Прошу, люби меня
смс-роман
Жуан Люпен
Посвящается И. С. В.
© Жуан Люпен, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
«У меня заняло много времени, чтобы написать тебе ответ. Отчасти оттого, что навалилось много работы, но еще и потому, что это было очень жесткое время для меня. Я надеялся, что в тишине, без переписки с тобой, мне удастся совладать со своими чувствами. Но ничего не вышло, стало только хуже. Может быть, ты что-то посоветуешь?». – написал Дан 4 апреля.
Это был вольный перевод с английского его письма. Мне хотелось плакать. Я чувствовала после разлуки с ним то же самое.
1
Весна. Апрель. В Питере стало появляться солнце. Вчера мне исполнилось 26 лет. Ухнуло двадцать шесть, упало, как снег на голову. Знаешь, что никуда от этого не денешься, но, все равно, прибавление еще одного года к уже имеющимся обескураживает и напрягает. У моей подруги Лизки, приближение этой даты – в конце августа – вызывает почти истерику. «Я еще не готова стареть, – паникует она. – Я не буду отмечать свой ДР.» Наверное, я, с ее точки зрения – двадцатипятилетней девушки, почти старуха.
Что остается делать в таком возрасте? Читать письма и вспоминать прошлое))
«Перечитывая наши сообщения, которые я получил после твоего отъезда, я особо остро ощущаю наш разрыв. Скучаю по нашим разговорам, по тебе. Но, знаешь, я до сих пор злюсь из-за того, что ты не захотела принять мою помощь. Тогда, возможно, все было бы по-другому… Эти злые мысли не то, чтобы направлены против тебя, но они есть в моей голове, и мне нужно время, чтобы от них избавиться».
Пятого числа Дан так и не поздравил меня. Я ждала весь день его звонка или сообщения. Потом он сказал, что упустил из виду. Забыл… Мне кажется, тут была другая причина. Я думаю, он просто злился. Мне было горько. Почему мы так безжалостно мучили друг друга?
«Ну, е-мое, с днем рождении. Что ли, – написал Миша, – Желаю найти свое место и побольше детей. Дети – это же счастье))»
Год назад давление возраста, по моим воспоминаниям, было не таким ощутимым, потому что до двадцати пяти ты еще.. нет, не ребенок, конечно, но ты еще находишься в поре юности, что ли. А двадцать пять воспринимаются как первый перевал. Ты все еще молода, но уже не юна. Ты что-то уже должна дать на-гора: школа, институт, семья, ребенок. На тебя поглядывают выжидающе – чем из выше перечисленного ты уже обзавелась. Исчезает легкость, полет. Будто все вокруг – родные, друзья, знакомые – норовят схватить тебя за ноги и притянуть вниз – хватить порхать, ползай по Земле.
«Я думаю, что когда я снова в кого-то влюблюсь, моя злость поутихнет. А вообще, мне очень любопытно, что думает твой брат по поводу нашего разрыва. И твоя мама»
Неплохо было бы затормозить время на двадцати пяти и остаться в этой прекрасной поре еще лет на шестьдесят. До восьмидесяти пяти, предположим. Ты уже не так наивна и неуверенна в себе, как в шестнадцать, но все еще легка. Легка-а-а! И мудра. И уже неплохо ориентируешься в этой жизни! И красива! И так год за годом, год за годом. Прекрасные двадцать пять!
Хотя, по моим ощущениям, самый веселый год получился, когда мне было двадцать. Все, что сегодня я ценю и чему радуюсь, появилось примерно в то время. Я начала серьезно заниматься танцами. Я училась в институте, и мне уже было комфортно в его стенах, потому, что меня окружали хорошо знакомые, а некоторые – почти родные люди. Я стала что-то понимать в психологии, которую изучала. Светлана Николаевна, наш ведущий преподаватель, уже крепко держала нас в своих объятиях, учила, направляла, лепила. Это позже мы, ее ученики, поставили эту чрезмерную опеку ей в вину, обозвав попыткой манипулирования, авторитарностью и пр., но тогда еще все было прекрасно, и авторитеты оставались незыблемыми.
