Алексей Макеев
Убийца прячется во мне
Все имена, названия и события, изложенные в данном произведении, являются исключительно плодом авторского воображения и не имеют ни малейшего отношения к действительности. Любое совпадение персонажей или событий с реальными лицами или происшествиями возможно только случайно.
Вступление
Характер каждого человека независимо от происхождения, уровня образования и социального статуса — это причудливая смесь самых разных черт, стремлений и побуждений. Еще в древности умные люди выделили четыре основных темперамента, но сегодня мы понимаем — чистые сангвиники, холерики, меланхолики или флегматики встречаются довольно редко, чаще всего можно говорить только о том, что один из темпераментов превалирует над другими. Темперамент определяет характер человека, в котором при всей его сложности одна из черт тоже выражена ярче других. Это нормально, но когда она начинает заметно преобладать над остальными, это уже опасно, такая черта становится главной направляющей силой, подчиняет себе хозяина, а тут и до преступления недалеко.
Ведь что такое преступление? Это не просто нарушение закона. Как правило, человек идет на преступление тогда, когда какое-либо желание — страх разоблачения, страсть к женщине (или к мужчине, что встречается едва ли не чаще), стремление к богатству или жажда власти и славы — становится определяющим. Когда одна из черт характера, одно желание или стремление начинает руководить человеком, определять его поступки. И зачастую жажда славы оказывается посильнее прочих стимулов. Хуже всего, что человек, ставший рабом своих желаний, портит жизнь не только себе, но и другим.
Два случая, о которых я хочу рассказать, как раз из этого ряда. У кого-то может создаться впечатление, что эти преступления были раскрыты случайно, благодаря непредвиденному стечению обстоятельств. Это и так, и не совсем так. Вернее, совсем не так! На первый взгляд преступник вроде действительно разоблачен случайно. На самом же деле это закономерно, ибо случайностей не бывает. Если судьба подбрасывает сыщику знаки, это не случайно, это правильно. Преступник не должен оставаться безнаказанным, а если порой остается, то потому только, что не все умеют видеть и (главное!) правильно понимать знаки судьбы.
Глава первая
Преамбула
Дело о плагиате, или Какой прок в осколках бутылочного стекла
В те дни, когда мы с Иваном Макаровичем, завершив дело об убийстве адвоката, ожидали окончательных результатов расследования, подвернулось нам новое, очень интересное дело, о чем я вскользь упоминал в предыдущих записях. Конечно, интересным я его называю со своей точки зрения, кому-то другому оно таковым не покажется, ибо детективная составляющая выражена в нем слабо. Но для меня привлекательность дела определяется не перестрелками, драками и погонями, а возможностью проявить интеллектуальную мощь, психологически переиграть преступника. Вершина же сыщицкого мастерства — когда дело раскрывается, практически не выходя из кабинета, можно сказать, математически просчитывается.
Иван Макарович еще при нашем знакомстве упоминал, что не в его обычае начинать новое дело, пока старое не закрыто, но в данном случае, я имею в виду убийство Николая Петухова, мы сделали все от нас зависящее, преступника определили и подсказали следователю, как вывести его на чистую воду. Оставались рутинные следственные действия, от нас никак не зависящие, поэтому, хотя формально дело не было завершено, мы уже относились к нему как к закрытому, поэтому, когда Ивана Макаровича попросили помочь, он не отказал. Тем более попросил непосредственный начальник.
День поначалу никаких неожиданностей не предвещал. Новых расследований пока не планировалось, поэтому мы с профессором коротали время, лениво споря о перспективах окончания следствия по делу адвоката. То есть мы не сомневались, что преступники получат по заслугам, спорили только о сроках: я полагал, что милейший Роман Антонович справится за пару дней, а вот более опытный, и оттого более осторожный Иван Макарович отводил молодому следователю пять дней.
В тот момент, когда я, выслушав доводы старшего товарища, обдумывал ответные аргументы, дверь тихо отворилась, и в кабинет вдвинулась габаритная фигура директора агентства. И как-то странно он вошел, неуверенно, что ли. Я уже говорил, шеф — мужик внушительный, прямо-таки излучающий энергичный оптимизм, но сейчас он явно робел, причем настолько явно, что даже я заметил, хотя особо наблюдательным себя никогда не считал. Что уж о профессоре говорить? Он-то психолог отменный, сразу понял, что что-то не так. Видимо, лицезрение поникшего и растерянного шефа, всегда уверенного в себе, было для него в новинку.
— Шеф, что это с тобой? Беда какая приключилась?
