Маламуд Бернард
Рассказы
Бернард Маламуд
Рассказы
ВОТ ОН КЛЮЧ!
Погожим деньком на исходе римской осени Карл Шнейдер, итальянист, выпускник Колумбийского университета, вышел из конторы агента по торговле недвижимостью после удручающего утра, - убитого на поиски квартиры, и двинулся по виа Венето. Рим, этот город, вечно поражающий воображение, поразил его до крайности неприятно. В первый раз после своей женитьбы он тяготился одиночеством, вожделел проходящих мимо прелестных итальянок, особенно тех, у кого, судя по виду, водились деньги. Надо быть последним дураком, думал он, чтобы приехать сюда не при деньгах.
Прошлой весной ему отказали в фулбрайтовской стипендии {По закону Фулбрайта (принят Конгрессом США в 1946 году), названному в честь его автора, политического деятеля Джеймса Уильяма Фулбрайта (1905 г. р.), из средств, вырученных от продажи излишков американских товаров за границей, выделяются стипендии как для американцев, занимающихся научными изысканиями за границей, так и иностранцев, занимающихся научными изысканиями в США. (Здесь и далее - прим. перев.).}, и он места себе не находил, пока не решил несмотря ни на что поехать в Рим и написать диссертацию о Risorgimento {Возрождение (итал.) - период подъема национально-освободительного движения в Италии (1830-1870).} по первоисточникам, ну и заодно вдоволь налюбоваться Италией. С этим планом у него долгие годы связывались самые счастливые ожидания. Норма считала, что сорваться с места с двумя детьми, притом что старшему нет и шести, и у них отложено всего-навсего три тысячи шестьсот долларов, в основном заработанных ею, - чистое безумие, но Карл доказывал, что порой необходимо резко изменить жизнь, иначе тебе крышка. Ему двадцать восемь - годы немалые, ей - тридцать, когда же и ехать, если не сейчас? Он не сомневался, что при его знании языка они недурно устроятся, и вдобавок очень быстро. Норма не разделяла его уверенности. Их споры так ничем бы и не кончились, но тут Нормина вдовая мать предложила оплатить им проезд; и только тогда Норма, хоть и не без опаски, дала согласие.
- Мы же читали, какая в Риме дороговизна. Откуда мы знаем, можно ли там прожить на такие деньги?
- Иной раз приходится идти на риск, - сказал Карл.
- Смотря на какой риск - при двух-то детях, - парировала Норма; но все же решилась рискнуть, и шестнадцатого октября, уже по окончании сезона, они отплыли в Италию, а двадцать шестого приплыли в Неаполь, откуда не мешкая поехали прямо в Рим в надежде быстро найти квартиру и тем самым сэкономить деньги, хотя Норме очень хотелось увидеть Капри, а Карлу хоть немного пожить в Помпее.
В Риме, хотя Карл легко ориентировался и объяснялся, приступив к поискам недорогой меблированной квартиры, они натолкнулись на серьезные препятствия. Они рассчитывали снять квартиру с двумя спальнями - и тогда Карл будет работать в их спальне - или с одной спальней и большой комнатой для прислуги - тогда там будут спать дети. Они обошли весь город, но ни одной приличной квартиры по их деньгам - за пятьдесят - пятьдесят пять тысяч лир в месяц, то есть в пределах девяноста долларов, найти не удалось. Карл раскопал несколько квартирок по сходной цене, но лишь в ужасающих кварталах Трастевере; во всех других районах у квартир неизменно обнаруживались какие-нибудь роковые изъяны: где не было отопления, где самой необходимой мебели, а где и водопровода или канализации.
В довершение неприятностей на вторую неделю их жизни в унылом пансиончике у детей началось тяжелое желудочное расстройство; в одну ночь они не скоро ее забудут - Майка, их младшего, пришлось раз десять носить в уборную, а у Кристины температура подскочила до сорока, после чего Норма, которой как молоко, так и чистоплотность обслуги пансиона не внушали доверия, сказала, что в гостинице им будет лучше. Когда у Кристины спала температура, они по совету одного знакомого фулбрайтовского стипендиата переехали в "Sora Cecilia" {Сестра Цецилия (итал.).}, второразрядную albergo {гостиницу (итал.).}. Гостиница занимала пятиэтажный дом, нарезанный на множество узких с высоченными потолками номеров, смахивающих на денники. Уборных при номерах не имелось, зато цены были приемлемые. Других достоинств у гостиницы не водилось, если не считать ее местоположения неподалеку от пьяцца Навона, очаровательной площади XVII века, застроенной восхитительно живописными особняками густо-красного цвета. На площади били разом три фонтана, и Карл с Нормой любовались игрой их струй и скульптурными группами, но дни шли, а они как были, так и оставались бесприютными и, понуро выгуливая детей вокруг фонтанов, вскоре перестали воспринимать их красоту.