«С днем рождения, Анна Игоревна! Надеюсь, вы остались такой же жизнерадостной и хорошей, как года два или три уже назад. А, может, и четыре)). Желаю вам всего самого хорошего. Творческих успехов. Чтобы в жизни все складывалось так, как вы этого хотите. И чтобы вы никогда не грустили по пустякам. Пусть все у вас будет хорошо», – писала мне Полина, девочка из театральной студии, которым я ставила танец для спектакля. Пока все было с точностью до наоборот: все складывалось не так, как я хотела, и я грустила по всяким пустякам, увы :(
Летом я уехала в Испанию. Почти дикарем. Кроме оплаченного перелета до Барселоны и обратно и нескольких дней запланированного проживания в Бильбао у Ойера, нового интернет-знакомца, у меня не было ничего: ни отеля в Барселоне, ни билетов на автобус до Бильбао. Денег тоже было в обрез. Я экономила, буквально, каждый евро. Но это было классное трехнедельное приключение, полное впечатлений и неожиданных встреч. Я жила в баскской семье Ойера, в большом красивом доме, стоящем во фруктовом саду. Ойер обожал меня. По крайней мере, мне так казалось. Он так старался, чтобы мне было хорошо у него, что порой мне становилось совестно. Мы объездили с ним почти все северное побережье Испании. Здесь я впервые увидела океан, именно океан, не море. Я ощутила его мощь, энергию его волн, захлестывающих берег. Их плеск и гул выдают такие пространства и глубины – просто невозможно представить.
Я познакомилась с друзьями Ойера, его чудной восьмидесятилетней бабушкой, сестрой и родителями. Все были очень милы ко мне. С Ойером мы остались друзьями. До чего-то большего дело не дошло, может быть, потому, что за неделю до этого, в Барселоне, я встретила одного человека, который до сих пор вспоминается, как сон. Он стал моим первым испанским впечатлением в ту поездку и невольно оказал влияние на все последующие отношения.
Мне было тогда двадцать лет.
Может быть, это свойство круглых дат – быть запоминающимися, не всегда со знаком плюс, но и не безликими, что канут в омут лет без следа.
Я хорошо помню свои десять и пятнадцать лет.
В десять наша семья переехала в другую страну, и вся моя жизнь перевернулась с ног на голову. Дома остались друзья и подруги, привычная жизнь и понятные взаимоотношения. На новом месте – стычки с аборигенами, проблемы с общением, новые друзья. И свобода! Какая там была свобода! Носиться на велосипеде по Ариэлю, загорать до черноты возле городского бассейна, нырять и плавать хоть целый день.
В пятнадцать лет жизнь моя была сложна и совсем не лучезарна. Я была усталой, нервной анорексичкой с кучей комплексов, без друзей, в новой школе и без малейшего представления о собственном будущем. Сейчас я понимаю, что та школа была замечательной, и что меня окружали классные ребята, и что из этого можно было выудить для себя гораздо больше, чем я решилась или смогла.
В двадцать два я окончила институт, а значит, этот год прибавил мне одну вещицу, саму по себе бесполезную, если бы за этим не стояли пять лет усердной, и не очень, учебы, новые знакомства и новый социальный статус. Я была теперь дипломированным специалистом – психологом-консультантом, но без опыта работы. А значит, имела то, что никому не было нужно. Вся наша группа была в том же положении. Никто не знал, куда податься. Работать? Учиться дальше? Все равно, что стоять на оживленном перекрестке и крутить головой во все стороны, стараясь вписаться в его сложное, но имеющее свои законы, движение. Хорошо, что в то время у меня уже сформировалась устойчивая любовь к хореографии, и была группа девочек, у которых я вела ирландские танцы. Хоть что-то незыблемое. Эти небольшие островки стабильности порой спасают.
В январе того года мы съездили в Париж. Мы бродили до ломоты в спине по улицам этого прекрасного чудовища, отдыхали на деревянных скамьях готических соборов, вечерами там же слушали орган. Мы засыпали и просыпались под колокольный звон собора святой Екатерины, к стене которого был прилеплен наш шестиэтажный дом, и в нем – малюсенькая комнатка, в которой мы жили. Она же спальня, кухня, столовая, душ и уборная. Все – на девяти квадратных метрах. Зато с небольшим садиком, сооруженном в каменном мешке на уровне второго этажа. В этот садик можно было попасть только через окна нескольких квартир, в том числе, и нашей.
В двадцать три я сделала важный самостоятельный шаг в ирландских танцах, которыми занималась уже несколько лет, и которые стали с некоторых пор очень значимы для меня – присоединилась к школе Кэтрин, тренера по ирландским танцам из Голландии, и ушла от нашего питерского преподавателя. В двадцать три я вообще много ездила – в основном, в Голландию. Сначала путешествовала, потом – училась в школе Кэтрин. Она очень хорошо принимала меня. Я занималась с ее учениками, чемпионами Европы. Это было очень круто!
Через год Кэтрин приехала к нам, в Петербург, на мастер-классы и учила уже моих девочек. Это было большое достижение. Настоящий звездный тренер занимался с моими ученицами. И она хвалила их!
