Александр Матлин
Последствия тяжёлого детства
Однажды ночью меня разбудил звонок телефона. Дрожащей от испуга рукой я схватил трубку и кое-как прохрипел:
— Слушаю.
— Фак ю! — сказал звонкий юношеский голос.
— Извините?
— Фак ю! — радостно повторил звонкий голос и засмеялся.
После этого он повесил трубку. Я попытался перевести дыхание, но не успел. Звонок повторился. На этот раз я посмотрел на табло идентификатора. Разумеется, звонок был с анонимного номера. Я сказал:
— Пожалуйста, прекратите безобразничать!
— Фак ю! — ответил знакомый голос и залился счастливым смехом.
На третий раз я не стал брать трубку. Телефон потрезвонил ещё с полчаса и успокоился.
Весь следующий день я чувствовал себя разбитым, но спать не ложился до поздней ночи, ожидая звонка. Действительно, около часу ночи телефон зазвонил, и весь сценарий предыдущей ночи повторился. Мой знакомый не отличался фантазией. Если я отвечал на звонок, он говорил “фак ю”, вешал трубку и звонил снова. Если я не брал трубку, он оставлял на моём автоответчике послание “фак ю” и звонил снова. В конце концов я выключил телефон и лёг спать.
Утром я позвонил в полицию.
— Я вас понимаю, — участливо сказал дежурный, выслушав мою жалобу. — Мы составим полицейский рапорт и пошлём его в вашу телефонную компанию. Тем временем вы должны сами позвонить в телефонную компанию и всё им объяснить. Они тоже составят рапорт и пришлют его нам.
— Понятно, — сказал я. — И после этого вы узнаете, кто мне звонил?
— Ну, это вряд ли, — сказал полицейский. — Телефон ведь анонимный.
— Тогда зачем составлять рапорты?
— Как это — зачем? — обиделся полицейский. — Мы обязаны реагировать на жалобы налогоплательщиков.
— А что мне делать?
— У вас есть несколько вариантов, — сказал полицейский. — Вы можете поменять номер телефона. Или переехать в другой штат. Луизиану я вам не советую: там очень жарко. Я сам оттуда. Ваша телефонная компания может вам подсказать другие варианты.
— Спасибо, — сказал я. — То, что вы советуете, — это, так сказать, пассивные методы защиты. Хулиган останется не пойманным.
— А зачем вам его ловить? — удивился полицейский.
— Ну, чтобы наказать. Или хотя бы припугнуть. Чтобы он больше не звонил не только мне, но и другим.
— Вы очень благородный человек, — сказал полицейский. Я сейчас же приступлю к составлению рапорта. Всего хорошего.
Не дожидаясь следующей ночи, я позвонил в телефонную компанию. Я долго выслушивал автоматические инструкции и нажимал кнопки, но, в конце концов, мне всё-таки ответила живая девушка по имени Мэген. Она сердечно поблагодарила меня за то, что я пользуюсь услугами их компании, и мы перешли к делу. Я в самых ярких тонах описал свой испуг от звонка среди ночи, учащенное сердцебиение и последовавшую за ним бессонницу.
— Давайте по порядку, — сказала Мэген. — В котором часу был первый звонок?
— В час пятнадцать
— Вы знаете номер телефона, с которого звонили?
— Нет. Это был анонимный номер.
— Кто звонил — мужчина или женщина?
— Молодой человек. Подросток.
— Он назвал свой год рождения?
— Нет.
— Тогда откуда вы знаете, что это подросток?
— По голосу.
— Он назвал своё имя?
— Нет.
— Что он сказал?
— Фак ю.
Наступила долгая пауза, после которой Мэген сказала слегка изменившимся голосом:
— Это вы мне говорите?
— Нет, нет, что вы! — заверил я. — Это он мне так сказал: фак ю.
Мэген снова помолчала. Потом она сказала, медленно подыскивая слова:
— Сэр, у нас в компании не полагается использовать бранные слова. Кроме того, наш разговор, как вы знаете, записывается. Поэтому вы должны точно отвечать на мои вопросы, но при этом не употреблять нецензурных слов. Понимаете?
— Понимаю, — сказал я.
— Прекрасно, — обрадовалась Мэген. — Тогда начнём снова. Что он сказал?
— Фак ю.
— Сэр, сказала Мэген, — я вам только что объяснила, что вы не должны употреблять нецензурные слова.
— Вы же просили меня точно отвечать на вопросы. Вот я и отвечаю. Этот паскудный подросток, именно так и сказал: фак ю.
— Сэр, сказала Мэген, с трудом продолжая сохранять вежливость, — вы опять употребили это слово. Наша компания не позволяет использовать бранный лексикон в служебных разговорах.