Поначалу Карл избегал агентов по продаже недвижимости: не хотел тратиться на комиссионные - как-никак целых пять процентов годовой платы; когда же, пав духом, он стал наведываться в их конторы, ему отвечали, что он опоздал - в эту пору за такие деньги ничего не снимешь.
- Что бы вам в июле приехать, - сказал один агент.
- Но я приехал сейчас.
Агент развел руками:
- Я верю в чудеса, но творить их дано не всякому. Имеет смысл заплатить семьдесят пять тысяч и жить с комфортом, как все американцы.
- Мне это не по карману, а если за отопление платить особо, то и подавно.
- В таком случае вы всю зиму проторчите в гостинице.
- Очень тронут вашим участием. - Карл ушел из агентства, сильно ожесточась душой.
И тем не менее время от времени агенты звонили ему - звали посмотреть очередное "чудо". Один показал ему недурную квартирку, выходящую окнами на регулярный сад какого-то князя. За нее просили шестьдесят тысяч, и Карл снял бы ее, если бы жилец из соседней квартиры не предупредил его - Карл вернулся, так как агент не внушил ему доверия, - что квартира обогревается электричеством, а значит, придется выложить еще двадцать тысяч в месяц сверх шестидесяти. Другое "чудо" - однокомнатную студию на виа Маргутта за сорок тысяч - предложил ему брат агента. Иногда Норме позванивала агентша и нахваливала чудесные квартиры в Париоли: восемь дивных комнат, три спальни, две ванных, кухня не отличить от американской, холодильник, гараж - для американской семьи ничего лучше не сыскать, двести тысяч в месяц.
- Ради бога, хватит, - сказала Норма.
- Я свихнусь, - сказал Карл.
Он не находил себе места - время бежит, почти месяц прошел, а он еще не садился за работу. Приуныла и Норма - ей приходилось стирать детские вещички в раковине нетопленого, захламленного номера. Мало того, за прошлую неделю им предъявили в гостинице счет аж на двадцать тысяч, плюс две тысячи в день у них уходило на еду, хотя ели они кое-как, а для детей Норма готовила сама на специально купленной для этого плитке.
- Карл, что, если мне пойти работать?
- Хватит с меня твоих работ, - ответил он. - Ты же тогда ничего не увидишь.
- А что я так вижу? Я нигде, кроме Колизея, и не была. Тут она и предложила снять квартиру без мебели, а мебель построить.
- Где я возьму инструмент? - сказал Карл. - Ну посуди сама, во что нам обойдется дерево в стране, где дешевле настилать мраморные полы? И кто, интересно, будет заниматься наукой, пока я буду плотничать и столярничать?
- Хорошо, - сказала она. - Замнем для ясности.
- А что, если снять квартиру за семьдесят пять тысяч, но уехать через пять-шесть месяцев? - спросил Карл.
- А ты успеешь закончить диссертацию за полгода?
- Нет.
- Мне казалось, мы приехали сюда в первую очередь для того, чтобы ты закончил диссертацию.
И Норма прокляла день и час, когда услышала об Италии.
- Довольно, - сказал Карл.
Он совсем потерял голову, клял себя - приехал, не подумав, чем это обернется для Нормы и ребятишек. Не понимал, почему все складывается так неудачно. А когда не клял себя, клял итальянцев. Бесчувственные, скользкие, человек попал в такой переплет, а им хоть бы хны. Он не может найти с ними общего языка, хоть и знает их язык. Не может заставить их объясниться начистоту, пробудить в них сострадание к его затруднениям. Чувствовал, как рушатся его планы, его надежды, и опасался, если квартира вскоре не найдется, разочароваться в Италии.
У Порта Пинчано, на трамвайной остановке, кто-то тронул его за плечо. Посреди тротуара, на самом солнцепеке, прижимая к груди потрепанный портфель, стоял лохматый итальянец. Волосы торчком. Кроткие, не грустные, но с явными следами грусти глаза. Чистая белая рубашка, жеваный галстук, черный пиджак, сбежавшийся складками на спине. Джинсы и узконосые дырчатые, тщательно начищенные туфли - явно летние.
- Прошу извинения, - сказал он, робко улыбаясь. - Я Васко Бевилаква. Вам желательна квартира?
- Как вы догадались? - спросил Карл.
- Я следовал вас, - ответил итальянец, выразительно махнув рукой, когда вы ходили от agenda {агентство (итал.).}. Я сам agenda. Я люблю помогать американскому народу. Он замечательный.
- Вы квартирный агент?