Тот открыл было рот, затем нервно на меня оглянулся, прикидывая, не третий ли я лишний. Прикидывал долго, пару минут, не меньше, потом кивнул и уселся за стол. Я мысленно дух перевел, уходить мне, понятное дело, совсем не хотелось. Вероятнее всего, шеф уже не видел во мне странного чужака, а воспринимал как своего сотрудника. Да и как иначе, если даже гонорар мне выплатить велел, как полноценному детективу?
— Слушай, профессор, не сердись, я тут за тебя распорядился, кофейку попросил.
— Ты что, шеф, заболел? Какие извинения? Мы с Сергеем Юрьевичем тоже закажем.
— Ну и лады. Сейчас Анечка поднос принесет, я все и расскажу. Беда не беда, но свинство большое. Ты тоже, Юрич, к столу ближе придвигайся, чтобы мне на тебя все время не оглядываться.
Вот это уже признание, повод для гордости. Шеф, поначалу отнесшийся к моему появлению как к блажи старика-профессора, теперь, всего несколько дней спустя, допускает меня к обсуждению чего-то важного, скорее всего, касающегося его лично. Такое признание со стороны монументального шефа, фактически первое на поприще частного сыска (Иван Макарович не в счет, он — друг), согрело мое самолюбие едва ли не сильнее, чем гонорар, полученный когда-то давно за первую книгу.
И не надо считать шефа хамоватым опером оттого, что «тыкает», просто манера общения у него такая. И к нему все сотрудники на «ты» обращаются, разве что за исключением секретарши Анечки, которая, во-первых, довольно молода, а во-вторых, влюблена, по-моему, в своего начальника без памяти. Ну, влюблена она или нет, но дело свое знает. Я только успел стул к общему столу придвинуть, как она уже впорхнула в кабинет, споро расставила на столе чашки, ни капли не пролив, и удалилась, стрельнув в шефа глазами. Но он не заметил, уставившись в стол, обдумывал, с чего начать.
— Профессор, ты мою племянницу Татьяну помнишь?
— Конечно. Только не видел давно, она, пожалуй, с год назад последний раз сюда заходила, если не больше.
— Но ты же помнишь, что она у меня красавица и умница. А ее, уму непостижимо, в воровстве обвиняют.
— В чем?!
— В воровстве. И кого? Мою Танюшку?
— И что же она, позволь узнать, украла? И у кого?
— Не украла. Если точно, ее обвинили в плагиате. Якобы она чужую идею за свою выдала. Предложили уволиться по собственному желанию, мол, скандала они не хотят, чтобы сор из избы не выносить. Срок — неделя.
— Так это у нее на работе случилось? — уточнил я.
— Ну да. Танюшка ревет, совсем упала духом, а я даже не знаю, что теперь делать.
— Ничего. Увольняться.
— Как?
— Просто. По собственному, как предложили. Они не смогут доказать ее вину, но и она не докажет, что ничего не крала, да и противно это, доказывать, что ты не верблюд. В любом случае ей там больше не работать, так лучше уйти, но на своих условиях.
— Извини, Юрич, ты мужик неплохой, я тебя уважаю, но шел бы ты… Такие советы имеет право давать лишь тот, кто сам подобное испытал.
— Думаешь, не испытал? Зря так думаешь, иначе я бы не встревал.
— Че, правда? Никогда бы не поверил. Тебя что, тоже в воровстве обвиняли?
— В промышленном шпионаже.
— Да иди ты!..
— Представь себе. Когда-то давненько, в молодости, я работал в представительстве одной инофирмы. Ну, это я сейчас так говорю, с высоты своих пятидесяти лет, но было мне тогда уже хорошо за тридцать. И вот в один прекрасный день босс объявляет мне, что фирма более в моих услугах не нуждается. А подозревал он меня в том, что я сливаю коммерческую информацию конкурентам, ни больше ни меньше.
Так оно и было, но «крысятничал» другой человек, не я. Правда, все это выяснилось несколькими месяцами позднее, а тогда, в первый момент, шок я испытал сильнейший: впервые меня именно увольняли, да еще и по таким основаниям. Было обидно, не скрою, но, подумав, я решил уходить. Не говоря уже о том, что доказывать, что ты ни при чем, противно, но, даже если бы мне это удалось, работать там я уже не смог бы. Я и раньше-то начальника своего Тони не особенно уважал, а теперь он и вовсе вызывал отвращение, так что трудиться под его началом было бы весьма не комфортно. Поэтому я и решил уйти, но не так, как Тони хотелось, а на своих условиях.