— А что же я должен говорить, если мерзавец сказал мне фак ю?
— Сэр, вам не обязательно повторять то, что он сказал. Вы можете это… ну… объяснить. Например, назвать это “слово из четырёх букв” или “слово, которое начинается на эф”. Понимаете? Кроме того, вы не должны давать характеристику своему абоненту, пока не будет установлена его личность. Вы не должны называть его “паскуда” или “мерзавец”.
— А кто же он по-вашему?
— Я не знаю, сэр.
— А я знаю. Сука он — вот он кто.
— Сэр…
— Хорошо, Мэген, — сказал я примирительно. — Я уже всё понял. Можете продолжать задавать вопросы.
— Спасибо, — сказала Мэген. — Итак, что вам сказал этот… не идентифицированный абонент?
— Этот не идентифицированный абонент, — заговорил я спёртым голосом второклассника, отвечающего урок, — сказал, чтобы я… нет, что он меня… нет, что он мне… будет делать слово из четырёх букв, которое начинается на эф.
— Ну вот, теперь всё в порядке, — сказала Мэген. — Я так и запишу. Я рада, что вы правильно формулируете свои ответы.
— Ничего не правильно! — разозлился я. — Я бы хотел, чтобы этот скот говорил “слово из четырёх букв, которое начинается на эф”. На самом деле он сказал “фак ю”.
— Сэр! — сказала Мэген, повышая голос, — я вас предупреждала! Я больше не намерена выслушивать ваши непристойности!
— Скажите, пожалуйста! — сказал я, всё сильнее распаляясь. — Тоже мне, цаца нашлась! Как будто “фак ю” никогда не слышала!
— Сэр, заткнитесь немедленно! — завизжала Мэген. — Ещё раз скажете “фак ю”, и я позвоню в полицию!
— Что?! — заорал я. — Это так ты разговариваешь с клиентом? Фак ю!
— Ах, так! Тогда — фак ю!
— Нет, фак ю!
— Нет, фак ю!
Она бросила трубку. Ещё несколько минут я продолжал пускать пары, потом начал медленно остывать и думать, что делать дальше. Делать было нечего.
Звонки от фак-юноши продолжались ещё несколько вечеров, а потом прекратились. Моя тихая жизнь вернулась в свою колею, и вскоре я окончательно забыл об этом отвратительном эпизоде.
Однако по прошествии месяца я получил письмо из полицейского отделения. “В ответ на вашу жалобу, — говорилось в письме, — сообщаем, что ваша телефонная компания установила личность звонившего вам абонента. Так как он несовершеннолетний, то мы не можем раскрыть его имя. Вы узнаете дальнейшие подробности от его адвоката”.
Вскоре после этого пришло письмо от местной юридической фирмы “Шапиро, Шапиро, Шапиро и Сын”. Вот что сообщалось в письме:
“Наша фирма представляет интересы мистера Н. Совралли и его пятнадцатилетнего сына, чьё имя мы не в праве разглашать. Из отчёта телефонной компании стало известно, что в разговоре с представителем этой компании вы характеризовали несовершеннолетнего сына мистера Совралли словами “паскудный”, “мерзавец”, “сука” и “скот”. Сын мистера Совралли находится в том возрасте, когда люди очень чувствительны к всякого рода характеристикам, особенно, если они могут быть истолкованы как обвинение. Кроме того, он с детства страдает депрессией, дислексией, эй-ди-ди, эй-эс-ди и пи-эм-эс. Ваши характеристики расстроили сына мистера Совралли и резко ухудшили состояние его здоровья. В результате ему потребуется новый курс лечения, включая временную госпитализацию. Учитывая вред, нанесенный здоровью сына мистера Совралли, а также стоимость лечения, мы намерены возбудить против вас гражданский иск на сумму 2,2 миллиона долларов. Однако, наша фирма полагает, что в наших обоюдных интересах не доводить дело до суда. Поэтому мы будем согласны принять от вас единовременную компенсацию в размере 150 тысяч долларов, при условии, что оплата будет произведена в течение недели. Вы можете заплатить чеком, кредитными карточками или наличными. Если у вас есть вопросы, можете звонить лично мне. Искренне ваш — М. Шапиро”.
Письмо звучало, как шантаж, но игнорировать его было бы неразумно. Я решил позвонить мистеру Шапиро.
— Шапиро, Шапиро, Шапиро и Сын. Чем я могу вам помочь? — ответил приятный голос хорошо тренированной секретарши.
— Можно попросить мистера Шапиро? — сказал я.
— Мне очень жаль, мистер Шапиро в отпуске, — с огорчением сказала секретарша.
— Тогда можно попросить мистера Шапиро?
— Мистер Шапиро ушёл на ланч, — ещё больше огорчилась секретарша.
