то болезненно обожгло Егора в груди — и парень вдруг ощутил, как слабеют ноги, а тело становится невесомо-легким… Скосив глаза на источник необычного жжения, он с ужасом разглядел торчащее из-под ключицы древко стрелы — а потом понял, что почему-то находится в воздухе…
Последним, что увидел Егор, была стремительно приближающаяся земля у подошвы стены, усеянная телами убитых степняков…
Георгий проснулся с бешено колотящимся сердцем, весь в поту, лихорадочно дыша — будто только-только вынырнул из толщи воды, где уже начал задыхаться! Сон — хотя какой это сон, настоящая явь! — был столь подробен и красочен, что в первые мгновения выпускник пятого курса исторического факультета не мог прийти в себя и понять, где он находится, и что с ним вообще происходит… Подобные сны, точнее отдельные фрагменты увиденного этой ночью являлись ему и ранее. Но чтобы так полно, подробно и красочно, да чтобы передавались физические ощущения?! Нет, такое точно случилось впервые!
