Сара Блэкли-Картрайт
КРАСНАЯ ШАПОЧКА
последняя глава
— Питер?
Валери отступила от него на шаг. Лицо Питера было в синяках и казалось багряным цветком; над глазом она увидела малиновую ссадину. Он потянулся к Валери, и та напряглась, во что-то вглядываясь… в его руку. Нет, в обе руки. Обтянутые перчатками.
Точно такие же перчатки носили воины отца Соломона.
Мигом ей вспомнилось, как она укрылась на освященной земле и как Волк, словно обжегшись, отдернул лапу от проема церковных ворот.
— Слава господу, ты жив! — Она притворилась, будто ничего не заподозрила.
Он помолчал несколько мгновений, переминаясь с ноги на ногу, затем посмотрел на Валери, и та заметила, как во мгле его глаз отражается блеск падающих снежинок.
Наконец девушка отважилась спросить:
— Где ты был?
И только теперь Питер заметил страх на ее лице — будто отсвет пламени, которое она пыталась в себе погасить.
— Меня заперли в той дурацкой штуковине… ну, в металлическом слоне, — объяснил Питер.
Судя по голосу молодого человека, Валери его обидела своей подозрительностью.
С его глаз — темно-карих глаз, так хорошо ей знакомых, — она перевела взгляд на жуткие синяки.
— Ты мне не веришь? — Питер шагнул вперед, желая убедить ее, что опасения напрасны.
— Не приближайся! — воскликнула она и удивилась силе собственного голоса.
Да и как не удивиться — она была изнурена до предела, вдобавок сердце замирало от страха.
Питер протянул руку, желая коснуться ее лица, но она резко нагнулась и запустила пальцы в сапожок. Выхватила нож, выпрямилась, отшатнулась.
Валери храбрилась, но какой же маленькой и жалкой казалась она себе в эту минуту!
— Не надо! — взмолилась она. — Ну пожалуйста!
Он не послушал.
А затем она с ужасом поняла, что совершила непоправимое. Увидела нож перед собой, увидела ярко-красную полосу на коже. Питера скрючило от боли. Не дожидаясь, когда он опомнится, Валери повернулась и пустилась бежать. Деревья с шишковатыми стволами, с кривыми голыми ветвями слились в одно сплошное пятно. Точно так же чувства девушки слились в одно бушующее море. Она даже не сознавала, что плачет на бегу, пока не сорвала дыхание. Пришлось остановиться. В висках барабанила кровь. Слезы падали в снег и просверливали дырочку за дырочкой, будто стремились добраться до земли.
Она медленно повернулась.
Ушел ли Питер, или он рядом, невидимый за пеленой снегопада?
Это неважно, решила она. Надо бежать дальше, и будь что будет.
И Валери повернула к дому бабушки, в темную чащу.
— Бабушка! — заколотила Валери в дверь. — Впусти меня!
— Отодвинь засов, милая, — услышала она из глубины угнездившегося на дереве дома.
Валери так и сделала. И вбежала внутрь, и захлопнула дверь, и заперлась — все одним движением. Поставила на пол корзинку, тяжело опустилась в хлипкое кресло-качалку, обвела взглядом такую привычную, такую родную комнату.
Это место всегда ей казалось волшебным. И окрестный лес — царство вольной природы — с его буйством жизни, с кипенью цветов, с дивной сладостью ароматов. И котел с каким-нибудь варевом, обязательно пыхтящий над очагом. А в дом войдешь, словно на картине окажешься запечатлен, такая там тишина. До чего же странно, что бабушкино обиталище совершенно не изменилось за все эти годы, как будто Валери вошла в бережно сохраняемый самим Господом крошечный мирок.
Комната освещалась только пламенем очага. Хозяйки было не видать.
Валери повернулась к спальне, позвала:
— Бабушка, ты где? Все ли у тебя хорошо?
Ответа не последовало, и Валери сочла необходимым объяснить:
— Мне кошмар приснился.
Она спохватилась, что это звучит глупо, но смущение мигом сменилось ужасом. Рядом промелькнул темный силуэт, и он направлялся в спальню!
Преодолев оцепенелость, Валери стронулась с места, шагнула к бабушкиной кровати. И еще шажок, и еще… Вот она уже достаточно близко, чтобы смотреть сквозь прозрачный шелк занавески. Валери наклонилась — и обмерла, увидев то, что в глубине души и ожидала увидеть.
Во мраке золотом блестели два глаза.
Волк!
Но тут вспыхнула спичка, от нее занялся фитилек свечи, и появился овал бабушкиного лица. Конечно же это не Волк! Ну откуда ему здесь взяться? Это всего лишь бабушка.
— Через минутку выйду, подожди.
Сквозь занавеску проглядывал женский силуэт. Бабушка протирала глаза, оправляла на себе ночную рубашку.
Валери мутило от слабости. Она оперлась о прикроватный столик, сосредоточилась, чтобы обуздать чувства. Другую руку приложила к голове в том месте, где стреляла боль.
— Я… — Девушка содрогнулась и напомнила себе, что надо держаться. — Я думаю, Волк ушел из наших мест.
Бабушка, казалось, не придала ее словам значения.
— Все хорошо, милочка, — отозвалась она голосом ровным, как озерная поверхность в погожее утро. — Здесь нам нечего бояться. У меня похлебка есть, горячая. Не забывай: хлеб да капуста…
— …Лихого не попустят, — шепотом договорила Валери.
Еле двигаясь, она наполнила миску супом и подложила хворосту в очаг.
Бабушка рассмеялась. Занавеска искажала черты ее лица, да и слова звучали иначе, и смеха такого Валери прежде не слышала. «Но это она, — твердила себе девушка. — Кто же, как не она?»
Но приглушенный бабушкин голос упрямо казался необычным — более низким, почти мужским.
— То-то и оно, деточка. Так что кушай спокойно и не бойся ничего.
Есть не хотелось ничуть, но и отказаться было бы невежливо. Вот же странно: раньше в присутствии бабушки подобной неловкости не возникало, Валери всегда держалась естественно и даже не задумывалась об этом. Едва она неохотно поднесла ложку к губам, что-то ткнулось ей в ногу.
От ужаса чуть не лопнуло сердце.
Это был всего лишь бабушкин черный кот. Валери нагнулась и почесала бархатистую шерстку между ушами. Но зверек пришел вовсе не за лаской — он облизывался, глядя на ее колени, где дымилась миска с похлебкой.
У Валери перед глазами закружилась комната.
— Похоже, мне нездоровится… — растерянно пролепетала она. И добавила, глядя в миску, на лавровый лист, под которым прятался кусочек жесткого мяса: — Что это?
Подняв затуманенные глаза, Валери увидела, что бабушка все еще в своем алькове. Занавеска и ночная рубашка делали ее фигуру бесформенной; не разглядеть и лица. Девушка смущенно отвернулась — невежливо смотреть на неодетую пожилую женщину. Но в следующий миг пришлось снова обратить взор на спаленку — зашуршала отодвигаемая занавеска.
